было пусто и темно, только из окна ложился слабый синеватый отсвет зимнего
неба.
шагнул и остановился, выжидая, прислушиваясь. Волосы ее щекотали его губы.
Кожа у него горела, колени подгибались; он смотрел на ее слабо освещенное
лицо, и от запаха ее волос и кожи у него мутилось в голове. Он стоял так с
минуту, потом прошептал, дрожа от возбуждения и страха:
медленно, останавливаясь на каждом шагу. В коридоре было пусто и темно; с
трудом он наполовину довел, наполовину дотащил ее до лестницы. Снова им
овладела ненависть, он начал трясти ее:
пробормотала что-то, качнулась и опять затихла. Его руки ощущали мягкие
изгибы ее тела, он стоял неподвижно, глядя на нее, охваченный каким-то
чувственным ликованием. Ах ты, сучка! - думал он. Ее лицо касалось его
лица. Он повернул ее спиной и начал взбираться по лестнице, ступенька за
ступенькой, подталкивая ее вперед. Где-то что-то скрипнуло, и он
остановился. Он напряженно вглядывался в темноту. Но никого не было видно.
Когда он добрался наверх, она окончательно обмякла и только бормотала
что-то бессвязное. Черт! Теперь ее не сдвинешь с места, придется нести. Он
поднял ее на рука и понес по коридору, потом, остановился. Которая ее
дверь? Фу, черт!
невозможно; если он выпустит ее, она упадет на пол и будет лежать так всю
ночь. Он стал трясти ее, повторяя так громко, как только смел:
пустыми глазами.
остановился. А вдруг это вовсе не ее комната? Вдруг она настолько пьяна,
что не разбирает? Вдруг он попадет в спальню к мистеру и миссис Долтон? А
что, в конце концов, ну, уволят его. Он же не виноват, что она так
напилась. Им овладел какой-то странный подъем, будто он находился на сцене
перед толпой зрителей. Он осторожно высвободил одну руку и повернул ручку
двери. Он подождал, ничего не случилось. Он толкнул дверь; в комнате было
темно и тихо. Он пошарил по стене у двери, но не нашел выключателя. Он
постоял, придерживая ее одной рукой, не зная, что делать. Потом его глаза
привыкли к темноте. Смутный отсвет зимнего неба, проникавший в окно, помог
ему различить в углу очертания белой кровати. Он снова поднял ее, внес в
комнату и бесшумно закрыл дверь.
кукла. Он опять обхватил ее руками, вслушиваясь в темноту. От запаха ее
волос и кожи у него шли круги перед глазами. Она была меньше, чем его
Бесси, и гораздо мягче. Она уткнулась лицом в его плечо, он сжал ее
крепче. Ее голова медленно повернулась, и он замер не шевелясь, ожидая,
когда ее лицо окажется рядом с его лицом. Но голова откинулась назад,
медленно, нежно; она как будто уступала. Ее губы, чуть влажные,
полуоткрылись, и в смутном синеватом свете он видел, как поблескивают ее
белые зубы. Глаза у нее были закрыты. Он всматривался в ее лицо,
обрамленное вьющимися черными волосами. Широко расставив пальцы, он
подвинул выше руку на которой лежала ее спина, и лицо ее поднялось, и губы
коснулись его губ, как во сне, виденном когда-то. Он поставил ее на ноги,
и она качнулась и приникла к нему.
уходить, но он медлил, наклонившись над ней, вглядываясь в ее лицо в
полутьме, не в силах отнять руки от ее груди. Она повернулась и
пробормотала что-то во сне. Он крепче прижал пальцами ее грудь, еще раз
поцеловал ее, почувствовал, что она тянется к нему. Все перестало
существовать для него, кроме ее тела; губы его дрожали. Вдруг он замер на
месте. Позади скрипнула дверь.
падаешь с большой высоты. В дверях, безмолвное, призрачное, стояло белое
пятно. Оно заполнило его глаза, проникло в его тело. Это была миссис
Долтон. Ему захотелось оттолкнуть ее и опрометью броситься вон из комнаты.
страхе сжимая кулаки. Он знал, что миссис Долтон не может его увидеть; но
он знал, что, если Мэри отзовется, она подойдет к кровати и ощупью найдет
его. Он напряженно ждал, боясь пошевелиться, чтобы не уронить что-нибудь в
темноте и не выдать своего присутствия.
подушку.
услышит его, узнает, что в комнате, кроме Мэри, есть еще кто-то.
Панический ужас овладел им. Он зажал себе рот рукой и выгнул шею так,
чтобы, не поворачивая головы, видеть и Мэри, и миссис Долтон. Мэри
забормотала и снова попыталась подняться. Вне себя он схватил угол подушки
и втиснул ей в рот. Он должен заставить ее замолчать, иначе он пропал.
Миссис Долтон медленно подвигалась к нему, и в нем все напряглось и
натянулось до отказа, вот-вот лопнет. Ногти Мэри впивались ему в ладонь;
он схватил подушку и накрыл он все лицо. Ее тело выгнулось дугой; тогда он
навалился на подушку всей своей тяжестью, помня только одно: что она не
должна издать ни единого звука, который бы выдал его. Глаза его заполняло
белое пятно, наплывавшее на него из темноты. Снова тело Мэри задергалось
на кровати, и он прижал подушку крепче, сколько хватило сил. Долго еще он
чувствовал острую боль от ее ногтей, вонзившихся ему в мякоть руки. Белое
пятно стояло неподвижно.
пятном, медленно приближавшимся к нему. Его мышцы отвердели как сталь, и
он все давил и давил, чувствуя, как она поддается, медленно, понемногу и
беззвучно. Потом он вдруг перестал чувствовать боль в ладонях. Ее пальцы
разжались. Тело ее больше не дергалось и не выгибалось. Она лежала
спокойно.
и тогда в темной комнате пронесся над постелью долгий протяжный вздох,
вздох, который потом, когда он вспоминал его, казался ему последним и
невозвратимым.
стал делать движение в сторону от нее, не отрывая ног от пола, но скользя
бесшумно по густому, пышному ковру, до боли напрягая все тело. Миссис
Долтон уже стояла у кровати. Она протянула руки и дотронулась до Мэри.
колени у кровати. Биггер услышал шепот. Она молится, удивленно подумал он,
и эти слова отдались у него в ушах, как будто кто-то другой произнес их
вслух. Наконец миссис Долтон встала, он увидел ее лицо, как всегда
приподнятое кверху и чуть отклоненное набок. Он ждал, стиснув зубы, сжав
кулаки. Она медленно пошла к двери, он едва различал ее теперь впотьмах.
Дверь скрипнула, потом наступила тишина.
весь в поту. Он долго сидел скорчившись на ковре и слушал свое дыхание,
наполнявшее темноту. Постепенно острота его ощущений притупилась, и
сознание действительности вернулось к нему. У него было такое чувство,
словно им владело какое-то наваждение, которое теперь прошло. Он глубоко
зарыл пальцы в пушистую ткань ковра; все его тело сотрясалось от неистовых
ударов сердца. Нужно было уходить, и как можно скорее. Что, если б это
была не миссис, а мистер Долтон? Да и так он просто каким-то чудом спасся.
Как ему выбраться из комнаты? Он почти физически ощущал свою ненависть к
этому дому за все, что ему пришлось пережить с той минуты, как он сюда
пришел. Он протянул руку и нащупал стену позади: хорошо было почувствовать
за спиной что-то крепкое и прочное. Он посмотрел на кровать, белевшую в
темном углу, и вспомнил о Мэри, как вспоминаешь о человеке, которого очень
давно не видал. Она лежит там. Может быть, он сделал ей больно? Он подошел
к кровати и остановился, она лежала щекой на подушке. Его рука потянулась
было к ней, но повисла в воздухе. Он прищурил глаза и всмотрелся в ее
лицо, оно было темнее, чем когда он уложил ее на эту кровать. Рот был
открыт, глаза выкатились и остекленели. Грудь, грудь, ее грудь - она не
поднималась! Он не слышал больше мерного дыхания, нарушавшего прежде
тишину комнаты. Он нагнулся и повернул рукой ее голову; она скатилась
обратно. Он отдернул руку. Все его мысли и чувства вдруг отказали; он
пытался сказать себе что-то, но не мог. Потом он судорожно глотнул воздух,
и тяжелые, неповоротливые слова сложились и прозвучали у него в ушах: _она
умерла_...
занял огромный город белых людей, раскинувшийся за окном. Она умерла, и
это он убил ее. Он - убийца, черный убийца, негр-убийца. Он убил белую
женщину. Он должен скорей уйти отсюда. Миссис Долтон заходила в комнату,