Чтение 19–й страницы книги ~Чистовик~

Он ломанулся в заросли, на ходу расстегивая ремень. А я очумело уставился на гору.

Железный человек? Робот?

Я совершенно не ожидал встретить здесь что-то подобное! Функционалы не используют технику. Особенно такую… научно-фантастическую. Живые дома, порталы… даже какие-нибудь силовые поля – в это верю. В робота, в механического охранника – нет. Сказки, сплетни, страшилки…

– Однажды сам его видел. – Из кустов Андре возвращался повеселев. – Маленький был, ну не совсем чтоб, но дурной. С друзьями пошли в гору ягоды собирать. Ну… выше, чем положено, поднялись. Я малинник нашел, стою, обрываю, больше в рот, чем в корзину. И вдруг грохот, сквозь лес кто-то идет. Я на месте столбом стою. А тут сквозь деревья мелькает… Как человек, только выше. В два раза. – Он подумал. – Нет, не в два, раза в полтора. Я же все-таки пацан был, да и ростом никогда не отличался. Из железа, сверкает весь. И глаза стеклянные такие… – Он беспомощно повел руками. – Как у стрекозы, вот. Веришь?

– Верю, – тихо сказал я. – Если глаза как у стрекозы, то, наверное, верю. Фасеточное зрение, довольно разумно…

– Ты доктор, тебе видней, – кивнул Андре. – Спасибо, что не смеешься. Мне-то не особо поверили. То есть в железного человека верят, а что я видел – нет. Ремня всыпали, да и велели не ходить куда не следует. Я больше никого не знаю, кто б его видел. Те, кто сдуру на гору полез, наверное, видели перед смертью. А меня, я потом так подумал, потому не тронул, что я все-таки малец был. С мальца какой спрос… Башню вот – да, видят некоторые. Я как-то господину Дитришу сказал, что дурь это все. Он засмеялся, хоть и невесело. И сказал, что башня-то есть. Он сам ее видит, только показать никому не может.

– Вот это да, – только и вымолвил я.

Все-таки, похоже, я принял правильное решение. Выслушает меня Дитриш или нет, поверит или прогонит прочь – но он один из немногих здесь, кто действительно может поверить.

Поверить и помочь.

Мы всегда склонны недооценивать своих ровесников. Да, нам с ними комфортнее всего, мы слушаем одну музыку, читаем одни книги, работаем (хотя бы поначалу) на одинаковых должностях – в словосочетаниях «молодой инженер», «молодой врач» или «молодой сисадмин» существенно будет все-таки прилагательное. Но вот каких-то великих дел мы от них не ждем. Нам проще смириться с мудростью стариков, опытом зрелых людей или даже гениальностью ребенка. Но наш ровесник – ну как он может совершить что-то значительное, как может пользоваться уважением и любовью больше, чем мы? Это же Колька, Петька, Сережка. Мы с ним в детском саду дрались, в школе хулиганили, в студенчестве оттягивались. Я же его знаю как облупленного, он обалдуй обалдуем, хороший парень, но звезд с неба не хвата… Что? Хватает? Вот прямо так? Его научные статьи во всем мире публикуются, его в Гарвард зовут лекции читать? Да не может быть… меня преподаватели всегда ему в пример ставили…

Наверное, все дело именно в этом. Когда видишь своего ровесника, который пользуется всеобщим уважением, возникает… ну, даже не зависть. Что-то вроде растерянности и сомнения. И невольно думаешь, а мог бы ты сам оказаться на его месте?

Усадьба господина Дитриша, а точнее – рода Дитришей, производила впечатление настоящего семейного гнезда – старого, но крепкого, обжитого до последнего чуланчика, настолько сроднившегося с окружающей местностью, что оно выглядело естественнее гор, лесов и виноградников. Может быть, за это надо было благодарить архитектора, а может быть – время. Время на самом деле лучший архитектор. Оно даже унылый доходный дом способно превратить в жемчужину городского ансамбля. В свое время парижане демонстрации устраивали против Эйфелевой башни, а сейчас без нее Парижа считай что и нет…

Мне предложили войти в дом, сообщив, что Дитриш вот-вот вернется с конной прогулки, или подождать в беседке перед усадьбой. Я скромно выбрал беседку, что, впрочем, не помешало слуге принести мне зеленый чай и тоненькие сигары. Обнадеживающее гостеприимство. Я сидел в увитой зеленью беседке, смотрел на мирный пейзаж вокруг, но взгляд то и дело скользил к башне. Она была теперь совсем близко. Я мог ее рассмотреть во всех деталях и пришел к мысли, что первая аналогия – со скрученным веером – была очень удачной. Представьте себе, что из единого фундамента выстроили из стекла и стали десятка три тонких и высоченных небоскребов, каким-то чудом удерживающихся в наклонном положении. Потом слегка сдвиньте небоскребы так, чтобы они наползали друг на друга. И получившийся полусложенный веер закрутите вокруг оси спиралью.

Представили?

Теперь добавим размеры. Высотой «пластины веера» должны быть метров триста. Шириной – метров двадцать. Толщиной – метров пять, может, немногим больше.

И вот вся эта футуристическая, абсолютно нелепая в горах конструкция нависала над старинной каменной усадьбой. Наверняка временами тень от нее накрывала и усадьбу, и двор вокруг нее.

Но этого никто не замечал.

Я успел до половины скурить сигару, оказавшуюся куда вкуснее папирос Андре, когда на дороге, вьющейся среди виноградников, показался конный. Каким-то образом молодой землевладелец уже узнал о моем появлении – он бросил слуге поводья возле самой беседки и пошел прямо ко мне. Белый костюм для верховой езды, высокие белые сапоги из мягкой кожи – он выглядел именно так, как в моем представлении и должен был выглядеть богатый и уважаемый землевладелец, отправившийся осматривать свои владения.

Я поднялся навстречу.

Дитриш был моим ровесником и немного походил на меня. Вот только был явно физически крепче, рыхлость городского жителя его не коснулась (ну да, попробуй всю жизнь ходить пешком и скакать на лошади на свежем воздухе – много у тебя останется лишнего жирка или бледной пухлости физиономии?). В довершение всего хоть мы и были чем-то похожи, но Дитриш был явно красивее. Это я признал совершенно честно и объективно. Причем красив он был не слащавой юной красотой, ценимой немолодыми женщинами («красавчик!») и не брутальностью городского мачо, ценимой юными девушками («настоящий мужик!»), а какой-то общей правильностью и лица, и фигуры. В общем, женщины в него должны были влюбляться, а мужики уважать.

У меня возникла горькая мысль, что я вижу нечто вроде улучшенной копии самого себя.

– Добрый день. – Он протянул руку, легко и дружелюбно улыбаясь. – Вы давно меня ждете?

– Нет, недолго. – Я пожал ему руку, признавая, что и рукопожатие было приятным. – Спасибо. Меня угостили чаем и сигарами. Рад вас видеть, господин Дитриш.

– Аль, – сказал Дитриш. – Просто Аль. Мы, кажется, ровесники.

– О да, – сказал я. – Тогда я Кирилл. Или просто Кир.

– Кирилл. – Он будто покатал имя на языке, пробуя на вкус. – Кирилл. Очень красиво и необычно. Пройдемте в дом, или…

Я посмотрел на башню. Сказал:

– Может быть, поговорим здесь?

– Ага, – сказал Дитриш вполголоса. – Вы тоже… Давайте здесь.

Он уселся напротив меня, махнул рукой слуге, который принес мне чай и с тех пор стоял поодаль. Слуга скрылся в доме.

– Я тоже выпью чая, – сказал Дитриш. – Вы ее видите?

– Башню? Да.

– Какая она?

Я усмехнулся. Нет, все-таки мы и впрямь были похожи.

– Высокая, метров двести. Будто веер из стекла и стали, скрученный винтом.

– Я тоже так объясняю, – улыбнулся Дитриш. – Объяснял, пока не понял, что бесполезно. Откуда вы, Кирилл?

Выбор это или нет?

Я прислушался к себе.

Нет, ничего не прорезается… Никаких способностей. Значит, особого выбора у меня и нет.

Я посмотрел в глаза Дитриша.

– Из другого мира.

– О, – сказал Дитриш. – О!

Он даже встал, нервно прошелся по беседке. Появился слуга, принес еще одну чашку и чайник на подносе. Дитриш кивком отпустил его.

– Я вас не удивил, – сказал я.

– Вы? Не удивили? Вы меня поразили, Кирилл! Вы… нет, я думал, но… чтобы так.

Я вдруг понял, что этот красивый, умный, богатый, абсолютно самодостаточный парень и впрямь поражен до глубины души. И мне сразу стало с ним легче.

– Мне казалось, что раз вы видите эту башню, то и с функционалами встречались.

– С кем?

– С Людьми-над-людьми.

– Они никогда не утверждали, что они из другого мира. Они вообще ничего не говорят о себе. Я полагал, что на каком-то из материков сохранился более цивилизованный анклав…

– Вы даже знаете, что материков много, – сказал я с удовольствием. – Может быть, и слово «история» вам знакомо?

– Знакомо. – Он хмыкнул и сел. Налил себе чай. – Только слово и знакомо. У нас нет истории. На нее табу… знаете такое слово?

– Знаю.

– Ну вот, у нас рассуждать о том, что было раньше, – верх неприличия.

– Бедная девушка, – сказал я. – Не знал…

– Какая девушка?

– В библиотеке. Я расспрашивал ее об истории вашего мира. Она отправила меня к вам.

– А… я знаю, о ком вы. – Его лицо сразу потеплело. – Да, вы удачно спросили. Диана такая же чокнутая, как и я. Ей тоже хочется знать, что было до того, как мир погиб.

– Но ведь у вас есть люди, которые посещают материк… ищут там разные вещи.

– Есть. Два-три отчаянных капитана. Но их интересует только прибыль. А вы, наверное, интересуетесь чем-то большим.

– Да.

– И могли бы мне что-то рассказать? – В голосе Дитриша прорезались умоляющие нотки.

– Мог бы, – сказал я. – Ну… существует много миров, похожих на Землю. Собственно говоря, они все – Земля. Только разная.

– Так… – Дитриш благоговейно смотрел на меня.

– Эти миры… они как-то разделены в пространстве. И, по-моему, не только в пространстве, но и во времени. На некоторых живут люди. На других цивилизации нет.

– Это возможная теория, – важно сказал Дитриш. – Я размышлял на такие темы.

– К сожалению, это не теория. Я бывал в нескольких мирах. Да я и сам из другого мира. Мне кажется, что мой мир – это ваше прошлое.

– Постойте! – Дитриш взмахнул рукой. – Вот это полная ерунда. Я читал развлекательные книги, где герои путешествуют сквозь время. Это занятная игра ума. Но даже там авторы признавали, что это невозможно. Путешествия приведут к парадоксам. Если вы и впрямь из нашего прошлого, то, вернувшись обратно, вы измените свое настоящее и, следовательно, и наше будущее. Значит, наше будущее не случится, и вы не сможете в нем побывать.

– А если время ветвится? – сказал я. – Если каждое путешествие создает новую ветвь будущего? Давай… давайте для простоты…

– Давай для простоты перейдем на «ты».

– Хорошо. Давай представим, что я увидел ваше будущее, вернулся назад, и наше будущее стало другим. Но и ваше осталось.

– Мне все равно кажется, что это создаст какие-то парадоксы. – Дитриш поморщился. – Нет, я не готов это принять. Ты уверен, что ты из нашего прошлого?

– Ну, во всяком случае, из мира, который очень похож на ваше прошлое, – смирился я. – Да, не уверен. Я сам пытаюсь разобраться. Ладно, давай для простоты считать, что все миры находятся на разном этапе развития. В одних мирах история пошла так, а в других – эдак. Здесь быстрее, а там медленнее. Ты готов принять такую версию?

– Готов, – согласился Дитриш. – Так Люди-над-людьми…

– Обычно их называют «функционалы». – Я вздохнул. – Они во многом подобны людям, но у каждого есть какая-то специальность, профессия, которой он владеет в совершенстве, на уровне, недоступном обычным людям. Только не спеши завидовать. Большинство функционалов ограничены. Они не слишком-то умеют делать все другое, это раз. И они прикованы, фигурально выражаясь, к тому помещению, в котором заключена их профессия. Парикмахер – к парикмахерской, врач – к больнице…

– Пекарь – к пекарне. Да, это неприятно.

– Я был одним из таких функционалов. Но у меня была особая работа, поинтереснее других, как мне кажется. Я был таможенником. В моем жилище были врата между мирами.

– Круто… – Дитриш посмотрел на меня с уважением. – А… для чего все это?

– Подожди. К этому мы еще придем. Над обычными функционалами стоят начальники.

– Как без этого. – Дитриш фыркнул. Я решил не мешать ему комментировать мои слова, таким образом он явно справлялся с волнением.

– Во-первых, есть полицейские. Но они тоже привязаны каждый к своему участку. Во-вторых, есть акушеры. Нет, они не принимают роды, они превращают того или иного человека в функционала. Когда человек становится функционалом, он словно выпадает из обычной жизни. Его забывают друзья, родные. Даже обычные власти в его мире напрочь про него забывают.

– Неприятно.

– Весьма. Слушай дальше. В каждом мире существует еще и куратор. Он управляет акушерами и полицейскими, раздает приказы – кого в какого функционала превратить. У него очень большая власть и возможности. Но и он не свободен. Приказы он получает из мира под названием Аркан. Это, наверное, наиболее технически развитый мир. Насколько я понимаю, там функционалы в порядке вещей, это часть их цивилизации.

– Но и тут не конец? – спросил Дитриш.

– Да. Не конец. У меня есть основания полагать, что первые функционалы пришли из вашего мира. Когда он стал непригоден для жизни… ну, по большей части они мигрировали в Аркан. Открыли способность перемещаться в пространстве и времени и ушли туда. Но не просто захватили этот мир и стали переделывать под себя. Они вмешиваются и в дела других миров. Направляют их развитие в интересующую их сторону. Аркан – это их база. Ваш мир – их родина. Они… они не церемонятся. Они легко убивают, а еще проще – меняют человеческие судьбы. Обычные функционалы, даже акушеры и кураторы, это всего лишь их слуги, даже скорее рабы. Я думаю, они не зря сохранили до наших дней в одном из миров рабовладельческую систему. Им это интересно.

– Что?

– Отношения между рабами и господами.

– Мы не рабы, – серьезно сказал Дитриш.

– Рабы немы. – Я усмехнулся. – Нет, вы не рабы. Наверное, в отношении вашего мира у них сохраняются какие-то теплые чувства. Впрочем, вы тоже занятный эксперимент. Вся планета необитаема и опасна для жизни, только на одном безымянном острове живет мирная, патриархальная, довольная своим простым существованием…

– Я иногда думаю, что это Крит.

– Что?

– Я искал в старых книгах, как может называться наш остров. Вначале думал, что это Формоза. А потом решил, что это все-таки Крит. Не знаю. Сейчас мы зовем его просто – Остров.

Я подумал, что в этом была бы какая-то ирония и одновременно символика. Остров в Средиземном море, ставший когда-то колыбелью человеческой цивилизации, служил теперь ее смертным одром.

– Это интересно, – сказал я. – Хотя и не так важно. Хоть Гренландия, хоть Формоза, хоть Мадагаскар, хоть Крит…

– Важно то, что функционалы родом из нашего мира. И что у нас… – он обернулся на башню, – стоит вот это.

– Да.

Дитриш задумался.

– Ты говоришь, что ты – бывший функционал?

– Да. Таможенник.

– А каковы твои отношения с другими функционалами?

– Каковы? – Я пожал плечами. – Некоторых я убил.

Дитриш вздрогнул и отодвинулся от меня.

– От других я убегаю, они хотят убить меня. Так что я гость хоть и занятный, но опасный.

– Ты… – он заколебался, – ты что-то умеешь? Такое, что не может человек?

– Да. Иногда. У меня временами получается открывать проходы между мирами. Мой друг, он куратор в моем мире, считает, что произошел какой-то небольшой сбой. Был момент, когда мы с ним сошлись в поединке. Но мои способности почему-то не исчезли до конца. Я сумел дать отпор. И теперь мы оба слегка неполноценны. Кто-то из нас должен стать куратором Земли. Кто-то, вероятно, должен погибнуть. Это один вариант.

– А второй?

– Если мы сумеем избавить наш мир от влияния функционалов с Аркана, убедим или заставим их оставить нас в покое, то мы можем уцелеть оба. И, наверное, даже пользоваться нашими способностями в своих собственных интересах.

– Интересно… – задумчиво сказал Дитриш. – Ой. Извини. Я как-то… абстрактно все рассматриваю.

– Ничего.

Мы помолчали.

– И что ты хочешь делать? У тебя же есть какой-то план, раз ты пришел к нам?

– План появился, когда я увидел эту дуру на горе…

– Дуру? А, понял…

– Я хочу туда попасть.

– И?..

– Не знаю. – Я развел руками. – Дальше – не знаю. Я ведь даже не в курсе, что это такое. Может быть, это то единственное во всей Вселенной устройство, которое позволяет функционалам путешествовать из мира в мир и вообще творить их чудеса. И если его разрушить…

– То ты застрянешь у нас.

Об этом я как-то не подумал. Дитриш говорил вполне серьезно, и я невольно представил себя запертым на этом острове – навсегда. Ой…

С другой стороны, что же получается – умереть я готов, лезу на рожон, а вот остаться здесь боюсь?

– Ну, попрошу у тебя протекции… работы в местной библиотеке. Буду заниматься историей.

– Хорошее дело, – согласился Дитриш. – Работы немного…

Мы одновременно улыбнулись.

– Может быть, эта штука ничего и не значит, – сказал я. – Может, это памятник. Или музей. Или дом отдыха. Может, в нее и входа нет. Но я хочу попробовать. И мне нужна помощь.

– Кроме меня, тебе никто не поможет, – сразу сказал Дитриш.

– Точно? А ваша власть?

– Императрица очень уважаема в обществе, – осторожно подбирая слова, сказал Дитриш. – Но ее власть реально не столь уж и велика. Мы… как бы сказать… не сильно нуждаемся в управлении. Есть полицейские, но нет армий, как в древности. Да и вообще отношение к Людям-над-людьми – оно вовсе не плохое. Оно уважительное. Почтение, легкая опаска и священный трепет. Появляются нечасто, никого не обижают, скупают у авантюристов предметы с материка и учат ими пользоваться. Лечат. Один раз было… ну, не война, у нас нет войн. Но спор был между двумя поселками. Из-за пахотной земли. Ее не очень много, центр острова – безжизненные горы…

– Да, я там побывал, – мрачно сказал я.

– Ну так Люди-над-людьми спор прекратили. Не силой, конечно. Но как-то так… участок земли отдали в пользование третьему поселку. И все еще были довольны.

– Все-таки они правят.

– Присматривают. И за это их уважают. Есть сила, которая если надо – наведет порядок. Все это знают и все довольны.

– А ты?

– А мне не нравится эта штука над головой, – мрачно сказал Дитриш. – Не нравится, и все тут… Ты голоден?

– Ну…

– Пойдем в дом! Я прикажу, чтобы тебе отвели комнату и накрывали к ужину.

– Я вообще-то снял номер в гостинице… – начал я. Но Дитриш так выразительно улыбнулся, что я прекратил мяться. – Спасибо. Благодарю за приглашение. Но учти, я опасный гость. Эти добрые Люди-над-людьми могут заявиться за мной.

– Пусть попробуют, – не очень уверенно сказал Дитриш. – Пусть только попробуют. Это будет скандал.

– А они скандалов не боятся.

– Идем. – Дитриш похлопал меня по плечу. – Будь что будет… – Уже когда мы были у самых дверей, он негромко добавил: – А ты… ты правда убивал живых людей?

– Да, – ответил я. – Но они от этого быстро становились мертвыми.

Мне приготовили не только комнату. Медлительный немолодой мужчина, явно один из старших слуг в доме, провел меня на второй этаж, в комнату для гостей, как-то очень внимательно оглядел, удовлетворенно кивнул и удалился. Я же, воспользовавшись тем, что к гостевой комнате примыкала ванная, с удовольствием вымылся – первый раз после Тверди. Здесь не было электрического освещения, только свечи, но была горячая вода и довольно привычный душ над огромной мраморной ванной, мыло и шампунь. Когда я вытирался огромным мягким полотенцем, в дверь деликатно постучали, потом она чуть-чуть приоткрылась, и чья-то рука положила на каменный пол стопку одежды.

Видимо, она была из гардероба Дитриша, но мы и впрямь оказались достаточно близки по фигуре.

Вкусы Дитриша мне тоже оказались близки. Джинсы, или что-то столь к ним близкое, что не имело смысла искать другое слово – и цвет темно-синий, и материя плотная, и проклепано на уголках карманов. Рубашка – просто клетчатая красно-синяя рубашка, и застегивающаяся нормально, а не в их странной манере «на плече». Ботинки – не новые, но явно очень удобные для ходьбы по горам. Все было чистое, а белье и носки, похоже, новыми.

Я задумался. Одежда скорее для похода в горы, чем для мирного ужина.

Впрочем, Дитриш сразу все пояснил, когда слуга проводил меня в обеденный зал.

– Я специально попросил дать тебе такую одежду. Чтобы если бы тебе пришлось… быстро покинуть дом, ты чувствовал себя комфортно. И ботинки поэтому разношенные.

– Ты предусмотрительный, – сказал я.

– Я очень предусмотрительный, – ответил Дитриш с грустью. – Иногда чрезмерно. Но это лучше, чем попадать впросак.

Стол был накрыт, но к моему глубокому облегчению нам никто не прислуживал. Дитриш явно подумал и о том, чтобы нам не мешали разговаривать.

– Мне бы хотелось тебя о многом расспросить, – смущенно сказал он сразу. – Но ты голоден. Ешь, а я пока расскажу тебе то, что знаю сам.