– Бывает, не повезло. Но иначе никак. Или я, или все. Только от меня зависит точка булгарской атаки. Ничего не поделать, никто не живет вечно.
– Блин, да это даже не наша страна! Не наша земля! Чего ради?!
– Эти люди оказались под моей рукой. Я не могу их предать.
– Ты сбрендил, Олежка! Ты идиот.
– Все, уходи. Поздно будет. – Ведун натянул поводья перед строем конницы: – Помогите, ребята! Копье кто-нибудь с повозки передайте!
– Олег, уйди! Ты же командир. Ты должен быть в стороне, следить, руководить.
– Они выстраиваются рядами, Роксалана. Уезжай немедленно!
– Вот уж хрен! Раз ты остаешься, то и я останусь. Копье мне дайте! Самое большое!
– Дура, тебя же затопчут!
– Только вместе. Вместе уходим или вместе остаемся.
– Зачем тебе? Беги!
– А тебе зачем?
– Проклятие, Роксалана! Я мужчина. Я должен сражаться! За тебя и за себя! За всех! А ты…
– Кто я? – зловеще зашипела девушка.
– Твое копье, чародей.
– Твое копье, чародейка.
– Так кто я, милый? Скажи, очень хочется услышать…
– Не судьба. Драпать уже поздно. Они атакуют. – Олег повернул скакуна мордой к врагу и по очереди стал дергать поводья, заставляя того попятиться. Вместе со спутницей они втиснулись в общий строй и опустили копья.
Под кочевниками уже дрожала земля, в лицо повеяло холодом. Показалось, что даже солнце стало тусклее от этого зрелища. Кованая рать шла столь плотно бок к боку, что ноги всадников зажимало между лошадьми. Вместо лиц – мертвые стальные маски, острия опущенных рогатин метились прямо в грудь. И вся эта закованная в железо масса разгонялась все сильнее и сильнее. У Олега появилось ясное ощущение, что он встал в двух шагах на пути ревущего товарного состава.
– Ар-р-ра-а-а!
Он вскинул щит, встречая копье булгарина, привычно отклонил, вогнал свое ему в бок, но грудь чужого коня с такой силой врезалась в мерина Олега, что того подбросило и повернуло, завалило назад. Роксалана уже успела исчезнуть. Ведун ткнул копьем поперек движения, подколол смотрящего в сторону врага в основание черепа – тут пику вырвало, а сам он вылетел из седла, перекатился через круп лошади второго ряда и ухнулся вниз.
Все происходило, как перед горной лавиной: она напирала и отшвыривала все на своем пути. Второй ряд навалился на третий, тот попятился к телегам. Вниз полилась кровь, кочевник исчез. Олег увидел перед собой оскаленную морду коня, перерубил ее – но грудь мертвой лошади все равно отбросила его назад. Он увидел над собой сплошной полог из брюх, подпруг и стремян – вспорол те, что ближе, оттяпал две ступни, до которых смог дотянуться, отполз. Туши начали проседать. На миг мелькнуло небо, потом – наконечник копья, направленный в грудь. Ведун вскинул меч, легко перерубая ратовище, обратным движением отсек врагу ногу чуть выше колена. Тут лошади сошлись, сплющивая его до искр в глазах, понесли спиной вперед. Нога зацепилась – Середин опрокинулся на спину и быстро ударил снизу в грудь вражеского коня. Увидел, как лава, уже затоптавшая всех кочевников, уперлась в повозки. Телеги тоже не выдержали, отползли, начали опрокидываться. И это хорошо – боком они оперлись на второй ряд обоза и встали уже прочно, высокой деревянной стеной.
– А-а-а! – попытался зарубить его с седла булгарин.
Олег вскинул щит ребром вверх, а когда вражеский клинок застрял в дереве, рванул к себе, чикнул первым ударом чуть выше запястья, вторым – поперек бедра. Слева напирала грудью другая лошадь. В тесноте ведун вогнал меч ей в бок. Невинное животное умерло мгновенно – и завалилось прямо на него. Олег с трудом освободил клинок, попытался выползти. Сверху упало чье-то тело. Потом тяжесть резко возросла, и у него потемнело в глазах…
* * *
– Олежка! Олежка! Он здесь! Да оттаскивайте же их, тащите!
На веки упал свет. Середин открыл глаза, дернулся, но освободить смог только левую руку:
– Роксалана… Жива… Ты как, цела? Не ранена? – Он схватил ее за руку, скользнул ладонью по щеке, по груди, по животу.
– Чего ты щупаешь, идиот, там же железо! – всхлипнула она. – Вот тип, сам еле дышит, а на уме одно: за всякие места девку похватать.
– Как ты… Ты как?
– Как-как! Как шарик от пинг-понга. Они как налетели! По мне, по щиту как даст! Я сразу и улетела, как фантик на сквозняке. Аж за обоз. Так шибануло, что полчаса встать не могла. Но я потом копье подобрала и через телеги этих тыкала. Четверо точно мои. А ты как? Хоть одного достал?
Олег усмехнулся, закрыл глаза – и тут же схлопотал несколько оплеух.
– Ты чего, ненормальная?!
– Ты же сознание потерял! Я вот и… Как положено.
– Не трогай меня, Роксалана. Кажется, я весь стал один большой синяк. Лучше лошадь с живота сними.
– Я тебе что, трактор? Вон, ребята идут. Сейчас помогут.
Чтобы освободить чародея, воинам рода ворона пришлось снять с него три конские туши и два мертвых тела. После этого Олег наконец-то смог нормально дышать – но ходил пока с трудом. Требовалось еще два-три дня на поправку: чтобы сдавленные мышцы начали шевелиться, а вывернутые суставы перестали болеть.
Почти сутки кочевники провели на месте сражения. Отыскивали своих павших, обирали чужих, помогали своим раненым и избавляли от мук булгарских. К вечеру стало ясно, что в жестокой мясорубке полегло чуть больше ста кочевников и примерно столько же оказалось ранено.
– Зато мы взяли три сотни коней и две сотни очень дорогих доспехов, – попытался найти среди этих известий хорошее Бий-Султун. Однако всем было ясно, что это слишком маленькая плата за столь страшные потери. Лошадей можно вырастить, и не расплачиваясь жизнями соплеменников. Добытые кровью брони почти все нуждались в ремонте. А победа… Что она давала усталым людям? Только шанс протянуть еще несколько дней. Для огромной Булгарии две сотни ратников – не потеря. Местный посадник немного удивится ловкости дикарей и пошлет против них тысячу.
– Мы никуда не пройдем, – высказал вслух общую мысль Середин. – Не будет никакого мира, никакой торговли, никакого путешествия дальше. Им здесь не нужен наш мир и наша дружба. Им нужна наша смерть. Нужно уходить, пока булгары не сумели этого добиться. Извини, Роксалана, но возвращаться придется все же южным путем.
– Да, да-да, да, – с видимым облегчением признали правоту посланника ворона старейшины. – Боги отвернулись от нас. Не стоит гневить их снова. Нужно уходить.
– И все же дней десять у нас есть, – вскинул палец Середин. – Пока здешний воевода узнает про разгром, пока соберет новых ратников, пока они доберутся.
– Ты хочешь отдохнуть тут еще? – не понял его Бий-Султун.
– Мы пришли сюда с миром, старейшина, – напомнил ему Олег. – Но нас оскорбляли, прогоняли, пытались уничтожить. Зачем нам такой мир? Возвращаться назад я собираюсь с войной. Роксалана! Нам понадобятся два тарана. У тебя опыт есть, тебе и карты в руки. Чабык! Не меньше пяти десятков переносных щитов. Бий-Атил! Нужен хворост. Много. Не меньше двух вязанок на каждого воина. И чтобы каждая не меньше обхвата толщиной. Лес рядом. Чем быстрее наберем, тем раньше с булгарами сквитаемся.
Возвращаться до города было недолго. Потрепанные отряды кочевников были встречены со стен улюлюканьем, а брошенные перед поднятым мостом и возле рва бревна с деревянными ручками вызвали и вовсе радостный хохот:
– Лягушатники по воде ходить научились! Это у них оглобли такие! Куда лесенку приставлять собрались?
Олег не обращал на это внимания: «Стрелы не пускают – и хорошо. Может, тут лучников вообще нет».
– Роксалана, смотри, – дал он последние указания, – башня скосилась влево. Значит, в левую створку бить и нужно, этот край подгнил. Засов, скорее всего, посередине. Но может и вовсе его не оказаться. Если на подъемный мост надеются. У тебя за спиной сотня всадников в седле, контратаковать не рискнут.
– Не бойся, милый, – она коротко чмокнула его в щеку. – Все будет хорошо. Беги.
Середин быстрым шагом отступил к тарану на берегу, еще раз осмотрел стену с той стороны: желтые щепки, у земли просветы, в нескольких местах колья скосились в сторону. В общем, гнилье и непонятно на чем держится. Он развернулся, пошел к обозу и дал решительную отмашку.
Кочевники, похватав с повозок вязанки, побежали ко рву, сбросили хворост вниз и ринулись за другими. Смех на стенах начал утихать. Первый заход, второй, третий… Если первые фашины еще плавали, то сто пятьдесят, сваленных одна на другую, образовали уже довольно плотный мост. И он поднимался на глазах.
Сперва вниз полетели факелы. Но влажные ветки, увязанные в пучки, не занимались. Потом появились и лучники – вот тут кочевникам и пригодились щиты. После седьмого забега связки поднялись до уровня берега, и нукеры пробегали по ним, чтобы бросить груз дальше. После восьмого – десяток свежих воинов подхватили таран и со всех ног устремились по мосту к стене напротив.
Гнилые бревна повылетали от первого же удара. Со стены с криками повалились люди – обломился идущий поверху помост, и снизу образовалась дыра в полтора метра шириной. Кочевники сунулись внутрь – но к пробоине успели подбежать защитники. Зазвенели мечи.
Олег в драку не полез: к пролому сейчас полгорода сбежится, толку от него мало. Он побежал вдоль стены, прижимаясь к бревнам. Главное, чтобы не заметили сверху раньше времени. У надвратной башни он, помогая себе косарем и ставя ноги в щели покосившегося строения, быстро вскарабкался наверх, перерубил канат с одной стороны, прошел по кромке на другой край, тоже рубанул. Громадная мостовая конструкция качнулась, начала падать вниз. Олег толкнулся, раскинул руки и красивой рыбкой нырнул в ров. Когда он всплыл, над головой раздавался топот, потом послышался глухой удар, громкий треск. Ведун довольно хмыкнул, лег на спину и лениво поплыл к берегу.
Иначе и быть не могло: если у хозяина стены и башни перекосило, разве такой станет беспокоиться о воротах, и без того надежно перекрываемых подвесным мостом? Ничего странного, если они вообще давно застряли в полуоткрытом состоянии. Как относишься к крепости – так она тебя и защищает.
Когда Олег, стряхивая тину и грязь, вылез на берег, по мосту в город уже влетала на рысях горская конница. Гнилая твердыня окончательно пала, а кочевники получили теперь настоящую, весомую добычу. Ту, что сможет окупить раны покалеченным и ослабить горечь потери семьям павших.
– Побыть мирными и добрыми гостями вы нам не позволили, – подвел итог Середин. – В таких случаях уходят, хлопнув дверью. Враждовать – так враждовать.
Победители развлекались в городе четыре дня. Сидели бы и дольше – но Олег потребовал сворачивать лагерь и уходить, пока к восточным границам не перебросили свежие войска. Второй битвы малочисленным и потрепанным силам горцев было не пережить – а уж о победе не стоило и мечтать.
Добыча в ветхом, многие десятки лет не знавшем войны селении оказалась столь велика, что обоз растянулся на несколько верст и исчислялся многими сотнями телег. Она могла стать еще внушительнее – но для барахла просто не хватило возков. Своих кочевники не привели, а захваченных нашлось не так уж много. Тканями, посудой, железом и бронзой, зерном, шкурами и одеждой грузили все, что могло передвигаться, вплоть до тачек и колесных золотарских бочек, навьючивали лошадей и даже коров – но все равно забрать всего не могли.
Напоследок Бий-Атил хотел запалить город и перебить непригодных в невольники булгар, но Середин запретил.
– Пусть живут и богатеют. Вдруг мы захотим наведаться еще раз? – подмигнул он, и вопрос был тут же закрыт со всеобщим восторгом.
Через три дня тяжелый медлительный караван ушел за Бигоран, уползая вдоль реки вверх по течению медленно, как обожравшийся удав. Олег, Роксалана и еще полсотни нукеров остались в крепости, чтобы остановить мстителей, буде те появятся, и не дать нагнать главные силы. Все это время воины не торопясь, по камушку заваливали изнутри ворота. Мелочь – но она задержит конницу врага, когда тот подойдет к беззащитной крепости, на лишний день. Пока внутрь пролезут, пока откопают – время, время…
На четвертые сутки, так и не дождавшись ратников, полусотня ушла. Напоследок Олег – из пустого баловства – прибил на ворота Бигорана свой окованный железом щит. Парадокс состоял в том, что этот щит был булгарский и достался ведуну после последней сечи от одного из павших ратников.
Мчась налегке, всадники нагнали хвост обоза через день, уже в землях Белого кочевья. Замыкающие колонну нукеры встретили их восторженными криками – уставшие воины, обнявшись с ними, вытянулись в цепочку по одному и долго, час за часом, обгоняли повозки по узкой дороге. Только к вечеру они застали головной отряд и спешились возле поставленных друг возле друга четырех юрт разных родов. Простых воинов ждал новый взрыв восторга, вареная баранина, ласковые невольницы и терпкое булгарское вино в несчитанных количествах. Олега же и спутницу встретили постные рожи старейшин. Они обнимались – но отводили глаза. Они приглашали к пиршественному столу – но никто за этим столом не шутил и не смеялся.
– Кто-нибудь мне скажет, что случилось? – наконец не выдержал Олег и залпом осушил полулитровый серебряный кубок. – У нас здесь похороны или праздник?
Старейшины переглядывались и молчали.
– Мне нужно угадать это самому? – Олег отрезал баранье ухо и закинул в рот. – Давайте попробую… Булгары нас обогнали и устроили впереди засаду, желая отобрать добычу, а нас всех посадить на кол у стен Бигорана. Нет? Что же тогда? Ваши родные кочевья не желают принимать вас обратно? Понятно, тоже нет. А-а… Наверное, вы решили лишить нас с женой нашей доли в добыче и прогнать прочь? Ничего страшного, так и скажите. Уважаемый Бий-Султун знает, я не ищу богатства. Воля народа – воля богов. Мы сядем на плот и поплывем с тем же добром, с каким вступили на ваш берег.
– Нет! Нет, нет, как можно! Ты обижаешь нас, чародей! Такие подозрения, посланник ворона! Ты оскорбляешь… – Этого старейшины вынести не смогли и взорвались криками возмущения.
– Тогда что?! – вогнал ведун нож в черепушку барана. – Говорите, или уйду сам, оставив всю эту рухлядь на вашей совести!
Они опять начали переглядываться, кивать друг другу, вздыхать, пока наконец кривоглазый Чабык не заворочался, пересаживаясь из положения «по-турецки» просто на колени. Старый воин поклонился, ткнувшись лбом в ковер:
– Это моя вина, чародей. Я плохо воспитал этого несчастного, и он нанес тебе страшное оскорбление. Ты можешь казнить меня, посланник ворона, но не переноси свой гнев на наш род, не отказывай ему в своей милости.
– Что такого страшного могло случиться здесь, вдали от чужих рубежей, в ваших родных кочевьях?
Чабык глянул на старосту, на Бий-Атила, поднялся, отошел к юрте, откинул вздыбленную кошму. Под ней лежал с кляпом во рту и увязанный, как копченая треска, Саакым с заплывшим глазом и кровоподтеком на скуле.
– Во имя прекраснейшей из богинь! Что случилось с этим мальчиком?
– Мы застали его… их… прелюбодеяние. Прости, избранник богов, не доглядели.
Чабык указал в сторону юрты с рисунками рода ворона. Середин откинул полог, шагнул внутрь. Следом протиснулась и Роксалана.
В очаге горел огонь, на полу в дальнем конце женской половины были расстелены белоснежные овечьи шкуры. Там на коленях, в одной холщовой рубахе, стояла Тария.
– Та-ак, – протянул Середин. – Теперь хоть что-то начинает проясняться. Ну, давай, рассказывай. Интересно.
– Я виновата, господин.
– Это я уже знаю. Хотелось бы услышать подробности.
– Я… Я виновата, господин, – повторилась она. – Я заговорила с ним. Там… Он остался с обозом. Он спросил, правда ли, что ты отрубил мне голову за непослушание, а потом приставил назад и оживил.
Тария невольно потерла шрам на шее.
– Я засмеялась и сказала, что это не так. Что ты добрый господин. А убить меня пыталась обычная золотая гривна.
– Где они все, кстати? – оглянулся на спутницу Олег.
– Понятия не имею, – пожала плечами девушка. – В сундуке. Где-то среди вещей. Там теперь столько барахла накопилось, лет десять разбирать придется.
– Он не поверил, – продолжала Тария. – Но я ему поклялась и еще много чего сказала. Как ты с великанами и гномами сражался, как демонов горы одолел. Потом мы опять разговаривали. Прости меня, господин. Он не виноват, это я его соблазнила! – вдруг вскинула она голову. – Он отказывался, но я заставила!
– И сколько это продолжалось?
Она промолчала.
– Понятно… Значит, долго. – И он перешел на крик: – Как ты могла! У меня за спиной! Рядом с законным мужем! Подлая тварь! Гнусное отродье! Как тебя земля носит, как на тебя небо не рухнуло!
Тария при каждом выкрике вздрагивала и втягивала голову в плечи. Олег подскочил к ней, схватил за шиворот, выволок наружу и бросил рядом со связанным Саакымом, выдернул у него кляп:
– Тебе что, мерзавец, невольниц не хватало? Для тебя свободных девок нет? Почему ты, скотина, покусился на честь чужой жены?!
– Она не виновата, – с трудом прохрипел нукер. – Я ее изнасиловал.
– Неправда, господин! Я его соблазнила!
Олег отодвинулся, с интересом посмотрел на обоих, склонив набок голову.
– Мы застигли их вчера, – признался Чабык. – Хотели убить на месте, но не решились тронуть твою женщину. Оставили мужьей воле. Наш род отрекается от него. Ты можешь казнить его так, как посчитаешь нужным.
– Подонки! – Олег до середины вытянул меч из ножен, загнал обратно. Снова вытянул, снова загнал.
– Ты чего это? – зашипела ему в ухо Роксалана, поволокла в сторону. – Ты совсем сбрендил? Ты же к ней ни разу даже не прикоснулся! Тебе до нее дела нет! Нашла девица свое счастье, так и слава Богу. Чего ты сцены устраиваешь?
– Это ты сбрендила, деточка. Это же мир нормальных людей! Простить измену – это все равно что… Что тебе в рожу плюнут, а ты улыбнешься и дальше пойдешь. После такого на меня как на юродивого смотреть станут! И правда плевать в лицо начнут. За измену у приличных народов голову сразу сворачивают и правильно делают! Такое не прощается!
– Засунь свои народы себе знаешь куда?! – Роксалана выдернула шамшер, прижала к его горлу. – Если ты эту девочку хоть пальцам тронешь, я тебя… Я тебя… Я с тобой разведусь!
– Феминистка ненормальная! Этот засранец, если ты не заметила, спал с моей женой! Пусть она девственница, пусть мне до нее дела нет, но она моя! Моя жена! Он это знал – и все равно лапал! Скотина. Его так взгреть нужно, чтобы мозги на всю жизнь прочистились.
– Ты меня слышал, мурло кулацкое? Только тронь!
– Отвяжись, больная! – Олег вырвал плечо из ее крепких коготков, вернулся к прелюбодеям.
– Я ее изнасиловал, посланник! – опять захрипел Саакым. – Она невинна!
– Он лжет! Не верь, господин, он лжет. Это я соблазнила! – повысила голос Тария, пытаясь его заглушить.
– Заткнитесь оба! – рявкнул Середин. – Слушай меня, Тария. За сотворенное тобою преступление тебя следует зашить в мешок вместе с десятком кошек и бросить в реку. Чтобы они драли тебя до тех пор, пока вы не утонете. Но моя старшая жена… – он выразительно оглянулся на Роксалану, – пожалела кошек. Тебя можно сжечь, дабы уничтожить твою жалкую душу, но это будет слишком быстрая смерть. А мы хотим, чтобы ты страдала долго. Очень долго. Страдала день за днем, год за годом и сама мечтала о смерти. Поэтому мы решили поступить так… Чабык! Забери эту тварь, отведи на запад до ближайшего перекрестка и продай ее первому встречному! Нет, не просто встречному, а самому жалкому и уродливому нищему. Такому жалкому и поганому, чтобы в кармане его не имелось ничего, кроме одной ломаной монеты. За нее и продай! Пусть сидит по гроб жизни в грязной вшивой пещере и помнит, отчего ее постигла эта участь и чего она лишилась.
– Слушаю, чародей, – поклонился кочевник.
– Стой! Тария, иди и собери все свое барахло. Я не хочу, – сорвался на истеричный крик Олег, – не хочу, чтобы в моем доме осталось хоть что-то, к чему касалась твоя рука! А ты, жалкое создание… – наклонился он к Саакыму. – Тебя надо бы привязать за ноги к двум осинам и порвать на части. Но ты из кочевья, которое оказало мне гостеприимство и неизменно вело себя достойно и дружески. Не хочу, чтобы между мной и этим кочевьем пролилась кровь. Путь даже кровь такого жалкого существа, как ты. Но я не желаю больше тебя видеть! Убирайся прочь и никогда не возвращайся! Развяжите его и дайте хорошего пинка! Я его изгоняю.
Олег брезгливо передернул плечами и, едва не оборвав полог, ушел в юрту. Только здесь он смог, наконец, перевести дух и упасть на мягкий ковер.
– Оказывается, судить и приговаривать – зело тяжелая работа… – Он вытянул руки и ткнулся лицом в пушистый ворс. – Эх, сейчас бы в баньку. Обычную, русскую, что только в этом времени и найдешь. И водочки, менделеевской, из хорошего новенького холодильника.
– Уже спишь, благоверный? – Как вошла Роксалана, он не услышал.
– Ты явилась дать мне развод? – хмыкнул Олежка. – Намерена просто смыться или станешь вдовой?
– Если уже через десять минут Саакым не выкупит Тарию, значит он однозначный кретин и недостоин нашей девочки. А если через десять минут Тарию не выкупит Саакым, значит, она сама виновата, что втюрилась в такого кретина.
– Через десять минут не выкупит, – ответил Олег. – Я в такое совпадение не поверю. Где-нибудь перед завтрашним закатом. Чтобы я после этого известия не передумал. К утру их уже и след простынет.
– А ты, Олежка, не такой уж полный идиот, как кажешься.
– Иди ты знаешь куда…
– Знаю. Вон туда, на овчинку. Так хочется поваляться на мягоньком, ощутить всем телом прикосновение нежных кудряшек. И если ты не однозначный кретин, ты тоже знаешь, куда тебе следует пойти.
* * *
Чабык вернулся к обозу вечером следующего дня, поклонился и протянул гнутую половинку тонкой новгородской чешуйки:
– Я выполнил твой приказ, посланник. Это плата за твою жену.
– Благодарю тебя, воин, – подбросил в ладони монету Олег. – Пользы от нее никакой, но на память оставить можно. Что скажешь, дорогая?
– Оставь. Будет забавно иногда заметить ее на зеркальной горке.
– Твоя милость безгранична, посланник предков, – снова поклонился кривой кочевник. – Отныне я стану твоим самым преданным рабом.
– Ни к чему творить зло, если в этом нет такой уж необходимости, – после короткой заминки ответил Середин. – Мне будет приятно иметь рядом столь умного друга.
Кочевник приложил руку к груди и отъехал в сторону.
Обоз к этому времени добрался до Белого кочевья. Передовой отряд поставил несколько юрт в низине возле прозрачного ручья, журчащего среди травы по окатанной гальке. Чуть дальше начинался небольшой подъем, за ним виднелась площадка с добрым десятком срубов, еще большим числом юрт, многими стогами, коновязями и высокими бревенчатыми воротами, установленными на пустыре у высокой скалы. Оттуда, сверху, несколько подростков и женщин с интересом наблюдали, как на их обширном пустынном пастбище медленно сворачивается в гигантскую улитку бесконечная лента телег.
Вновь возле юрт заполыхали костры, повисли огромные котлы, опять полилась в казаны вязкая баранья кровь, а их туши упали в кипящую воду. Опять драгоценные кубки налились дорогим вином – воины пили за возвращение, за мудрость отважного чародея, за своих старейшин и ратное мастерство, наполнившее их животы мясом, а кладовые родов – богатой добычей.
– Я был рад познакомиться со столь отважным воином, как ты, Бий-Атил, – поднял кубок за здешнего хозяина Середин, – и столь умелым и решительным военачальником. Половиной успеха в битве с булгарской кованой конницей все мы обязаны тебе. Мне будет тебя не хватать, друг мой. На тебя можно положиться.
– Ты так сказываешь, мудрый чародей, – поднял кубок кочевник, – словно склонился над моим бездыханным телом. Ужель узрел некую печать в моем будущем?
– Нет, что ты, уважаемый… – Олег пригубил вино. – Но мне казалось… Я думал, это твое кочевье? Ты вернулся домой после славного похода. Мне же еще предстоит очень долгий путь. К самым верховьям реки, потом через два перевала в другую долину, к Сакмаре. По ней – до Урала, вниз по нему…
– От Урала мы перейдем к Самаре, спустимся вниз до Волги, и по ней пройдем до Мурома, – поправила ведуна Роксалана.
– Скоро осень, время забивать скот и закладывать припасы на зиму, – добавил Середин. – Я знаю, в это время мужчины должны находиться возле родных очагов. В это время здесь дорога каждая пара рук.
– Ты прав, чародей, – признал Бий-Атил. – Осенью в стойбищах много работы. Но это не значит, что наш род не сможет отрядить полсотни храбрецов в помощь союзникам.
– По дороге назад мы много размышляли об этом, – поднял свой кубок грузный сверх меры Бий-Акай. – У нас большая добыча и мало воинов. Мы все здесь, и рода наши стали побратимами, а родственники должны помогать друг другу. Посему наши нукеры не останутся в своих стойбищах. Они лишь оставят там часть добычи и помогут довести обоз до самого конца. Нашим кочевьям ни к чему столько невольников и столько припасов. Мы хотим пройти вдоль Агидели через земли наших ближних и дальних родичей до самых истоков, продать или сменять рабов и прочее добро на что-то нужное и полезное. Но и это не все. Мы, старейшины родов-побратимов, намерены до конца выполнить свои клятвы и проводить тебя до конца твоего пути! Слава посланнику наших предков, мудрому чародею!
– Слава! – дружно согласились старейшины и осушили кубки.
– Благодарю вас, други, мне льстит такая честь и уважение, – по здешнему обычаю приложил руки к груди ведун. – Но мне не хочется приносить вам столько хлопот. Я доберусь до Мурома сам.
– Когда идет речь о чести родов и наших клятвах, мы готовы перенести любые тяготы, чародей! – сказал, как отрезал Бий-Атил.
– К тому же, – скромно добавил Чабык, – тебе одному не увезти обоз с добычей, господин.
– Да придет слава и богатство в дома столь честных и храбрых людей! – поднял свой кубок ведун и торжественно его осушил. – Слава!
Пир закончился относительно быстро, примерно через час после заката. В конце концов, это был всего лишь ужин, а не какой-нибудь праздник. Олег с Роксаланой ушли в свою юрту, разулись, сняли халаты – и вдруг девушка напрыгнула на него сзади, провела бросок через бедро и опрокинула на шкуры:
– Что с тобой, Олежка? Ты весь вечер сидел с таким видом, словно косточкой подавился! Зуб, что ли, болит?
– Зубы я умею заговаривать.
– Долю слишком маленькую дали?
– Ну, что ты за глупости несешь, деточка? Нам эта доля, что карасю компьютер. Когда Ворон назад закинет, барахло все едино тут останется.
– Тогда чего?
– Никак не идет из головы фраза Бий-Султуна, которой он обмолвился во время похода. Он сказал, что у того, кто приносит добычу, всегда много друзей. Такого человека они не оставят никогда.
– Ну, и что? – пожала плечами Роксалана. – И пусть они с нами идут. Четыре сотни нукеров никогда не помешают слабому, одинокому путнику.
– Похоже, ты не понимаешь… После стычки и разорения этих… куниц, после известий о неплохой поживе за нами увязалось искать приключения несколько родов и четыре сотни нукеров. А теперь подумай, что случится, когда мы с сегодняшней добычей, превратившей каждого воина, самого последнего мальчишку, в супербогача, – когда мы с нею пройдем через все горы и племена? У нас, знаешь, сколько народу в попутчики запросится? Их уже не четыреста, а все четыре тысячи наберется. Если не сорок… Про золотую лихорадку слышала? Вот так и здесь. Каждому захочется отгрызть от будущих побед свой кусочек рабов и шелка. И что мы будем с ними делать, милая? Ты хочешь всю эту кодлу, эту стаю саранчи привести к Мурому? Булгария ладно, это враг. С ней наши князья постоянно воюют. Но привести разбойников на Русь?!
– Не хочешь – не веди. Нужно просто напустить их на кого-нибудь другого. Того, кто нашим здесь пакостит. Ну, на хазар, например, на половцев, на печенегов. На запад их отправь. Пусть развлекаются. И им хорошо, и для Руси полезно.
– Подожди, – приподнялся на локте ведун, мучительно роясь в памяти. – Где-то я про что-то такое слыхал. По южным степям, мимо наших земель и на западные страны… Слушай, мисс Красный Диплом, ты не помнишь, в каком году случилось нашествие гуннов?