Чтение 19–й страницы книги ~Мертвое небо~

- Ты как? - спросил он.

- Все хорошо.

Голос девушки дрогнул, Данил вспомнил, какими хрупкими показались плечи Ними, когда он обнимал ее, и нежность к этой маленькой отважной девочке перехватила горло. Он хотел сказать ей, что восхищен, что самообладание ее потрясающе, а отвагой и терпением она не сравнится ни с кем. Но сказал только:

- Ты молодец! - и послал парда вперед, не дожидаясь ответа.

Не умел он показать женщине, как много она для него значит.

Но Ниминоа и эта краткая похвала согрела сердце.

Внезапно тоннель разделился. На три совершенно равновеликих прохода. Данил смочил ладонь о шерсть парда и попытался уловить дуновение ветра. Не уловил, зато Ниминоа успела разглядеть более верный знак.

- Данил, крест!

Точно, над одним из ходов углем был намалеван полустертый пятиконечный крест.

Новый коридор сначала забрал круто вверх, затем еще круче - вниз. Нардам приходилось приседать на задние лапы и выпускать когти, чтоб удержать равновесие. А когда пол выровнялся, потолок стал настолько низок, что Данилу пришлось спешиться, а Ниминоа - припасть к холке парда. Еще полмили. А потом - новое разветвление. И никаких значков. По счастью, в одном из тоннелей Данил заметил высохший комок хрума. Следующий отрезок преодолели за полчаса... и оказались в пещере, размерами не уступающей той, где погиб Камнепас. С тринадцатью выходами.

- Всё, - решительно произнес Данил. - Привал.

Развели костер (осталось еще четыре вязанки хвороста), поели.

- Можешь поспать, - предложил Данил.

- Не хочу, - обхватив колени, Ниминоа смотрела на огонь. - Данил...

- Да?

- А что они сделают с нами, когда мы выберемся?

- Кто - они?

- Конгаи. - Отсветы огня пульсировали в рубинах сережек Ниминоа. - Мама говорила, конгаи ненавидят хуридитов. Я хуридитка, а ты... чужеземец.

- Я не чужеземец, а светлорожденный Империи, - напомнил Данил. - Законы Конга строги, но власть Тилода Зодчего тверда. Так же, как и дружба Конга и моей страны. Никто не осмелится свершить над нами насилие.

Дело обстояло не совсем так. Его - да, никто не посмеет тронуть, а вот в отношении уроженцев Хуриды правила другие. Ни один из них не имеет права ступить на землю Конга вне оговоренных для торговли мест. Наказание - смерть. Но уж если Данил сумел уберечь ее в проклятой Хуриде, то всяко сумеет защитить и в благословенном Конге.

- Отец шутил: нас, хуридитов, в Конге сначала убивают, а потом допрашивают.

- А тебе никто не говорил, что ты очень похожа на конгайку?

- Да, я похожа на маму, - согласилась Ниминоа. - Но и на отца тоже. И одета я по хуридски.

- Я - светлорожденный Империи, - еще раз повторил Данил.

- Но они могут не поверить...

- Поверят! - усмехнулся Данил. - При мне гербовый перстень Русов. Но главное доказательство - мое лицо.

Ниминоа внимательно посмотрела на него, брови ее приподнялись.

- Никаких знаков! - Данил засмеялся. - По матери я Асенар. А кровь Асенаров сильней любой другой. Любой, кто видел Эйрис, жену Тилода Зодчего, или ее сына Сантана-мага, тут же признает наше сходство. Без всяких верительных грамот. Хотя по наследному праву я не Асенар, а Рус.

- Какой он странный, большой Мир... - невпопад прошептала девушка.

- Ты всю жизнь прожила в Кариомере?

- Нет. Раньше мы жили в Морне. Потом переехали. Чтоб до меня не добрались монахи. Отец говорил: в большом городе легче спрятаться, но в маленьком - проще откупиться. Мой брат до сих пор живет в Морне.

- У тебя есть брат?

- Единокровный. Отец поддерживал с ним связь, но втайне. Чтоб брату легче было унаследовать дело, когда отец погибнет.

- Почему обязательно погибнет?

- В нашей семье уже много поколений мужчины не умирают своей смертью. Так говорил отец. Ты видишь - он прав.

- Не будем говорить об этом, - сказал Данил. - Тебе больно.

- Мне не станет больней от разговора, - возразила Ниминоа. - Я привыкла, что люди умирают. В Кариомере умирают чаще, чем рождаются. Говорят, из-за того, что Величайший любит хуридцев больше других народов и чаще призывает к себе.

- Вздор, - сказал Данил.

- Надеюсь. Боги моей мамы нравятся мне больше. Я хотела бы попасть к ним после смерти. Но по закону Хуриды монахи отправили бы меня к Величайшему. Как колдунью.

- В Мире много богов, - сказал Данил. - Есть достаточно омерзительные, вроде конгайского Равахша или урнгурского Хаора. Мой наставник слышал от фьёль, что это и не боги вовсе, а превзошедшие смерть и свою землю волшебники Махд-Шагош.

- Монахи говорят: нет богов, кроме Величайшего.

- Смелое утверждение, - усмехнулся Данил. - Мой наставник вряд ли согласился бы с ним, поскольку видел воочию самого Потрясателя Тверди. И не только его. Но не очень-то любит распространяться об этом. Он и выжил-то лишь благодаря Сантану-магу. Тому, кого конгаи называют Освободителем.

- Мама рассказывала о нем, - кивнула Ниминоа. - Говорят, он погиб.

- Говорят. - Данил охотно свернул с темы богов на более близкую ему по духу: - После свержения Великого Ангана Сантан уплыл на Красную Твердь. А через год в горах Хох разразилась магическая битва. Чудовищная. Целого куска хребта - как не бывало. Скалы текли, как вода. Я думал, мифы преувеличивают, когда читал подобное. Но потом я побывал там и сам видел последствия.

Один огромный оплавленный кратер. И серый пепел на мили вокруг. Говорят, там Сантан и погиб.

Жаль. Конг ему обязан свободой, а очень многие - жизнью. Потомки Асхенны могут им гордиться.

Он - нашей крови. Первый великий маг нашей крови.

- Ты говоришь так, словно магический дар - выше благородного происхождения, - осторожно проговорила Ниминоа. - Но отец говорил: светлорожденные ставят благородство крови превыше всего.

Она с волнением ждала ответа, и Данил не разочаровал ее.

- Глупости! Честь - выше. Благородство духа - выше. Благородный по крови обязан встать выше других. Высота рождения обязывает его.

Равное мужество, проявленное простолюдином и светлорожденным, для первого - честь, для второго - обычай. Мой наставник Нил Биоркит. В нем ни капли благородной крови. Да и человеческой только половина. А мой отец, светлейший, не раз говорил, что взирает на него снизу вверх.

- Правда, - Данил улыбнулся, - Нил выше его на полный локоть. И не только отец. Светлейший Орд, Наследник Асенаров, лично представлял его Императору и настоял, чтобы, вопреки церемониалу, мой наставник занял место выше его собственного. И Император согласился, хотя кое-кто из благородных и морщил нос. Особенно тайдуанцы. Но рта не открыли. У желтокожих ловко ткут шелк и интриги, но скрестить меч с Эрдом или Нилом - кишка тонка. Так что мы, аристократы Империи, ценим человека, а не подвиги его прадедушки. А магический дар, Ними, - не пустая игрушка. И сродни благородству крови. Кому даровано больше, с того больше спрос.

- Магический дар... - чуть слышно проговорила Ниминоа. - Моего магического дара не хватит, чтобы вывести нас отсюда. Я чувствую, что могла бы... Но не знаю как... Не умею.

- Иногда достаточно одного желания, - мягко произнес Данил.

- Желания? - Ниминоа чуть заметно улыбнулась. - Если желания достаточно, то...

Голубое сияние возникло в одном из коридоров. Данил вскочил, выхватив меч, загородил девушку, бросил быстрый взгляд на пардов. Животные и ухом не вели. Это успокаивало.

- Оставайся здесь, - бросил светлорожденный и двинулся навстречу таинственному свету.

Еще полчаса назад, до последнего разговора, Ними не осмелилась бы ослушаться. Но теперь проигнорировала приказ Данила. В самом деле, если с ним что-нибудь случится, много ли будет стоить жизнь хуридской девушки?

Данил осторожно вошел в коридор. Он слышал за спиной шаги Ниминоа, но не отправил ее назад. Коридор узок. Чтобы напасть на девушку, врагу придется перешагнуть через вагарский клинок.

Впереди - светлое пятно. Камень. Белый, как турский мрамор. Белый камень, вмурованный в черную стену коридора. Еще три шага, поворот - Данил поднял левую ладонь. Знак Ниминоа: остановись.

И еще шаг.

Голубой свет ударил в лицо. Но свет этот не нес опасности. Впереди, в овальном вырезе коридора, висел огромный дымчатый, потрясающе близкий шар луны.

* * *

Они остались в пещере. Спускаться ночью по незнакомому склону Данил счел слишком опасным. И еще: там, внизу, - люди. Много людей. Целая страна. А здесь только они двое.

Расстелив одеяла, они сидели рядом у угасающего костра. Только стук капель в одном из тоннелей да глубокий вздох спящего парда нарушали абсолютную тишину подземного мира. Данил чувствовал, как расслабилось нечто у него внутри. Словно ослабили тетиву лука. Тишина, покой, Ниминоа. От девушки пахло дымом и ею самой. Лучшего запаха Данил не знал.

- Данил, помнишь, ты пел утром? Про вьюгу? Ты сам придумал ту песню?

- Нет, - светлорожденный улыбнулся. - Это хольдская песня. Старая.

- Спой ее еще раз.

- Из меня неважный певец.

- Разве здесь есть другой? - шутка вышла не удачной.

Ниминоа прикусила губу. Другой уже никогда не споет.

- Есть, - сказал светлорожденный после паузы. - Ты.

- У нас в Хуриде не поют песен. Мама пела одну песню, мелодией похожую на твою, но я помню только кусочки...

- Шелковинку золотую

В волосы вплету.

И беду, твою беду я

Заплутаю, заколдую,

И с огнем в руке приду я,

На берег приду...

- Потом что-то про море Зур и еще помню:

Бог Судьбы, седой и старый,

Забери, что хочешь, даром,

Но отдай мне желтый парус,

Тот, который жду.

- Мама знала много песен, но в последние годы редко пела. Она была очень красивая, моя мама.

Данил придвинулся ближе, обнял ее, подбросил в огонь несколько веток. Некоторое время оба смотрели, как оживает пламя.

- Одинокий голос вьюги,

Тающий вдали.

Втайне друг навстречу другу

Мы с тобою шли.

Осторожно, неизбежно

Умеряя шаг.

Шли на голос

Пляски снежной,

Рот рукой зажав.

Данил пел так, как учил его когда-то певец-странник, три месяца проживший у них в доме, пришедший ниоткуда и ушедший в никуда. Пел, восполняя чувством недостаток голоса, словно бы выдыхая сердцем каждое слово.

А из тьмы, за нами следом

Сквозь сугробный наст -

Нами вскормленные беды,

Алчущие нас.

Но мела поземкой вьюга,

Все сильней, сильней,

Воздух скручивая туго,

Взмучивая снег,

Вихревым слепящим кругом

Свертывалась мгла.

Это друг навстречу другу

Злая северная вьюга

Нас с тобой вела.

Голова Ними склонилась на его плечо. Когда последние слова песни растворились в тишине, девушка уже спала. И теплое дыхание ее ласкало шею Данила. Светлорожденный откинулся немного, оперся спиной на седло. Спустя несколько минут он тоже задремал, но сон его был чуток, а слух бодрствовал. Впрочем, никто их не потревожил в эту последнюю из тихих ночей.

Глава десятая

"Люди", - пришла к Унгату мысль дракона.

Маг сел, сбросив на траву шерстяное одеяло.

"Где?"

Дракон привстал на коротких лапах, вытянул шею, расправил крылья.

"Скоро восход".

"Где люди? Сколько их?"

"Много миль. Двое".

Унгат торопливо запихнул одеяло в сумку, завязал шнурки куртки.

"Летим!"

Дракон широко растопырил крылья, выгнулся, шумно выдохнул.

"Я голоден", - напомнил он.

Это был упрек.

"Отнеси меня к ним, - попросил чародей. - Быстро. Это важно. А потом лети к морю. Тут близко. Море Зур. Ты легко найдешь добычу".

"Да".

Гладкое крыло упало к ногам Унгата, и он поспешно вскарабкался на спину дракона.

Гигант неуклюже запрыгал вниз по склону, ловя крыльями ветер. Спустя минуту он уже парил над зеленой шкурой горы.

"Вот они!"

Унгат нагнулся и увидел внизу, на вьющейся нитке тропы двух всадников.

"Спуститься?" - дракон знал: человек видит всего лишь две ползущие по склону точки.

"Позволь мне посмотреть твоими глазами".

"Да".

Ландшафт тут же переменился. Мир словно раздвинулся. Зеленое стало синим, синее - фиолетовым. Зато теперь чародей видел каждый куст на пологом языке склона. А часть тропы с всадниками как будто прыгнула навстречу. Унгат увидел их так отчетливо, словно был в двадцати шагах. Увидел и вскрикнул от радости. Он, его Рус!

"Спускаемся? "

Подумав, Унгат ответил: "Нет".

Искушение велико, но при свете дня куда больше вероятность попасть на глаза конгаям.

"Лети вдоль тропы на юг".

"Я голоден", - еще раз напомнил дракон.