Чтение 19–й страницы книги ~Ричард Длинные руки

— Но не спас сейчас, — сказал я с неловкостью, — хотя это наша обязанность... Бери-бери! Убитых не вернуть, но хотя бы коров сможете купить.

— Вы очень добры, сэр, — сказала она с чувством.

— Это не доброта, — возразил я. — Просто возвращаю ваши деньги.

Она не поняла, но я повернул коня, Пес уже стоит далеко и оглядывается в нетерпении, Зайчик ржанул и пошел галопом.

Партию охотников мы нагнали через четверть мили, когда они затормозили перед лесной чащей. Рыцари в бессилии ругались, лес здесь нехорош, слишком много упавших деревьев, густой кустарник с острыми сучьями, способными пропороть конское брюхо, если ломиться напрямик.

Наиболее азартные все-таки ринулись, выискивая проходы между угрюмыми деревьями, другие галдели, указывая, что можно обойти, а вот там от ручья лес становится проходим, деревья там стоят редко, травы и кустов нет. Бобик хотел ринуться в лес, я придержал, ко мне подъехал сэр Растер, глаза горят азартом, из горла вырывается рык, будто зовет карнолка на поединок:

— Сволочь!.. Гад!.. Ушел!..

— А чего вы хотели? — спросил я. — Понятно, у него скорость выше...

— А что, не надо было гнаться?

— Надо, — ответил я, — только убить бы смогли, если бы он остановился и решил дать бой... всем сразу.

Пес заскулил, подпрыгнул. В глазах отчаянная мольба, я поколебался, сказал мягко:

— Ты уверен?.. В случае чего отступай. Отступление — это тоже победа... чуть позже. Не рискуй, я тебя очень люблю. И Зайчик тебя любит.

Он взвизгнул от счастья и метнулся в лес с такой скоростью, что в кустах осталась дыра, словно сквозь них пронесся бронированный рокер на мотоцикле. Рыцари оглядывались на меня, начали переговариваться уже спокойнее.

Сэр Растер спросил с недоверием:

— Думаете, ваша собачка его задавит? Впрочем, если у вас та собачка, о которой нельзя поминать к ночи, то она кого угодно задавит...

— Зачем давить? — возразил я. — Знаете ли, сэр Растер, я не понимаю ваших кровожадных мотивов. Мы не имеем права вот так взять и убить только за то, что он убивал людей. Мы представляем собой власть, а власть не может опуститься до унизительной мести.

Он распахнул рот.

— А что... что мы должны делать?

Я пожал плечами, рыцари подъехали ближе и прислушивались, я объяснил с достоинством:

— Мы должны его сперва арестовать... причем с соблюдением всех процедур, ибо и у преступника есть свои гражданские неотъемлемые права! А когда поймаем, стараясь не причинить ему вреда... и ни в коем случае никаких побоев, это нас унижает и вообще противозаконно... то передать на психиатрическую экспертизу, признать невменяемым и отпустить на волю...

Он ахнул:

— На волю?

— Ну да, — ответил я с достоинством, — мы же демократы? Так при демократии всегда делается. Ну, а если у нас не совсем законченная демократия, то мы должны осудить его и держать в особой тюрьме... которую тюрьмой называть неполиткорректно, а лишь учреждением с ограниченным доступом и выступом. В этом учреждении постараться перевоспитать, чтобы на свободу — с чистой совестью, постараться дать ему хорошее образование и обучить важной работе... к примеру, управляющего замком или старшего над стиральщицами белья.

— Над прачками? — переспросил сэр Растер совсем обалдело. Он шатался в седле, я опасался, что свалится под грузом демократических ценностей.

— Да, — согласился я, сердитый на себя за то, что не сразу отыскал более короткое название. — Ибо, если преступник что-то совершает, то не он виноват в своем преступлении, а общество!

Сэр Растер еще хлопал глазами, а рыцари уже ржали во все глотки, уверенные, что это я так потешаю, поднимаю дух. Ни за что не поверят, что я просто пересказываю всамделишные нравы и законы моего «Срединного Королевства». В конце концов и я слегка раздвинул губы, показывая, что да, изволил пошутить.

— Общество виновато! — ржал довольный граф Глицин. Он ткнул барона Байера в грудь. — Ты понял? Вот ты и виноват, гад!

Байер дернулся, отшатнулся.

— Почему я?

— Потому что ты — общество, — сказал Глицин и чуть не лопнул от хохота. — Должен был следить за ним! Удерживать!

Растер тоже заржал, и сказал очень серьезно:

— Родители, сволочи, виноваты, раз не воспитали тихоней. Соседи, гады, не присматривали!.. Да вообще все виноваты, только он один ни в чем виноват... га-га-га!

Я помалкивал, хорошо они уловили идею, подхватили и развивают ее, полагая, что доводят до абсурда. До абсурда, который, конечно же, невозможен в обществе нормальных людей...

Из леса донесся треск веток, шум. В сотне шагов от нас из темной чащи выметнулся гигантский волк с серебристой шерстью, а за ним мой Адский Пес с багровой пастью и такими же багровыми глазами. Карнолк попытался идти по прямой, но Пес теснил его в нашу сторону.

Рыцари загалдели, как гуси, начали разворачивать коней, граф Глицин первым подхватил копье и ринулся на карнолка. Тот начал уходить в сторону, Пес идет за ним неотрывно, я поспешно сорвал с плеча лук. Стрела ушла торопливо, но я наметил взглядом место, куда должна ударить, карнолк даже подпрыгнул, но не упал, только бег его резко замедлился.

Граф Глицин налетел, как буря. Длинное копье с хрустом вонзилось в бок монстра, ушло на два локтя и пригвоздило его к земле. Карнолк рычал и бился, грыз в бешенстве древко копья, белые щепки подлетали с такой скоростью, словно дерево попало под циркулярную пилу. Граф торопливо соскочил на землю и, подбежав, тремя мощными ударами боевого молота раздробил монстру голову как раз в тот момент, когда половинка перекушенного копья упала на землю.

Рыцари окружили монстра и с почтительным ужасом смотрели, как волк превращается в мужчину средних лет, роста тоже среднего, но чудовищно перевитого толстыми жилами так, что весь из жил. Вместо головы кровавая каша с.острыми осколками черепа, тоже массивного, толстого, уцелела нижняя челюсть с острыми и удивительно белыми клыками.

Барон Байер бросил на меня беглый взгляд и сказал громко:

— Поздравляю вас, граф Глицин!.. Великолепная добыча!

Граф Глицин все еще отдувался от затраченных усилий, лицо багровое, но гордо посматривал по сторонам. Правой ногой наступил на труп оборотня, в глазах острое сожаление, что вокруг так мало народу.

— Эх, леди Беатриса не видит! — вырвалось у него горькое.

Рыцари смотрели завидуще и молчали, наконец барон Варанг сказал с видом Авраама, что возложил собственного сына на жертвенник:

— Я расскажу.

Граф Глицин на своего соперника посмотрел недоверчиво, перевел подозрительный взгляд на меня. Я развел руками.

— Хотите, чтобы подтвердил и я? Спросят, скажу, что это вы, граф, догнали и убили. Но если спросят.

Он чуть наклонил голову, на лице проступило нечто вроде благодарности. И то много, я не его вассал и не обязан что-то делать для графа. К тому же умалчиваю, что и я какую-то роль сыграл в поимке этого зверя.

Глава 10

Я обсуждал с сэром Растером способы закалки кольчужной проволоки, чтобы не слишком мягкая, а то любой острый меч рассекает, но и не слишком жесткая, такие кольца чересчур хрупкие, вдруг на каменной глыбе лица Растера появилось подобие сладкой улыбки, он посмотрел мне за спину и поклонился с такой натугой, что я услышал, как со звоном разделяются толстые кольца сросшихся позвонков.

Леди Беатриса подошла легкой походкой, у меня замерло сердце, а пальцы задрожали от жажды схватить ее за плечи и прижать к себе, спрятать в своей груди: уж я-то вижу, что, несмотря на всю ее кажущуюся железность, ей очень не просто держать все в нежных женских руках.

— Я слышала, — произнесла она тихим голосом, и снова у меня сладко защемило внутри, — охота на чудовище прошла успешно...

— Да, — произнес сэр Растер гордо, — карнолк больше не потревожит ваших крестьян!

Она улыбнулась, бросила на меня вопросительный взгляд, снова посмотрела на Растера.

— Как его убили?

Прежде чем Растер открыл рот, я сообщил:

— Граф Глицин разбил ему голову молотом.

— Да, — согласился Растер, — но уже после того, как...

— Граф Глицин убил карнолка, — прервал я. — И потому шкуру забрал по праву.

— Я не о шкуре, — сказал Растер.

Я снова прервал:

— Вы правы, голову уже не отрофеит на стене, увы. Граф в благородной ярости, душой и телом невыносимо страдая за ваших бедных крестьян, не ограничился одним ударом. За бедных, я имею в виду нападения карнолка, а так они, понятно, у вас процветают под вашим мудрым руководством...

Растер зло зыркнул на меня, но смолчал. Леди Беатриса благосклонно склонила голову, сияющую золотом волос, голос прозвучал со странной интонацией:

— Благодарю за пояснение. Пойду поблагодарю графа.

Она ушла, Растер прорычал вполголоса:

— Почему вы не сказали?

— Что?

— Это же ваш Пес отыскал и выгнал карнолка прямо на всю нашу партию!.. И ваша стрела его ранила, почти убила...

Я зевнул.

— Это так, домыслы.

— Домыслы?

— Все видели, — пояснил я, — что граф убил зверя молотом. Вот пусть так и остается... Я не должен примазываться к славе графа, победителя карнолка. Пойдемте, сэр Растер, закончим завтрак.

Он проворчал:

— Впервые слышу от вас что-то дельное. Вы правы, дозавтракать нужно обязательно. А там и обед уже... Эх, это же замечательно, когда завтрак плавно переходит в обед!

Завтрак в самом деле перешел в обед, но я лишь выел середину горячего пирога и напился обжигающего кофе, ухитрившись сотворить его в серебряной чаше для вина. Мои соседи посматривали с подозрением, водили носами и старательно высматривали на столе, что же это так мощно пахнет, а я выловил последние капли и, бодренький, как никогда, вылез из-за стола.

Шум и гам остались за спиной, я направился к выходу из здания и в этот момент ощутил приближение радости, как муравьи чувствуют землетрясение, а бабочки — партнеров за пару миль: нечто ликующее во мне встрепенулось еще до того, как я услышал легкий перестук каблучков. Леди Беатриса на этот раз в голубом платье, что ей очень идет, волосы убрала роскошной короной, на лице благожелательная улыбка доброго и внимательного сюзерена.

— Сэр Светлый, — произнесла она нежно, почти пропела. — Я хочу поблагодарить вас... а также просить, чтобы вы так больше не делали.

Я вскинул брови.

— Вы о чем, моя леди?

Она покачала головой, в глазах укоризна.

— Не догадываетесь?

— Нет.

— Вы такой забывчивый?

Я развел руками.

— Мы всегда виноваты перед женщинами.

Она спросила заинтересованно:

— В чем?

— Недостаточно уделяем им внимания, — пробормотал я, надо как-то выпутываться, — женщину надо на руках носить... а на шею и сама сядет. Женщины — это наше все, как говорят... трубадуры. Без женщин жить нельзя на свете, нет, утверждают депутаты в казино... Словом, виноват, виноват, виноват...

Она слегка наморщила носик.

— Я слышала, вы как-то говорили сэру Растеру, что если женщина виновата, то надо тут же попросить у нее прощения.

— Леди Беатриса! — воскликнул я с укоризной. — Разве сейчас тот случай?

Она перестала улыбаться, лицо стало внимательным и строгим.

— Надеюсь, нет. Вы раздали моим крестьянам деньги... должна заметить, слишком большие, слишком. Я благодарю вас за помощь, у вас доброе сердце, вот уж не ожидала, но так вы и крестьян отучите работать, и мою репутацию подрываете.

— Ради бога, леди... в чем?

— Теперь я, как их хозяйка, должна дать больше. А вы и так вручили им золота на большое стадо коров и табун хороших коней.

Я с достойной великосветского щеголя небрежностью пожал плечами.

— Ах леди, откуда я знаю, сколько что стоит? А извозчики на что?

Она покачала головой.

— Если так легко будете разбрасывать деньги...

— Легко приходят, легко уходят, — ответил я философски, исчерпав свои знания в философии почти наполовину.

Она произнесла строже:

— Прошу вас, больше так не делайте.

— Хорошо, — сказал я тут же, — я ни в коей мере не пытаюсь вмешиваться в ваши внутренние и суверенные, никакого спонсирования палаточных городков и прочего демократизма. Леди Беатриса, все хочу спросить, да забываю по ветхости рыцарского разума: что вы скажете насчет герцога Луганера?

Она отшатнулась, в широко расставленных глазах великое изумление.

— Какого герцога Луганера?.. Или вы имеете в виду графа Лугардера?

Я покачал головой.

— Леди, как не стыдно забывать героев? И полтыщи лет не прошло, а уже как и нет его... нехорошо. Ну-ну, вспоминайте. Или у вас с ним связано что-то стыдное? Даже постыдное, извините за умное слово.

Она смотрела в недоумении, даже забыла рассердиться.

— Луганера? Я слыхала только об одном Луганере...

Но это что-то из древних летописей. Какой-то персонаж местных легенд... А зачем он вам?

— Ну вот, — сказал я с огорчением, — сразу контрвопрос. А забесплатно поделиться полезной инфой жаба давит?

— Какая жаба?

— Большая. Зеленая. С бородавками. На лапах перепонки, а пузо перламутровое, словом, прелесть. Чем Луганер отмечен в истории, раз уж вошел... или вляпался?

Она рассматривала меня все еще с недоумением, но мозг работает, нахмурила бровки и чуточку прикусила губу.

— Луганер, Луганер... Насколько помню, это было давно...

— Всего пятьсот лет тому, — напомнил я. — Так, ерунда. Гималаи росли дольше. Хоть и самые молодые горы на Земле. Этот Луганер был великим воином или великим грешником?

Она поколебалась, в нерешительности покачала головой.

— Боюсь ошибиться. Знаете, я лучше загляну в библиотеку, там хранятся старые записи. Это вам действительно важно?

Я развел руками.

— Как-то сдуру пообещал одному в своих краях, что наведу о нем справки. Говорят, с ним стряслось что-то ужасное. Но жутко романтичное.

Она задумалась, пару раз взглянула на меня искоса.

— Странный вы человек, — произнесла она задумчиво. — Луганер... Хорошо, я загляну в библиотеку.

Я сказал просительно:

— Мне позволено будет вас сопровождать?

Она поинтересовалась высокомерно:

— Это зачем же?

— А чтобы вы не свернули куда-то в другое место, — объяснил я смиренно. — Для молодой и красивой женщины столько соблазнов! А библиотека — не самый мощный.

Вид у нее был настолько озадаченный, что я застыл, не решаясь хихикнуть. Наконец она произнесла тоном оскорбленной добродетели:

— Значит, вы намерены сопровождать меня, дабы проследить... чтобы я пошла именно в библиотеку?

— А зачем еще? — удивился я. Она посмотрела на меня холодно.

— Вы прикидываетесь недостаточно искусно.

— О чем вы, леди? — спросил я. Хлопнул себя по лбу: — Ах да, здесь же все увиваются за вами!.. Ну, леди Беатриса, я ценю вашу божественную красоту и вашу бесподобную внешность тоже, но должен сообщить с прискорбием для вас, что я ну абсолютно равнодушен к блондинкам. Они все дуры, а я предпочитаю брюнеток. Именно жгуче-черных, чернущщих!.. И чтоб, на подмышках тоже росли волосы: длинные, черные...

Взгляд ее стал холодным, произнесла таким ледяным голосом, что я едва не превратился в ледяную глыбу:

— Идите за мной, сэр Светлый.

— Куда? — спросил я опасливо.

— Не в спальню, — огрызнулась она. — Куда вы хотели?.. Туда и поведу.

Я поклонился, а она повернулась и пошла, чуть подобрав подол платья, величественная, как императрица, а я тащился сзади и жадно смотрел на ее гордо вскинутую голову, прямую спину и раздвинутые плечи: такие беззащитные в этом огромном и жестоком мире.

Библиотека расположилась в самом дальнем крыле замка, слой пыли на полу, на столе и креслах, серые корешки толстенных томов. При первых же шагах невесомая пыль взметнулась и заплясала в падающем наискось луче солнца.

Леди Беатриса медленно пошла вдоль полок, по одним корешкам лишь пробегала взглядом, другие легонько трогала пальцами. Я следил тихо и почтительно, наконец осведомился:

— Вам помочь или не мешать?

Она раздраженно дернула плечом.

— Я еще не нашла.

— Молчу, — ответил я смирно.

Иногда она приподнималась на цыпочки, у меня руки чесались подхватить ее и приподнять, а то и посадить на плечо, это же такое счастье ощутить ее ягодицы на моих крепких мышцах, а она все просматривала корешки, сказала озабоченно:

— Здесь пока не вижу...

— А на той стороне? Извините, конечно, что отрываю вас от молодых мужчин, которые ждут вас в зале... и во дворе... и в коридоре... и на лестнице... и вообще везде, гм...

Не отвечая, она прошлась у противоположной стены, пальцы точно так же пробежали по корешкам, будто получали дополнительную информацию или снимали некое фамильное заклятие.

— Вот этими книгами пользовались чаще...