Чтение 19–й страницы книги ~Тайна "Нереиды"~

- Да я тоже знаю, кто я таков. А кто ты - знаешь? - и летун фамильярно подмигнул Веру.

- Я способен к перерождению - вот ответ, который достаточно точен.

- Но недостаточно исчерпывающ. Это лишь одно из твоих свойств. Одно из многих. Ты не знаешь своей силы. А ты очень силен. Почти всемогущ. Но в этом "почти" вся закавыка. И твоя слабость. Ибо в одно мгновение ты можешь утратить все.

И летун в золотом шлеме неожиданно взмыл вверх, уходя в недосягаемую вышину и оставляя в воздухе светящийся след, похожий на тот, что оставляли в воздухе гении. Но Вер разговаривал не с гением. Он говорил с богом.

Утром, когда поезд прибыл в Рим, Юний Вер заглянул в окошко Элиева купе и сквозь щель в занавесках разглядел молодых супругов, мирно спящих в обнимку на ложе. Вер решил, что стихи в этой идиллии сыграли не последнюю роль, и решил, что при случае сам попробует написать поэму, но отложил исполнение решения до более простых и понятных времен. Он вернулся в поезд и расположился на своем месте, будто так и дремал всю дорогу. И когда появился Элий в обнимку с Летицией, он вдруг сделался счастлив, будто сам влюбился по уши и нашел взаимность. Он не знал, чьими чувствами наполнилась его душа - Летиции или Элия. Но склонен был считать, что чувствами Летти: потому что вряд ли Элий даже после такой ночи мог испытывать что-то похожее на вкус сахарного печенья.

И Веру почудилось: если он проникнет в тайну такого чувства, как любовь, он разгадает все тайны разом.

Люди говорили, что, вернувшись в Рим, Юний Вер впал в безумие. Его охватила ненасытная похоть. Он опустошил свой счет в банке Пизона и кинулся в Су-буру. Было раннее утро, почти все лупанарии закрыты. Но он отыскал один, где его приняли, взял в комнату сразу двух красоток, не выползал от них три часа, а расплатившись, отправился сразу к новой. Так он путешествовал по лупанариям дней пять, пока слух о нем не распространился по всей Субуре.

В занюханный лупанарии стали неожиданно заглядывать весьма приличные матроны и совсем юные девицы с густо накрашенными личиками. Посетительница, сунув пару крупных банкнот хозяйке и переодевшись в отдельной каморке, в полупрозрачном наряде отправлялась сменить предыдущую партнершу Вера. Это был пир плоти, пир, на котором не наступало насыщения.

Спустя несколько дней Вер снял дом, и переехал туда вместе с восемью красотками. Девушки одна за другой менялись на его ложе. Пир продолжался. Яства убывали, но не насыщали. Вер находил свое положение поначалу забавным, потом начал им тяготиться. Он успел изучить всех восьмерых шалуний. Но изучив, не нашел в них того, что искал. А они ссорились меж собой и жаждали новых утех и щедрых подарков. Их чувства и плотские запахи были возбуждающе тяжелы, порой невыносимы. Ни разу за все дни и ночи Веру не захотелось оставить землю и взлететь в небо.

В утро после визита Элия Вер внезапно почувствовал не только насыщение, но и пресыщение, еще не зная, нашел он то, что искал, или потратил время зря. Он рассчитал красоток, наградив сверх таксы не скупясь, и выпроводил прелестниц за дверь.

А потом он летал над Римом несколько часов подряд и с каждым виражом находил город все прекраснее. Он облетел форум с его бесчисленными колоннами и памятниками знаменитым римлянам. Он приветствовал основателя Ромула на Священной дороге и крикнул "Здравствуй!" бронзовому Горацию Коклиту, легендарному герою, который сражался за свободу Рима, а не ради потехи. Вер помахал рукой как другу Марку Аврелию, что ехал неспешно на коне навсегда среди народа Великого Рима, один в толпе, но не над ней, любитель праведной жизни, все подчинявший долгу, даже свои чувства и чувства других. При жизни его не сочли достойным форума, но много лет спустя перенесли сюда, потеснив прочих. Арка Септимия Севера поражала своей мощью, но это была мощь солдата, а Веру не хотелось преклоняться перед ней. Вер облетел храм Юпитера с горящей золотом черепицей на крыше и полюбовался несущейся в небо квадригой, но опять же эта мощь не вдохновила его и не заставила восхититься. И огромные статуи Капитолия - Юпитер, Аполлон и Геркулес - не заставили его трепетать. Того, что он искал, не было в Риме. Не было даже в построенном в подражание прежней роскоши Квиринальском научном центре. Минерва, держащая в руках стеклянную земную сферу, была прекрасна, но не было в ее красоте всезнающей, охватывающей весь мир мудрости. Это была красота земной женщины.

Меркурий приоткрыл дверь и просунул голову, пытаясь определить, спит Юпитер или бодрствует. Едва дверь скрипнула, как старик приподнял голову и уставился на шалопутного сынка тяжелым взглядом.

- Чего тебе? - спросил он не особенно любезно.

- Плохое настроение? - поинтересовался Меркурий. - Давненько ты не превращался в быка и не отправлялся на приключения.

- Что-то не хочется, - буркнул Юпитер.

- Да неужто? Вот не поверю.

- Красавиц полно и в этом дворце.

- Может быть и так. Да не все богини здесь. Юпитер нахмурился.

- Что хочешь этим сказать?

- Ничего особенного. Лишь то, что одна очень милая Нереида когда-то пленила сердце повелителя богов и людей.

- Да мало ли их было, - фыркнул Юпитер. - К примеру, Фетида <Фетида - одна из Нереид, мать Ахилла.>. Меня вовремя предупредили, и я выдал ее замуж за простого смертного.

- Ну да, - поддакнул Меркурий. - В прежние времена ты бывал осторожен. Но потом...

- Что случилось? - Юпитер сел на ложе и натянул на плечи пестрый персидский халат.

Халат притащил с земли сам Меркурий после очередного путешествия. И теперь Юпитер повсюду разгуливал в этом халате, какой-то по-домашнему уютный, подобревший, погрузневший и нестрашный.

- Помнишь ли одну милую богиньку, что обитала в Свевском море и незадолго до начала Третьей Северной войны тебя совершенно очаровала?

- Миленькая была девочка, - причмокнул Юпитер.- Как же... мне ее не забыть.

- Так вот, прежде она жила в колодце в заточении. Ты сам ее туда посадил и дал для охраны стражей. А она убежала, повстречалась с тобой, у нее родился сыночек.

- Да, я припоминаю, было какое-то предсказание... - Юпитер потер лоб.- Но яабыл - какое. Как всегда, очередная мерзость. Так ты говоришь, у нее родился сын? Что-то не слышал, чтобы у богов в последнее время рождались дети.

- Да, молодые боги - большая редкость. Большинство молодится да рядится в новые одежды.

Юпитер нахмурился. Дыхание сделалось хриплым. Волнуется старик. Как бы не жахнул сейчас по земле своим перуном и не спалил бы кого ненароком. Но Юпитер не стал никого жечь. Он лишь глотнул нектара из золотого бокала (людская работа, опять же Меркурий после очередной своей командировки приволок).

- Логос? - только и спросил Юпитер.

- Он самый, - отвечал Меркурий. - И что самое удивительное - он облучился Z-лучами и прошел метаморфозу.

- То есть он не Логос теперь.

- Я думаю, что как раз Логос... Но... не тот, которого все ждали. А каков он - этого тебе не скажет никто. Так что будем делать?

Юпитер задумался. И думал долго. Ничего не сказал. Повалился на ложе и захрапел.

Макций Проб ожидал Элия в его таблине. Сенатор нервничал, постоянно поглядывая на хронометр. Времени оставалось слишком мало. Он уже трижды звонил на радио, просил сохранить время в сетке вещания и обещал, что к условленному часу Цезарь появится.

- Неужели он не знает, что судьба Рима зависит от него! - бормотал Проб.

Наконец Элий пришел. Сенатор кинулся к нему и буквально поволок вон из дома.

- В чем дело? - Цезарь был изумлен подобным обращением.

- Ты должен выступить на радио и попросить своих бывших избирателей не голосовать за Бенита.

- Сиятельный, я не могу этого сделать. Я - Цезарь. И по конституции не имею права влиять на выборы.

- Не надо выступать прямо. Достаточно нескольких намеков, удачной шутки, верной цитаты, и Бенит потеряет сразу несколько тысяч голосов. Для его поражения этого будет вполне достаточно. Не мне тебя учить, как это делается.

- Я не имею права нарушать конституцию, сиятельный.

Макций Проб пришел в ярость. Старик затрясся, губы его побелели.

- А Бенита ты имеешь право пустить к власти?! Да или нет?! Немедленно едем на радио. Империя и так на грани хаоса. Мы потеряли гениев и дар исполнения желаний. Что еще должен утратить Рим, чтобы ты перестал благодушничать?

Элий отрицательно покачал головой.

- Хаоса в самом деле достаточно. И я не хочу его усиливать.

- Цезарь, сегодня статуи богов покрылись кровавым потом. Или ты не слышал?

Радио твердит об этом весь день.

- Значит, боги предупредили римлян. Зачем же должен говорить я?

- Ты - идиот, Элий! Если Бенит окажется в сенате, это будет на твоей совести!

- Я не верю, что римляне так наивны.

- Римляне глупы. А ты - еще глупее. Желаю счастливой поездки в Месопотамию. И Макций Проб, дрожа от ярости, вышел.

Бенит улучил минутку и заглянул домой: перекусить и повидаться с дедом.

Крула он отыскал на кухне. Старик сидел за столом и отрезал от нежно-розового, отливающего перламутром окорока тонкие, как пергамент, ломтики.

- Ешь, - щедро предложил Крул. - Сенатор должен быть дородным. Это придает дополнительный вес его словам.

- Я еще не выиграл. Все решится завтра.

- Выиграешь.

- Меня волнует этот кровавый пот на статуях. Знаешь, что говорят...

- И ты говори. Говори, что Риму угрожают беды, но ты один - спаситель. А пот этот - наверняка вранье. Кто-то побрызгал красной краской на статуи. Мне ли не знать этих штучек. У меня тут возникла одна идейка... - Старик рыгнул. - Гении нынче бесхозны. Обиженные гении - это страшно. Кому-то надо их срочно прибрать к рукам. И по-моему, это должен быть ты. Я придумал кое-что. Пора бы осуществить.

- Дедуля, ты незаменим. Чего стоит твоя выдумка насчет бесплатного высшего образования!

- В молодости все хотят самого лучшего. Как можно быстрее. И задаром. Надо просто помнить, каким ты был в молодости, мой мальчик. Вот и вся отгадка. Теперь бездельники валом повалят в риторские школы. Будут курить травку, бегать по лупана-риям и воображать себя будущими светилами науки и юриспруденции. Половину выгонят. Вторая половина сумеет нахватать кое-каких знаний. Мечтая о легкой и быстрой карьере, они будут согласны на все. Через четыре года ты приберешь этих ребят к рукам.

- Не все же таковы, - со вздохом заметил Бенит. - Попадаются упрямцы.

- Не все, - согласился Крул. - Но проходимцев вполне достаточно, чтобы собрать из них свору верных псов.

- А где я возьму деньги на эти идиотские школы?

- Все там же, мой мальчик. В банке Пизона. Для риторских школ твоей трибы денег вполне хватит если ты не будешь слишком много проигрывать по ночам в алеаториуме <Алеаториум - игорный дом.>. А за четыре года ты с твоими способностями успеешь добраться до казны.

- Когда-нибудь я сделаю тебя первым консулом, - пообещал Бенит и отправил в рот здоровенный ломоть ветчины.

Глава 25

Игры лемуров

"По предварительным данным на выборах большинством в сорок два голоса победил Бенит Пизон".

"Акта диурна", 19-й день до Календ января <14 декабря.>

- Такая радость, Элий Цезарь! Теперь не надо просить деньги на учебу Понтия. Мы больше не будем твоими клиентами. Ну разве что явимся в Сатурналии благодарить за прежние милости, и ты пригласишь нас за стол возлечь рядом с собою, как это принято в праздник, когда все равны, нет ни господ, ни слуг. Всем весело, все рады...

Из этой болтовни Порции Элий ничего не понял. Он оторвался от бумаг и взглянул на секретаршу с недоумением. Женщина так и сияла. Интересно, что привело ее в восторг? Насколько помнил Элий, он не подписывал чеки на ее имя за последние пять дней.

- Сатурналии начнутся через три дня. Еще рано праздновать.

Она рассмеялась:

- Я же сказала: теперь мне не придется просить у тебя денег на учебу.

- Ты получила наследство? Поздравляю.

- Да нет же. Ты разве не слышал, Цезарь? Бенит победил на выборах. Элий нахмурился.

- Я знаю о победе Бенита, - сказал он сухо. - Но при чем здесь твой сын?

- Теперь обучение в риторской школе будет бесплатным. Здорово, да? Бенит обещал это и...

Она замолчала на полуслове, увидев, как исказилось лицо Элия.

- И ты голосовала за него, поверив его вранью?

- Это не вранье! Бенит все разъяснил. Римляне вполне могут учиться бесплатно во всех учебных заведениях. Даже в Академиях.

- Но я же плачу за обучение твоего сына!

- Думаешь, приятно чувствовать себя обязанным? И в школе все знают о твоем патронате... Или ты не помнишь, чем кончилась поездка Понтия к морю? Но теперь унижениям конец. Моему сыну открыта дорога в Афинскую академию. Не только сынкам и дочуркам банкиров и префектов делать карьеру. И мне больше не придется просить и...

- И потому такие, как ты, выбрали этого мерзавца! Порция замерла, пораженная. Не словами Цезаря, а тоном, брезгливым выражением лица. Он презирал ее и даже не пытался этого скрыть. Такого Элий никогда не позволял прежде.

- Как ты можешь так говорить, Цезарь?

- А как ты могла, служа мне, голосовать за Бенита?!

Она спешно схватила лист бумаги, написала несколько слов и протянула бумагу Элию. Чернила еще блестели, не высохнув. Порция просила ее уволить.

Она вся напряглась, ожидая ответа. Втайне надеялась, что Цезарь попросит остаться. Извинится... Но Элий не пожелал сделать шаг навстречу и поставил подпись в низу листа.

Элий чувствовал, что поступает глубоко несправедливо, но не мог превозмочь себя.

- Кажется, есть свободное место в императорской канцелярии. Я позвоню сейчас...

- Не надо! - Теперь она не желала примирения. - Мой сын будет учиться бесплатно, я легко найду работу. Спасибо, что помог в трудную минуту, Цезарь.

- Решение о бесплатной учебе еще не принято, - напомнил он.

- Ты уплатил за моего мальчика до конца учебного года. Бенит поможет в остальном.- И вышла из таблина с гордо поднятой головой.

Они проникли в клинику Нормы Галликан сквозь открытое окно на последнем этаже - четыре голубых призрака летели по просторному атрию, невидимые для людских глаз. Впрочем, в этот час в клинике никого не было. Лишь в одной комнате горел свет - это был таблин самой Нормы. Женщина сидела за столом, подперев голову левой рукой. Правая, вооруженная графитовым стилом, быстро выводила на бумаге математические значки. Легкое дуновение воздуха заставило Норму поднять голову. Но глаза ее не увидели призраков.

Норма посмотрела на хронометр, вздохнула и закрыла тетрадь с записями.

Поднялась. И вновь странное дуновение коснулось ее затылка.

Она резко обернулась.

- Кто здесь?

Ей никто не ответил.

- Отзовитесь, - потребовала она голосом обвинителя.

- Питье... - раздался пришедший ниоткуда голос. - Дай нам напиться. Мы осуждены скитаться вечно в этом мире, не находя покоя. Мы пленники. Освободи нас.

- Освободи, - взмолился другой голос.

- Кто вы? - Норма напрасно вглядывалась в полумрак таблина, пытаясь разглядеть говоривших.

- Лемуры. Мы не можем вновь воплотиться в человеческие тела. Для этого душа должна испить воды из Леты и измениться. Новому телу достанется новая душа. Но у тебя есть питье, действующее точно так же, как вода Леты. Изменяющее души питье. Благословенное питье. Волшебное питье.

- Питье... - повторил другой голос, как показалось Норме - женский.

Любой римлянин знает о лемурах хотя бы потому, что три дня в мае непременно совершает обряды во время Лемурий. Лемуров Норме Галликан всегда было жаль. Как жаль пленных, заключенных, изгнанников. Чем-то все они были ей сродни. Даже мерзавцу Триону она сочувствовала, даже изменнику Икелу хотела бы помочь. Икел тоже в плену - в плену своей гордости и своей ненависти. А что, если преступные духи, отведав радиоактивной жидкости, станут нежными и добрыми? Норма Галликан тут же поверила в возможность такой метаморфозы, как всегда верила в безграничность человеческого разума и человеческого благородства. Она сказала "да", и уже никто бы не сумел ее остановить.

Норма принесла из лаборатории толстостенный металлический цилиндр. Налила в серебряную чашу светящуюся жидкость.

- Благодарю... - долетел из ниоткуда голос. На мгновение Норме почудилось, что четыре голубоватых лица материализовались из воздуха и четыре рта жадно приникли к краям чаши, наполненной жидким изотопом.

- Я схожу с ума, - прошептала Норма. Ей вдруг сделалось беспричинно весело.

- Благодарю... - вновь долетел ниоткуда голос. - Наконец-то ты нас освободила. Мы этого никогда не забудем... мы отблагодарим тебя... непременно отблагодарим...

Трое напились и поднялись к потолку - их сияние сделалось ярче, отчетливее. Норма видела теперь даже лица и светящиеся амебоподобные тела. Но четвертый как приник к чаше, так и продолжал пить. Он пил и пил... и не мог насытиться.

- Марк, прекрати! - воскликнул один из призраков. - Нужен лишь один глоток, чтобы душа изменилась. А то...

- Превратишься в минотавра, - хихикнул женский голос.

Марк не отозвался. Он пил до тех пор, пока чаша не опустела.

- Не хотела бы я встретиться с ним после воплощения, - шепнула женщина-призрак, вылетая в окно.

Аристократ и Философ последовали за ней. А четвертый, бывший когда-то воином, завис под потолком. Контур его призрачного тела постоянно менялся, становясь то угольно-черным, то кроваво-красным. Лица у него вообще никакого не было - ни женского, ни мужского. Зато отросток, похожий на огромный фаллос, свисал посредине, и слышалось тяжелое хриплое дыхание.

- Уходи! - приказала Норма. - Уходи отсюда! Призрак не шевелился.

- Я скоро буду зачат, - долетел едва слышно голос. - Здесь, в подвале... ты знаешь об этом? Через несколько минут. Зачем уходить? Я ду.

В подвале ее клиники?! Норму Галликан возмутило это признание. Какая-нибудь лаборантка и сторож... Она спешно вышла из таблина. Лесенку в подвал освещала маленькая тусклая лампочка. Норма открыла ключом обитую железом дверь. Под низкими сводами гулко отдавалось эхо. Пустые свинцовые канистры, ящики от приборов, груда ветоши. Подвал был пуст. Норма слышала лишь собственное дыхание да биение собственного сердца. И вдруг - второе дыхание. Рядом. Сильный удар в спину опрокинул Норму на груду тряпья. Она попыталась встать - не смогла: чья-то неподъемная тяжесть вдавливала ее в грязное тряпье. Треск разрываемой туники прозвучал, как выстрел. Плотная аморфная масса обволакивала тело, не давая пошевельнуться...

Хриплый лающий смех прозвучал в ушах, вломился сквозь барабанные перепонки, резонируя внутри черепа. Норму подняло над полом и потащило вверх. Она ничего не видела - черная масса залепила глаза. Похожие на отростки пальцы ласкали грудь и бедра. При этом Норма висела в воздухе, а плотное "облако" окутывало все ее тело...

"Нет"! - хотелось завопить Норме, но что-то липкое, похожее на тесто заполнило рот.

Норма задохнулась от отвращения...

Наконец проклятая тварь отпустила ее. Норма шлепнулась на груду тряпья.

Глянула вверх - никого. Серый потолок с пятнами влаги нависал над нею. Абсолютная звенящая тишина воцарилась в подвале - ни наглого смеха, ни хриплого дыхания. Но Норму не оставляло чувство, что в последний момент, прежде чем исчезнуть, "облако" всосалось внутрь ее тела.

Несколько минут призраки кружили по двору.

- Куда же мы теперь? - спросила Красавица.

- Теперь мы расстанемся, - сказал Аристократ. - Каждый отыщет себе объект воплощения. В будущей жизни мы встретимся вновь.

- И тогда отомстим... - прошептала Красавица. Аристократ не ответил.

Дверь была низка, и Гюну пришлось пригнуться, чтобы войти. Когда же он выпрямился, то увидел маленькую комнатку, окно, забранное частой узорной решеткой. Облезшая роспись на стенах изображала интимные сцены. Прежде в этом доме располагался лупанарий. Народу в комнате было множество. Несколько человек сидели на стульях, составленных в круг, остальные стояли вдоль стен. Один стул пустовал. В высокий бронзовый канделябр было вставлено несколько свечей. Их дрожащий свет скользил по лицам. У стены, свернувшись клубком, лежали две огромные змеи. Одна была неподвижна, будто спала. Другая с любопытством вертела из стороны в сторону огромной головой.

Гюн вгляделся в сидящих и стоящих. Это сплошь были гении.

Лицо одного из гениев постоянно менялось - вместо человеческих черт вырастала то ли лисья, то ли волчья морда, и гений старательно мял щеки и нос, будто лепил маску из воска, возвращая себе человечье обличье. На коленях у молодой брюнетки лежал огромный рыжий кот и постоянно бормотал раздраженным человечьим голосом:

- Мне это все не нравится... мне это ужасно не нравится...

- Садись, - приказал Гюну хмурый старик в темном плаще с капюшоном. Лицо его было полностью скрыто.

Гюн подчинился.

- Чем ты сейчас занят? - спросил человек в темном, явно глава собрания.

- Ничем. Чем я могу заниматься, скажи на милость?! Пытаюсь устроиться.

Может, пойду в армию.

- Мы не должны служить людям! - пронзительно закричал гений в облике тощего лысого человека с острым носом и близко посаженными глазами. - Мы должны держаться друг друга! Людям было так хорошо под нашим руководством! Но они об этом забыли, ленивые жирные твари. Без нас они не смогут создавать новых шедевров, не смогут делать открытия в науке, они лишь будут повторять достигнутое и жиреть, жиреть, жиреть...

- А по-моему, мы не так уж и сильно от них отличаемся, - пожал плечами Гюн.

- Они примитивны, ничтожны, суетливы, жадны, глупы, - тощий задохнулся, не в силах скрыть омерзения при мысли о человеческом роде. - Гении не могут с ними смешиваться!

Гюн не успел ответить - вновь заговорил председатель собрания:

- Гюн, ты устроил заговор гениев и потерпел поражение. Именно по твоей милости мы очутились на земле.

Ну конечно! Обвинять легче всего. На их месте он бы предъявил все претензии к Гимпу. Гений Империи сначала предал своих собратьев, потом быстро сжился с человеческой оболочкой, посчитал людей своими и почти не грезил о прошлом, о небе, о власти.

- Хотите убить меня? - спросил Гюн равнодушно.