Чтение 19–й страницы книги ~Ричард Длинные руки

– Что?

– Эта гадость скоро кончится! Вон там уже конец…

Тиранит, не отвечая, смерил взглядом расстояние до стены. Я под его взглядом невольно вскинул голову и посмотрел, если ли шанс взобраться выше. Я впервые видел страх в глазах Тиранита, а когда перевел взгляд на студень, дрожь прошла по телу. Белесые волны, как горячий молочный кисель, огибают валун, но создается ощущение, что тот опускается, словно глыба сахара в теплой воде.

– Уже скоро, – крикнул я. – Две трети уже прошло… Нет, три четверти…

Он не сказал, что теперь и он видит, взгляд его прикипел к белому студню, что захлестнул валун почти целиком, до подошв осталось пространство в палец, так длилось с минуту, долгую и мучительную, в какой-то момент белый кисель почти коснулся подошвы, но затем начал опускаться. Вершина валуна обнажалась, лысина оставалась такой же блестящей и ширилась с каждой секундой.

Тиранит длинно и с облегчением выругался, я тоже перевел дыхание.

– Никогда этой дряни столько не было, – сказал он.

Мне показалось, что оправдывается, мол, чуть не погиб из-за своей же небрежности, а это недопустимо для опытного охотника, я сказал поспешно:

– Да-да, любая гадость размножается быстрее, чем что-то полезное…

Валун обнажился до середины. Тиранит соступил на освободившееся место, я вообще удивляюсь, как он балансировал почти на одной ноге, валун дрогнул и качнулся. Тиранит выругался, попытался удержать равновесие, но валун сильно накренился, Тиранит поспешно ступил на другую сторону.

Я охнул, валун повернулся с неожиданной легкостью и как бы провалился до половины в подмытую жутким студнем почву, Тиранит соскользнул, я успел увидеть застывшее лицо с паникой в вытаращенных глазах. Подспудно ожидалось, что он с криком и руганью выскочит, на брюках будут висеть неряшливые хлопья, однако Тиранит застыл, как деревянный, и быстро-быстро начал опускаться, словно под ним образовывалась глубокая яма.

Толщина студня уже не достигает и до края голенища сапог, однако Тиранит укорачивался, не издав ни звука, ни дернувшись, и я с содроганием понял, что он либо уже мертв, либо парализован. Туман уходил, быстро истончаясь, а Тиранит все еще стоял, опускаясь и опускаясь, только уже медленнее.

Последние струйки жалкими хвостиками зазмеились следом за чудовищным белесым киселем. Тиранит упал на бок, ноги его срезаны до самого паха, но крови нет. Я торопливо спрыгнул, от земли несет жаром, пахнет ванилью и миндалем, подбежал, опустился перед Тиранитом на корточки.

– Ты… жив?

Я сам чувствовал себя глупо, однако веки Тиранита приподнялись, с губ слетел вздох:

– Какой дурак…

– Как тебе помочь? – спросил я быстро. – Могу отнести тебя обратно! Я бегом, ты не тяжелый…

Он отыскал меня взглядом, глаза страшно косило, словно шею уже повернуть не мог.

– Нет…

– Или где-то есть место ближе? – спросил я. – Ты только не теряй сознание, укажи!

– Нет…

– А у тебя с собой нет чего-то, – спросил я, – чтобы тебе продержаться, пока лекари помогут?

Он прошептал:

– Какие лекари… Я уже отравлен… Если эта гадость коснется хоть пальца… человеку конец… Никто не доживал до захода солнца. Что ж, кто чем занимается, от того и смерть найдет…

Я прошептал горестно:

– Эх, Тиранит!.. Ну ты что-нить придумай. Я только первого друга нашел, а ты сразу помирать… Нехорошо!

Губы искривились в горькой усмешке.

– Дурак, какой я тебе друг?.. Откуда ты только и взялся такой… Тут друзей не бывает. Я собирался тебя отвести в такое место, где бы все выпотрошили… Скажи хоть сейчас, что такое ценное нашел? Я уже никому не скажу.

Я развел руками.

– Стыдно сказать, но… ничего у меня нет.

– Врешь, – сказал он убежденно. – А почему так стремился в Квентин?

– Да не в Квентин, – возразил я. – Просто хотел здесь побродить, а затем попробовать выйти. Только и всего. Ну дурак, теперь понимаю…

Его веки начали опускаться. С губ слетел вздох:

– Ну да, такие, как ты… Верят в дружбу, идиоты… Ладно, у меня в мешке возьми сухое мясо, это местная еда, водяные кристаллы – продашь в любом городе, а остальное… лучше зарой, не сходя с места. Я не знаю, что это. А в твоих руках обязательно тебя же и убьет…

Шепот становился все тише, я наклонился, вслушиваясь в последние слова. Когда он затих, я потрогал его, приподнял и снова опустил веки. Над головой шумно захлопали крылья, три странные птицы, похожие на грифов и на птеродактилей разом, медленно снижались кругами.

Я поспешно снял со спины Тиранита рюкзак и отбежал в сторону. Птицы, не обращая на меня внимания, опустились на землю красивым треугольником, горбатые клювы поднялись и одновременно вонзились в тело. А потом начали рвать мясо зубастыми, совсем не птичьими пастями.

Глава 8

Огибая холм в одиночку, я натрясся, как никогда в жизни. Из-под валунов высовываются стебли травы и тянутся в мою сторону, больше похожие на щупальца, из расщелин в каменной стене холма то и дело веет опасностью, дважды мимо пролетали некие птицы, но так стремительно, что я чувствовал только движение воздуха и видел промелькнувшую тень, после которой оставался запах нечистой шерсти. Под ногами шевелилась почва, я едва успевал отпрыгивать от высовывающихся клешней.

Соммерс уже нетерпеливо притопывал на той стороне. Завидев меня, изменился в лице.

– Почему один? Где Тиранит?

– Туман, – ответил я.

– Как?

Я коротко рассказал, Соммерс помрачнел, выругался.

– Вот так и попадаются самые умелые… Перестают остерегаться привычного. Были бы огненные кроты или ползущий мох – на вершину холма бы взбежал!.. Эх… ладно, пойдем. Я отыскал ее след.

Он повернулся и пошел быстрым шагом, я торопливо двинулся следом. Удивился, что Сомерс даже не поинтересовался, что именно я взял из мешка Тиранита, видно же, что теперь у меня он раздулся вдвое. Лучше бы спросил, было бы естественнее.

Около часа мы двигались в молчании. Соммерс то набирал скорость, то едва полз, всматриваясь в землю. Я так ничего и не увидел, даже рискнул перейти на запаховое зрение, но в странном мире, если бы и знал, как пахнет то чудовище из мускулов, все равно бы потерялся. Да и, похоже, чудовищная бодибилдерша нейтрализовала даже запах, однако Соммерс как-то ее след все-таки находил.

Потом он начал останавливаться все чаще, хмурил брови. Что-то его тревожило, но помалкивал. Когда я подходил и тоже начинал тупо смотреть в землю, он стискивал челюсти и шел дальше. Я чувствовал, как от него начинает веять опасностью, насторожился и старался держать ухо востро, хотя вообще-то уберечься от напарника невозможно.

Мы шли около часа, Соммерс вдруг сказал с неприязнью:

– След исчез. Переждем чуть.

Я спросил непонимающе:

– А что, он появится?

Соммерс прикрикнул рассерженно:

– Засунь свой язык к задницу и помалкивай! Я знаю, что делаю. Садись, отдыхай.

Он указал, где сесть, место удобное, спина упирается в каменную стену, никто не прыгнет сзади, слева тоже приличный выступ. От Соммерса все больше веяло злобой и опасностью, я прикидывал, как метнусь в сторону и выхвачу меч, если что вдруг, но кончик его длинного, как меч, кинжала с невероятной скоростью блеснул перед глазами и уперся в горло. Я страшился дышать, острое как бритва лезвие с легкостью рассекло кожу, кровь брызнула тонкой струйкой, потекла, щекоча грудь.

– Отвечай, – потребовал он, – какие заклятия у тебя на молоте?

– И ты меня отпустишь? – спросил я с надеждой.

Он коротко и зло хохотнул.

– Нет, убью.

– Так зачем же…

– Дурак, – сказал он. – Я убью тебя моментально. Милосердно! Даже не почувствуешь. А могу оставить с распоротым животом и вытащенными кишками. Ты будешь видеть, как звери дерутся за твои кишки и будешь знать, что скоро помрешь в жутких муках… Такое хочешь?

– Нет-нет, – сказал я поспешно, – не хочу.

– Тогда говори!

Лезвие шевельнулось, расширяя рану, но вглубь не пошло, опасно, могу умереть раньше, чем отвечу на все вопросы.

– Это сложно, – прошептал я, скосив глаза на блестящее лезвие, – там мало одного заклинания…

– А что нужно еще?

– Ритуал, – проговорил я, стараясь не двигать кадыком, – сперва ритуал, чтобы передать тебе…

Он подумал, сказал зло:

– Врешь.

– Клянусь, правда!

Его нож еще чуть надрезал кожу на моем горле. Мелькнула мысль щелкнуть пальцами и вызвать красного демона, но если Соммерс от неожиданности дернет рукой, острое лезвие отделит мою голову от плеч раньше, чем успеет сработать регенерация.

– А если и правда, – прорычал он угрожающе, – нет времени. Да и ты можешь задумать какую-то глупость. Значит, молот отпадает. Тогда как ты с луком? Я пробовал брать в руки, даже тетиву не сумел!

– С луком проще, – ответил я, соображая лихорадочно, – для него ритуалов не нужно…

– Хорошо-хорошо, – одобрил он. – А что нужно?

– Всего два пера любой птицы.

Нож в его руке ни на микрон в сторону, рука стальная, сам Соммерс задумался на миг, я старался даже не дышать, он сказал с угрозой:

– Перьев тоже нет.

– Можем добыть, – прошептал я. – Птиц много… а перья… любые…

– Нет, – отрезал он, – вдруг ты, хоть и дурак, какие-то трюки можешь? Последний вопрос: что у тебя еще из магического? Отвечай правду, мое терпение кончилось.

Я начал шевелить губами и вдруг увидел, как в нашу сторону приближается нечто мерцающее, словно рой мелких, одному мне заметных искр. На миг стена по ту сторону роя исказилась, словно по ней провели гигантской лупой.

Сердце застучало чаще, со спины Соммерса приближается некто, надевший личину незримости. Возможно, Соммерс способен рассмотреть, но не сейчас, когда напряженно следит за моей мимикой.

– Ну? – потребовал он.

– Ты прав, – прошептал я, – у меня кое-что есть…

– Говори, что?

– Отодвинь нож чуть-чуть, – попросил я, – а то я уже теряю сознание…

– Не бреши, крови вытекло совсем мало!

– Я не от потери, а от страха, – сказал я и понял, что говорю правду. – На мне еще волшебный пояс… но им тоже надо знать, как пользоваться…

– Как?

– Вообще-то просто…

– Как? – повторил он яростно. – Не дури мне голову, щенок!

– Сперва берешь одной рукой за пряжку…

Незримый человек приблизился на расстояние пяти шагов. Соммерс напряженно следит за моими губами, понимает, что мне терять нечего, могу рвануться из-под ножа, могу попробовать задействовать еще что-то, могу вообще выбросить неожиданный фортель, надо уловить прежде, чем я начну даже произносить заклинание…

– Ну, – сказал он люто. – Темнишь, парень! Со мной не играют. Раз так, то разберусь сам…

Сухо щелкнуло, голова его дернулась. Я инстинктивно вызвал полную регенерацию, горло кольнуло, а Соммерс медленно повалился в сторону. Я перехватил его руку и выдрал нож, лезвие обагрено моей кровью до самой рукояти.

Из левого виска Соммерса торчит узкая рукоять кинжала. В четырех шагах материализовалась та чудовищная бодибилдерша, вся блестящая, начиная с массивных загорелых плеч, мускулистых рук и даже кожаного жилета с такими же кожаными штанами.

– Бла… благодарю, – прохрипел я. – Благодарю!.. Леди, вы спасли меня!

Она поморщилась, словно хлебнула уксуса. Я смотрел, как она деловито обшарила карманы убитого, быстро порылась в сумке, почти все переложила в свою, а пустую отшвырнула.

– Я очень вам благодарен, леди, – повторил я почтительно. – Вы поступили крайне благородно!

Она смерила меня убийственным взглядом, закинула сумку на плечо и пошла ровным шагом прочь. Чуточку обалделый, я торопливо догнал ее.

– Леди Джильдина! Я не знаю, как выразить… Моя шкура мне так дорога… Я пойду с вами и постараюсь как-то отплатить…

Она оглянулась, в синих глазах блеснул убийственный гнев.

– Отплатить? – прорычала она. – Что ты можешь, дурак?

Господи, мелькнула мысль, у них других слов нет, что ли? Дурак и дурак, даже еще новичок, могли бы иначе как-то.

– Не знаю, – ответил я растерянно. – Но я умею разводить костры, свежевать добычу…

Я едва поспевал за нею, она идет широким мужским шагом, могучая, как терминатор, и такая же безжалостная. Дорога пошла по косогору, я оскальзывался, в то время как шварценеггерша идет с легкостью, хотя я уверен, что по весу мы равны, а то она и тяжелее.

– Я вам пригожусь, – сказал я льстиво.

Прошло не меньше пяти минут, прежде чем она прорычала, не поворачиваясь:

– А чего ты увязался за мной на самом деле?

– Только из горячей благодарности, – прокричал я в мускулистую спину.

– Не ври.

– Святая правда!

Она остановилась и посмотрела на меня в упор. Я вздрогнул, взгляд беспощадных синих глаз пронизывает в упор, в них ничего женского или женственного, это даже не человек, а машина для убийства. И бесстрастный калькулятор сейчас решает, жить ли мне…

– Врешь, – повторила она. – Я могу чувствовать людей. Даже таких ничтожных… Твое счастье, что у тебя крупными буквами написано везде, что ты – дурак. Безобидный дурак.

Она повернулась, я минуту соображал, что был на волосок от смерти. Если бы подумал о ней плохо, она бы уловила это, и моя жизнь прервалась бы моментально.

– Леди Джильдина, – прокричал я, бросаясь следом, – да, я дурак в этом мире!.. Я вообще дурак! Но и дураки жить хотят. Хорошие безобидные дураки разве не лучше, чем умные и подлые враги?..

– Тебе какая разница, – прорычала она, – где сдохнуть?.. Здесь или через полмили?

– Лучше через полмили, – заверил я. – Леди, я не буду вам мешать!

– Ты уже мешаешь, – сказала она еще злее.

– Чем?

– Сопишь, хрипишь, хрюкаешь, – сказала она безжалостно, – на твой сладкий запах нежного мяса сбегутся звери со всего Круга.

– Ну придумайте, – заговорил я умоляюще, – неужели я ни для чего не пригожусь?.. Ну там для половых нужд, к примеру… Захочется вдруг потешить плоть, можно меня использовать… В смысле, дабы погасить огонь в своих чреслах…

Ее лицо угрожающе искривилось.

– Что?.. Я?

– А что? – удивился я. – Такая великолепная женщина!.. В полном расцвете сил и молодости!.. А тут еще такая жара…

Она не поняла, похоже, при чем тут жара, это я обливаюсь потом, а она сухая, как поджарый муравей, кожа хитиново блестит, брезгливо поморщилась, взгляд ее без слов показал, что оценивает меня не выше пробежавшей по гребню серенькой ящерицы, повернулась и пошла еще быстрее.

Я ринулся следом, она пару раз оглядывалась и делала угрожающий жест, мол, убью, как только подойдешь ближе. За это время красное небо начало обретать лиловый оттенок, Джильдина остановилась у группки скал, там заметная ниша, и когда бодибилдерша устремилась туда, я сообразил, что наконец-то решила остановиться на ночь. Под ногами хрустит соляная корка, справа заросли железного дерева, я нарубил мечом хвороста и, вложив меч в ножны, потопал к ней, гадая, как примет.

Она проорала, срываясь на звериный рык, еще издали:

– Ты что, не слышал?

– Все слышал, – ответил я, – но подумал, что мне даже дохлому будет приятно, что у вас, замечательная леди, будет для костра хворост!

Малость ошарашенная, она смотрела зло, как я приблизился и остановился, глядя на нее с восторгом простака.

– Куда сложить хворост?

– Ты сумасшедший? – рыкнула она, оскалив зубы.

– Нет, просто дурак, – ответил я и посмотрел на нее чистыми влюбленными глазами. – Вы все определили правильно и просто замечательно! Вы ведь умная, да? Я вот никогда умных женщин не видел. Говорят, вымерли. А когда снова появятся, мир опять вдрабадан… Огонь разжечь?

– Пошел вон, – сказала она жестко. – Я всегда хожу одна. И убиваю тех, кто пытается идти со мной.

Ее пальцы скользнули к рукояти ножа на поясе. Наши взгляды встретились, в ее глазах, как в озерах с ледяной водой, я увидел смерть, если не отступлю сейчас же.

Я сделал шаг назад, глядя на нее устрашенно. Чувство смертельной опасности стало отчетливее, вдруг я сообразил, что большая часть идет не от нее, а от чего-то неведомого, что медленно приближается к ней со спины.

– Сзади! – заорал я.

Она резко обернулась, я с грохотом выронил из рук хворост и ухватился за лук. Из мерцающего облачка вынырнули одетые в звериные шкуры люди. Один, уже с натянутой тетивой, начал быстро выпускать стрелы, остальные с хриплым ревом злости и разочарования разом ринулись на бодибилдершу. Она едва успела выхватить из-за пояса длинные ножи, засверкала сталь. Я насчитал пятерых нападающих, все рослые и длиннорукие, вооружены дубинками.

Она вертелась, как волчок, отражая и нанося удары. Я наложил стрелу и, натянув тетиву, стал высматривать, в кого выстрелить. Стрелок отбросил бесполезный лук и с ножом в руке тоже ринулся в схватку. Женщина сражалась отчаянно, но ее прижали к стене, положение становилось все хуже. Я прицелился одному в затылок, он как раз занес дубинку обеими руками, а богатырша с трудом отражает удары его друзей…

Щелкнула тетива, я поморщился от боли в руке, а стрела ударила в основание черепа. Лохматый вздрогнул, дубина выпала из рук, а сам завалился навзничь. Джильдина двумя ударами сразила сразу двух, схватилась с оставшимися, но один резво развернулся и бросился бежать.

Я заколебался было, потом решил, что может привести подмогу, взял его на прицел и послал стрелу. Он вскинул руки и упал вниз лицом. Ножи женщины-воина сверкнули в последний раз, ее противник булькнул перерезанным горлом и осел на колени. Она опрокинула его ударом ноги в лицо, оглянулась по сторонам, дикая и озверелая настолько, что у меня мурашки побежали по коже. Никогда мы, мужчины, не бываем такими страшными. У нас даже смертельная и кровавая война вроде игры, все делаем красиво и благородно, а умираем в красивых позах и с заготовленными для такого случая словами. А женщины… у-у-у… животные…

Я повесил лук за спину.

– Леди Джильдина, мне разжечь костер?

Она тяжело дышала, ноздри раздуваются, как у тигры, глаза налились кровью, а верхняя губа приподнялась, показывая острые клыки.

– Ты убил двух?

– В спину, – объяснил я. – И не убил, а добил. Вы сами их почти убили красиво и молниеносно.

Сказал и понял, что брякнул правду: убитый первым упал на спину, на груди длинные глубокие раны, все еще толчками выплескивается кровь. Все пятеро умерли бы от ран, но только, возможно, она бы умерла тоже.