Чтение 19–й страницы книги ~Форпост~

"Прочь отсюда, Овчаж, прочь отсюда, не мешай нам..."

Но ведь Овчаж - всего только батрак, подневольный человек. Он и боится
лесного шума, и с радостью уступил бы дорогу гигантам, но не смеет уйти,
пока не погрузит дрова. Теперь он уже не отдыхает, не трет озябших рук, а
торопливо накладывает дрова, чтобы скорей бежать из лесу, от бурной зимней
ночи.

Между тем небо совсем заволокло тучами, лес окутывает мгла, начинает
накрапывать дождик; мелкие, как маковое зернышко, капли сразу же замерзают.
В несколько минут зипун Мацека, рядно, в которое он завернул сиротку, и
конские гривы покрываются тонкой, потрескивающей коркой льда. Поленья тоже
обледеневают и выскальзывают из рук; снег на земле становится гладким, как
стекло, так что нельзя устоять на ногах. Мацек бросает в сани последние
дрова и со страхом поглядывает на заходящее солнце. Опасное дело - ночью
возвращаться с таким грузом в гололедицу.

Он поспешно укладывает сиротку в нагруженные сани и, перекрестившись,
стегает лошадей. Многое на свете страшит Мацека, но больше всего он боится,
чтоб на обледенелой дороге не опрокинулись сани и не придавили его, как
прошлый год, когда на него наехала телега.

- Нно-о!.. Нно-о! - понукает Мацек лошадей.

Наконец они выехали из лесу, но дорога становится все хуже. Сани
поминутно скатываются в канавку и, наверное, не раз бы уже опрокинулись,
если б не подпирал их, дрожа от страха и холода, Мацек. Стоит подвернуться
его перешибленной ноге, и тогда конец и ему и ребенку: их придавят дрова, а
остальное довершит мороз.

Неподалеку от большака дорога стала до того скользкой, что лошади не
могли идти дальше. Умолк скрип саней, Овчаж устал покрикивать "нно-о",
кругом залегла тишина. Такая тишина, что слышался гневный шум леса вдалеке,
свист ветра в щелях между бревнами и приглушенные всхлипывания ребенка.
Вокруг становилось все темней и темней...

- Нно-о!.. - крикнул Мацек.

Лошади тронулись и поскользнулись на месте.

- Нно-о!.. - надрывался батрак, подталкивая сани.

Через несколько шагов лошади опять стали.

- Под твою защиту прибегаем, святая богородица... - шептал Мацек.

Он достал из саней топор и принялся бороздить перед лошадьми гладкую,
словно полированную, дорогу.

После получасовой работы, вконец измучившись, Овчаж добрался до
большака. С этого места дорога шла круто вверх, на высокий холм, почти
неприступный в темноте, тем более в гололедицу.

Мацек взял на руки всхлипывающую сиротку, уселся на передок саней и,
закутывая ребенка, стал думать: явится ли Слимак к ним на выручку или
заляжет спать в теплой хате, бросив их на произвол судьбы?..

- Может, и придет, лошадей пожалеет. Ты не бойся, не плачь, - шептал он
сиротке. - Господь бог милостив, он все видит и не даст нам погибнуть. Не
плачь, слезами горю не поможешь.

Вдруг сквозь вой бури ему послышался перезвон колокольчиков.
Динь-динь!.. День-делень... - заливались они на все голоса, как во время
крестного хода. В первую минуту Овчаж подумал, что ему померещилось, но
колокольчики, ни на минуту не смолкая, звенели все громче, все ближе, как
летом рой комаров над топью.

- Что же это? - прошептал мужик и вскочил на ноги.

Вдали, между холмов, поросших можжевельником, на снегу показался
красный огонек - сначала один, потом второй, третий, четвертый... Огни то
скрывались в оврагах, то снова загорались где-то в вышине, словно в небе, то
опять исчезали под неумолчный, все более и более громкий звон бесчисленных
бубенцов. И всякий раз, появляясь вновь, огоньки становились ярче, так что,
наконец, при их свете можно было различить великое множество огромных черных
предметов, бегущих к Овчажу.

Одновременно до ушей батрака донесся гомон человеческих голосов,
конский топот и хлопание бичей.

- Э-эх!..

- Осторожно, тут холм!..

- Гони ко всем чертям!..

- Эй, вы! Не сходите с ума!..

- Остановите сани... Я высаживаюсь!..

- Вали вперед!..

- Господи Иисусе!

- Музыку не растеряли?

- Успеем еще растерять!..

- Ха-ха-ха!

Теперь Овчаж разглядел, что на него мчится вереница саней, больших и
маленьких, запряженных парой или четверкой лошадей, в сопровождении верховых
с факелами. Среди ночи в морозной мгле их пламя производило необычайное
впечатление, как и вся процессия. Озаренная багровым светом, она, казалось,
въезжает под огненную арку, на мгновение вынырнув из бездны, для того чтобы
опять в ней исчезнуть.

А сани с криками, с пением, со свистом и хлопанием бичей все неслись во
весь дух по извилистой, круто поворачивающей дороге. Вдруг весь кортеж
остановился, едва не налетев на Овчажа.

- Эй! Что там?

- Стой!.. Какие-то сани загородили дорогу.

- Кто это?

- Мужик с дровами.

- Сворачивай, собачий сын!..

- Не свернет: лошади не вытянут...

- Столкнуть его в ров!

- Постойте!.. Лучше перенесем его!

- Браво! Перенесем мужика!.. Высаживайтесь, господа!

И не успел Овчаж опомниться, как его окружила блестящая толпа в масках,
перьях, богатых нарядах, с саблями, метлами и гитарами в руках. Одни
подхватили сани с дровами, другие его самого, втащили на вершину
неприступного холма, свезли вниз и поставили в таком месте, откуда он мог
добраться домой без большого труда.

- Господи помилуй! - шептал пораженный Мацек, вглядываясь в этих
чудаков, среди которых узнал нескольких помещиков из окрестных имений.

- Видать, едут на гулянье к нашему пану, - прибавил он, подумав. - Вот
уж удальцы так удальцы, добрые господа!.. Не взбрело бы им в голову, так бы
я тут и простоял до утра.

Между тем с холма кричали:

- Дамы боятся ехать под гору...

- Пусть высаживаются, мы доведем их пешком.

И ряженые гурьбой снова побежали в гору.

- Не проедут тут сани...

- Почему не проедут? - закричал чей-то юношеский голос. - Антоний,
трогай!..

- Не слажу с лошадьми, ваша милость...

- Так пошел с козел, дурак! Я сам буду править, если ты боишься...

Через минуту громко зазвенели колокольчики, и с вершины холма, как
вихрь, пронеслись мимо Овчажа сани, запряженные парой лошадей. Батрак только
перекрестился.

С вершины холма снова закричали:

- Анджей! Трогай!..

- Стойте, граф!..

- Не рискуйте, пан...

- Пошел!..

Вторые сани пролетели, как буря.

- Браво!..

- Молодцы!..

- Трогай, Яцентий!..

На этот раз с горы понеслось, едва не сцепившись полозьями, сразу двое
саней. В каждых сидели кучер и барин.

Бешеная гонка так избороздила скользкую дорогу, что остальные сани, уже
без седоков, могли, не подвергаясь опасности, подняться и съехать, что и
было сделано с надлежащей осторожностью.

- Да ну же, скорей! - кричали сверху.

- Пусть каждый подаст руку даме...

- Полонез!.. Дайте полонез!

- Музыка, вперед!..

Люди с факелами встали вдоль дороги, музыканты настроили инструменты,
пары приготовились. Полилась скорбная мелодия полонеза Огинского, и из
толпы, стоявшей вверху, пара за парой двинулись танцоры, словно разноцветная
нить, тянувшаяся из невидимого в темноте клубка.

Овчаж снял шапку, стал за дровнями и высвободил из-под тулупа голову
ребенка.

- Смотри, - сказал он, - вглядись хорошенько: такой красоты в другой
раз за всю жизнь не увидишь. Вот так процессия - только держись!.. Одни паны
да пани, а сколько ж их высыпало, будто овцы на лугу...

В нескольких шагах от Мацека стоял лакей с факелом, так что он отлично
мог разглядеть каждую пару нескончаемого шествия и потихоньку объяснял
сиротке:

- Видишь этого, с медным котелком на голове, вон на груди у него бляхи
- латы зовутся. Это важный рыцарь!.. В былые времена такие полмира
завоевали, да нынче уж нету их...

Первая пара проскользнула мимо Овчажа и скрылась за холмом.

- А теперь присмотрись к этому, с седой бородой и с султаном на шапке.
Это важный пан и сенатор... В былые времена такие полмиром владели, да нынче
уж нету их...

Вторая пара растаяла во мраке.

- Этот, с воротником, - толковал ребенку мужик, - духовное лицо. В
былые времена такие знали все, что есть на небе и на земле, а после смерти