Пархавиэль резко обернулся. "Неужели этот чудаковатый старикан говорит правду, неужели он мой предок?" - сердце учащенно забилось у гнома в груди.
– А ты почем знаешь? - спросил гном, облизнув ссохшиеся губы.
– Да как ше мне не шнать, милок, коль я шалопая Эдегеля родный дядька! А бушотер твой дедок был иш-вештный. - Мисл закатил к небу глаза и предался сладостным воспоминаниям. - Помнитшя, как-то в мешшме-нье акхром переоделшя и в дом к штарейшине Шильберу шалеш, шуму поднял, шуть! Дошери Шильбера, обе на выданье тогда ходили, нагишом вышкошили и шелую ношь по городу бегали, вернутыпя боялишь...
О юношеском похождении сумасбродного Эдегеля знали только члены семьи. Шильберы, по весьма понятным причинам, не стали поднимать шум, и история не получила широкой огласки.
– У моего деда, как и у его дядьки Мисла, примета особая бьша, - после минутного раздумья произнес все еще сомневающийся гном. - Если ты не самозванец, покажи!
– Ш удоволыптвием, ток пушай подрушка твоя отвер-нетшя, - прошамкал старик, - я штешняюшь!
Флейта обиженно хмыкнула, но отвернулась и даже отошла в сторону. Старик крякнул с натуги, поднял высоко вверх левую ногу и без помощи рук стряхнул с нее стоптанный сапог.
– Неужели правда?! - воскликнул Пархавиэль, чуть не потеряв сознания.
– Вот видишь, вошемь пальцев, - рассмеялся Мисл Зингершульцо, подергивая мелкими кривыми отростками, - а у твово деда Эдегеля тоше вошемь было, только на правой.
– Вы там как, разобрались? - подала голос Флейта. -)борачиваться можно?
– Мошно, мошно, крашавиша, - весело захихикал арик, пряча ногу в сапог. - Вот иш-ша этого дедушка 1ишл убешать от паршившев не шмог! назидательно произнес старик и крепко обнял потерявшего дар речи правнука.
Встреча с прадедом не столько открыла новые страницы в жизни семьи, сколько помогла Пархавиэлю понять, что собой представляло Махаканское Сообщество, вольное горное государство, которому гном верой и правдой служил в течение долгих лет. Кучка пугливых маразматиков узурпировала власть. Страх перед другими народами и боязнь потери безграничного господства над подданными заставляли их насильно держать гномов в подземелье, лишая естественной потребности видеть солнечный свет.
Мислу Зингершульцо, семьдесят лет назад одному из лучших оружейников подземелий, часто приходилось бывать наверху и тесно общаться с представителями так называемого внешнего мира. Мастер был достаточно умен, чтобы понять, ради защиты чьих интересов тысячи гномов прозябали в темных пещерах внутри горных пород, и достаточно мудр, чтобы открыто не выступать против Совета Старейшин. К тому же было много ярких, наглядных примеров, чем заканчивались подобные выступления. Бороться за счастье всех и каждого показалось Зингершульцо слишком утомительным и неблагодарным занятием, а главное, бессмысленным. Гномы не видели ничего иного, они привыкли жить во тьме. Если не нравится мир, в котором ты живешь, гораздо проще потихоньку переселиться в другой, чем изменить его к лучшему.
Так и сделал предок Пархавиэля. Собрав десяток верных друзей, он ушел в далекие пещеры. Беженцы разбили лагерь, работали долго и осторожно, боясь привлечь внима-ние хищников и пограничных отрядов, голодали, терпели лишения, но в итоге пробили в скале тайный проход.
В первом же маленьком городке, попавшемся им на пути, Мисл и его товарищи, к своему удивлению, обнару жили гномов. Оказывается, они были далеко не первыми, кто отважился бежать. Вскоре ветры судьбы разбросали отряд: одни поселились в Геркании, другие ушли на за пад, а Мисл удачно женился на дочери альмирского купца и остался в Филании. ?
– Почему в Альмире, дедушка, неужели любовь такою сильной была? спросил Пархавиэль, старающийся освоиться с непривычной для него ролью почтительного внука.
– Не-а, малыш, шувштва шдешь ни при шем. Марика шеной толковой, хошяйштвенной была, хоть гномьей крови в ней вшего на треть. - Старик лукаво улыбнулся и затыкал указательным пальцем в небо. - Рашшет, рашшет правит миром!
– Ну, тогда, дедуля, ты сильно просчитался! - встряла в семейный разговор Флейта. - Филания для гномья... то есть для уважаемых гномов не самое лучшее место.
– Так то когда было, двадшать шешть тышь шмен на-шад, а шишнь плохая не боле пятнадцати тышь шмен на-шалашь, как король филанийский Вульдвиг, дед нынешнего Кортелиуша, помер, а шынок его Ковелькарт индо-рианских олухов привешать штал, вот тогда гонения и нашалишь. - Старик закончил краткий экскурс в историю Филанийского королевства.
– А почему он так странно считает, в сменах каких-то? - прошептала Флейта на ухо Пархавиэлю. - И сколько это в годах будет?
– Не шепши, девонька, я хоть и бешшуб, но не глухой. А в годах ваших никогда не шшитал, глупый отшшет, неправильный.
– Семьдесят лет и сорок, - подсказал Флейте Парха-виэль. - Ты лучше скажи, дедушка, куда это ты нас ведешь такими закоулками?
– Куда, куда, домой к шебе, куда ше еше?! Иль ты меня до дома не проводишь и от утешения щтариковшко-го откашешьшя?!
– Не откажемся; не откажемся, дедуля, - ответила за гнома Флейта, сильно толкнув растерявшегося Пархавиэ-ля локтем в бок. - Дел у нас особых нет, так что денек погостим, как раз до следующей ночи, если, конечно, дом твой цел.
– А што ш ним штанетшя? - рассмеялся старик, забавно тряся головой. Яш роштовшик не ошень шад-ный, меня на шевере квартала вше шнают, вше любят, хоть я и гном.
– А это еще почему? - удивилась Флейта. - То есть я хотела сказать, как удалось доверие завоевать?
– Деньги, девошка, деньги, родимые. Их вше любят, ошобенно те, у кого их нет. В долг я даю, процент небольшой беру, мне уш многого и не надо. К тому ш у наш там одни бедняки шеховые обитают, кто ш им, кроме меня, в долг дашт?! Да и маштера, хошяева их, меня штят и ува-шают, ошобенно орушейники, я еше с их дедами шекре-тами, бывало, делилшя, но ошторошно. - Старик опять поднял указательный палец, но не вознес его к небу, а застучал по лбу Пархавиэля. - Шапомни, внушек, делить-шя нушно только теми тайнами, што тебе ушо беш надоб-ношти, и не шрашу, а поштепенно: шегодня одно, а ше-реш год другое!
– Запомню, дед, запомню! Ты мне лучше вот что скажи: коль тебя так уважают, что ж ты по улицам голышом бегаешь?
– Балда! - осерчал старик и отвесил Пархавиэлю звонкую затрещину. Говорят ше тебе, на шевере, там люд другой, а эти паршившы мештные, я их впервой видел. - Ну а голым почему? - повторила вопрос Флейта, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
Разбойница знала, что неподалеку от того места, где они спасли старика, находился вполне приличный по меркам Цехового квартала бордель.
– Так полушилось, - прозвучал уклончивый ответ смущенного старца.
Узкая улочка сменилась подворотней, потом троица забралась на крышу полуразрушенного дома и спустилась по покатому карнизу на второй этаж соседнего здания, прошла в подвал и запутанными подземными лабиринтами, соединявшими между собой несколько строений, вышла в заброшенную портняжную мастерскую. На запыленном, покрытом кусками извести и мелкими лоскутами ткани полу валялись опрокинутые манекены, сломанный портняжный инвентарь, вырезки и недошитое платье, то есть весь тот хлам, который не захватили с собой бывшие хозяева.
– Шдешь и переищем шуток, - прошепелявил старик, прильнув глазом к дырке в трухлявой стене. - Наро-дишу тьма, тыши две, не менее!
Доносившиеся снаружи крики и гул многочисленной толпы подтверждали слова старика. Кроме того, нос Пар-хавиэля мгновенно определил запах гари, пробивающийся сквозь хлипкие деревянные стены.
– Дедуля, подвиньсь! - скомандовал Пархавиэль, припав лицом к стене.
Маленькая, узкая щелка, через которую приходилось взирать на мир, не позволяла оценить реального масштаба народного сборища, но увиденное удивило гнома и заставило грязно чертыхнуться, несмотря на присутствие рядом почтенного предка и Флейты.
Языки пламени жадно пожирали остатки высокого здания. На не заляпанном копотью участке стены виднелись фрагменты рисунков. Что-то было в них знакомое, гном мог поклясться, что видел их раньше.
– Миссия Единой Церкви, - прошептала Флейта, прочитавшая мысли гнома. Похоже, олухи на площади в поджоге гномов винят. Возможно, именно из-за этого погром и начался.
Толпа бушевала. Лишь немногие пытались тушить пожар, а остальные были заняты куда более важным делом: потрясая в воздухе вилами, мотыгами и топорами, распаляли свой воинский дух. В этом трудном деянии им помогали то и дело сменявшиеся ораторы, появляющиеся то в окнах выходивших на площадь домов, то на раскачивающихся фонарных столбах. Гнев пылал, страсти кипели, толпе, доведенной до пика истерии, не хватало лишь лидера, не духовного наставника, вдохновлявшего на ратные подвиги, а обычного военного вожака.
– Не боись, свято место пусто не бывает, - усмехнулась Флейта и крепко сжала правой рукой локоть гнома. - Парх, смотри, вон и вояки пожаловали!
Через бушевавшую толпу к импровизированной трибуне из трех перевернутых телег прокладывала локтями путь маленькая группа мужчин в протертых до дыр кожанках и рваных кольчугах. "Наверняка ополченцы или разбойники", предположил Пархавиэль, мельком оценив убогость вооружения и пестроту потрепанных одежд. Но как только чужаки среди рабочего люда залезли на трибуну и повернулись лицом, гном сразу изменил свое мнение. Уверенные позы, ястребиные взоры и надменные ухмылки при взгляде на разогретую речами толпу выдавали I в неизвестно откуда появившихся людях опытных военных, привыкших командовать и управлять движением больших вооруженных масс. Человеческое зрение не позволяло с такого дальнего расстояния разглядеть лиц, Флейта не могла заметить и половины того, что видели гномы, но согласно кивнула.
За монотонным гудением толпы не было слышно, что говорил коротко стриженный седой человек, главарь шайки зачинщиков, но интуитивно Пархавиэль чувствовал, чтоголоворез не был красноречив. Люди этой породы не утруждают себя многочасовыми упражнениями в риторике, за них обычно говорят поступки и остро отточенные клинки.
Сборище начало медленно расползаться по отрядам, в конце концов сформировалось семь больших групп по двести - триста человек. Во главе каждой встал командир из приближенных главаря. Над площадью пронеслись пронзительные боевые кличи, и семь бурлящих живых потоков растеклись в различных направлениях: пять самых многочисленных отрядов двинулось на юг, где находилось поселение гномов, а два на север. На вмиг опустевшей площади осталось не более пятидесяти человек, которые, чуть не падая от усталости, упорно продолжали бороться с огнем.
– Что-то я в толк не возьму, - пробормотал себе под нос младший Зингершульцо, растирая ладонью широкий лоб, - как-то все странно, не так...
– А чего ты не поймешь, все просто, как свадебный мордобой, - хмыкнула Флейта. - Кто-то миссию специально поджег, кто-то крикунам заплатил да этим, которых ты вначале за ополченцев принял. Одни взывают, другие командуют, толпа крушит, все при деле!
– Шлушай девоньку, внушок, она дело говорит! - назидательно затряс пальцем старик. - Именно так оно и бывает, прошто так даже шаядлые пьяншушки по кабакам не дерутшя!
– Да я не об этом, - отмахнулся гном. - Совсем другое смущает: погром уже давно идет, а эти только толпу собирать начали.
– Вот щудак, - рассмеялся старик. - Это ше тебе не побоише, а погром! Народ ша два шаша притомитыня уш-пел, душок боевой пропал: кто одумалшя, кто уштал и домой побрел, а шей-то органишм водярной нагрушки не вынеш. Кто бешпорядки органишует, тот вшегда такой про-тивный момент ушитывает и подмену шагодя готовит, чтоб, шнашитшя, шадуманное до конша довешти.
Доводы старика показались логичными. В конце концов, ни Флейта, ни Пархавиэль не горели желанием полезть в бойню. Это была не их война, тем более что Пархавиэль не испытывал к местным гномам теплых чувств.
Осторожно выбравшись из укрытия, путники продолжили путь, Мисл не обманул, северную часть квартала он знал намного лучше, поэтому хоть и шли по чудовищно грязным закоулкам, зато без приключений. Правда, пару раз все же приходилось останавливаться и поспешно прятаться, когда внезапно поблизости раздавались воинственные кличи и топот бегущих ног. Люди рыскали по округе мелкими группами, по двадцать - тридцать человек, выискивая притаившихся по подвалам и чердакам гномов. Среди разбросанного по мостовой мусора все чаще и чаще встречались растерзанные трупы.
Путники зашли в зону опустевших цеховых корпусов. Путающийся в складках плаща Мисл ускорил шаг, был менее осторожен и даже порой вел группу через открытое пространство. В результате долгих плутаний по окрестностям путники вышли к хорошо запомнившемуся гному трактиру "Грохот стакана".
Когда надеешься на кого-то другого, притупляются собственные инстинкты. И Флейта, и Пархавиэль слишком поздно заметили, что впадший в маразм старик вывел их прямо на большую толпу собравшихся у дверей трактира горожан. Бежать было поздно, выхватывать оружие бессмысленно: добрый десяток вил и заточенных наподобие алебард лопат грозно смотрели в их сторону. На суровых лицах людей не было ни сожаления, ни жалости. Это был только передовой отряд, за спинами преградивших им путь горело множество костров, и толпилось несколько сотен человек.
– Куда прешь, гномья ро... - осекся высокий рыжеволосый мужчина, поигрывающий в руках топором. - А-а-а, это ты, дедушка Мисл, а мы уже начинали побаиваться, не случилось ли с тобой чего. Вишь, опять резня началась!
Мисл Зингершульцо со вздохом облегчения откинул капюшон и, подойдя к грозному верзиле, протянул ему руку для пожатия.
– Вше хорошо, Милгар, вше хорошо, - устало прошептал старик. - На этот раш обошлошь!
– А эти приблуды с тобой? - кивнул Милгар в сторону Пархавиэля и Флейты.
– Шо мной, - ответил Мисл, подавая спутникам знак следовать за ним.
Пархавиэль сделал было шаг вперед, но острые вилы появились буквально в сантиметре от его груди.
– Дедушка Мисл, мы тя уважаем, но чужаков не пустим, - извиняясь перед стариком, пробасил верзила. - Цех оружейников округу держит, лиходеев не пускаем, хоть сегодня не раз наведывались. Тебя в обиду не дадим, но остальных... извини. Ты же знаешь, если другие узнают, что мы втихаря гномов укрываем, беды не миновать... у нас жены, дети...
– А у меня правнук родный, - гордо подбоченясь, заявил старик. - Я што, родимую кровь приютить не могу?!
– Ну, если так... - пожал плечами верзила, с интересом поглядывая на Пархавиэля. - Ребят, пропустите гнома, и девчонка тоже пущай идет!
Вилы исчезли из-под носа так же быстро, как и появились. Путь был свободен, и Пархавиэль с опаской засеменил сквозь толпу. Он боялся настороженных взглядов, пронизывающих его со всех сторон, вздрагивал при каждом резком движении и неожиданном шорохе. Люди могли в любой момент изменить решение и напасть. Сердце гнома чуть не разорвалось от страха, когда за спиной раздался звучный бас предводителя оружейников.
– Анофий, Непий, возьмите десяток парней и проводите дедушку Мисла с гостями до дому! И смотрите, чтоб там ни одна зараза не вспухла! Флейта нервничала, воровато озиралась по сторонам и не убирала ни на миг руки с пояса, надеясь в случае опасности успеть выхватить меч. Пархавиэля, наоборот, забавляло молчаливое шествие в окружении вооруженных людей. Гном чувствовал себя важной, значительной персоной, к которой боятся подступиться и даже заговорить, не то чтобы бросить булыжник вслед или прокричать оскорбление. К сожалению, улицы были пусты, и Зингер-шульцо не мог насладиться видом растерянных рож горожан, пугливо таращившихся на помпезное шествие маленького человечка.
Коль реальность не совсем такова, как хотелось бы, можно сетовать на горькую судьбу или просто закрыть глаза и дать возможность воображению, добавить несколько легких штрихов, исправляющих положение. Так и поступил Пархавиэль. Улица мгновенно преобразилась, заполнившись толпой зачарованно глазеющих на него зевак. Топот охраны и их перешептывание между собой создавали необходимый звуковой фон для полноты палитры и сочности красок иллюзорной картинки. Богатое одеяние и новые башмаки, закованная в латы стража и дюжина обнаженных наложниц с опахалами из павлиньих перьев - вот что было крайне необходимо для выхода уважаемого гнома в город.
Резкая боль пронзила печень, гном крякнул и схватился рукою за ушибленный бок. Пархавиэль уже успел опробовать на своих ключицах силу девичьих кулаков, но не мог предположить, что у Флейты такие острые и больно бьющие коленки.
"За что?!" - мысленно простонал гном, растирая ушиб.
– Мне плевать на девиц, их безумное количество и дурацкие опахала, но если ты меня еще раз разденешь и заставишь так непотребно вилять ягодицами, то будешь шамкать, как твой беззубый дед! - пригрозила Флейта и, скорчив недовольную мину, отошла в сторону.
До самого дома Мисла Зингершульцо они не разговаривали: Флейта обиделась на гнома, Пархавиэль, в свою очередь, не считал себя виноватым. Он же не пытался воплотить свою мечту в жизнь, не заставлял спутницу обмахивать его опахалом и не умолял призывно вилять бедрами. Мечта есть мечта, вторгаться в чужой мир вольных фантазий неприлично, тем более когда и там пытаешься навязывать какие-то глупые правила.
Эскорт проводил путников до самой двери. Мисл снова заставил девушку отвернуться, но на этот раз скинул не левый, а правый сапог. На крыльцо со звоном упали кошель и большой амбарный ключ.
"Какой предусмотрительный у меня дед, все при себе: и деньги, и ключ. Надо бы тоже деньжата за голенищем прятать", - подумал Пархавиэль, наблюдая, как его предок долго возился с висячим замком.
– Откуда у тебя деньги, бродяжка махаканский? - язвительно заметила Флейта и с чувством морального превосходства шмыгнула носом.
Пархавиэль крепко сжал кулаки и зубы, гном злился. Разбойница опять копалась у него в голове, а он снова потерял бдительность и не смог вовремя спрятать свои мысли в дальнем закутке сознания.
– Прошу, внушок, и ты, девонька, заходи! - Мисл переступил порог и замахал обеими руками, приглашая спутников зайти. - Да не штойте, не штойте, как неродные, милошти прошу!
Флейта вошла в дом, за ней поплелся Пархавиэль. Старик провел их по темному коридору и открыл скрипучую дверь в комнату.
– Вот шдешь я и шиву, не хоромы, конечно, но...
Договорить Мисл не успел, в погруженном в темноту помещении возникло едва уловимое глазом движение. Чья-то тень быстро отделилась от стены и схватила Флейту сзади за обе руки. Пархавиэль рванулся вперед, но холод-ное и острое лезвие ножа прижалось к его горлу. Сильная рука нахально ощупала его, сняла с пояса кошель и вытащила утреннюю звезду.
– Зажгите свет, балбесы! - раздался из дальнего угла незнакомый хриплый голос.
Пару раз чиркнуло старенькое огниво, и начало светлеть. По мере зажигания свечей прорисовывалось не совсем уж и бедное убранство жилища одинокого гнома: камин, стол, кровать, широкое кресло и много-много звериных шкур и оружия, развешенных по стенам. Незваных гостей было четверо, все они оказались гномами: один заломил руки за спину Флейте, второй обшаривал Парха-виэля, а третий весьма почтительно и с уважением к старческим сединам прижал Мисла к стене и просто не давал ему прийти на помощь своим. Четвертого можно было не воспринимать всерьез. Он был тяжело ранен и лежал на полу, закутанный в теплые медвежьи шкуры. Седая голова гнома тряслась, а на аккуратно стриженной бороде виднелись засохшие ручейки сгустков крови.
– Ну, вот и свиделись, караванщик, - прошептали бледные губы умирающего, - не хотел я этой встречи, не хотел...
Раненый закашлял и немного повернул голову. Уродливый шрам на правой щеке напомнил Пархавиэлю, где он видел это волевое лицо и бесцветные, завораживающие глаза. Перед ним был Карл, предводитель гномьей банды. Удерживающий Мисла гном ненадолго покинул боевой пост и кинулся поправлять съехавшую набок шкуру. Когда он нагнулся над главарем, разорванная рубашка съехала с плеча и обнажила зловещую татуировку сегилев-ского отребья: горняцкая кирка, разбивающая человеческий череп.
– Странных гостей, старик, ты у себя привечаешь, очень странных, - с трудом прохрипел Карл, отталкивая заботливого телохранителя. - Караванщик оно понятно, все-таки гном, а вот девица! - Не юоодствуй, Карл, ты не в том состоянии, чтобы шутить, - спокойно произнесла Флейта, окинув взглядом умирающего врага. - Не боишься, что не доживешь до конца шутки?
Стоявший позади девушки гном резко заломил ей руку. Лицо Флейты исказилось от боли, но гордая разбойница сдержала рвущийся из груди крик.
– Доживу, милая, доживу, я точно знаю, сколько мне осталось. Мы оба с тобой меченые, а значит, жизнью ученые, считать и рассчитывать умеем, поэтому и главари. - Карл откашлялся и осторожно перевернулся на бок, чтобы видеть лицо застывшего у стены Мисла. - Старина, ты уж не обижайся, что ребята затащили в твою халупу мои потроха. Ты с людьми дружишь, здесь тихо, тебя че-ловеки не трогают. А мне помереть где б спокойно, чтоб не под забором...
– Я долго шдешь шиву и в помоши никогда не отка-шивал, ни людям, ни гномам. Не откашу и тебе, но гошти хошяевам ноши к глоткам не подштавляют!
– Их не тронут, если рыпаться не будут, - прошептал Карл и подал знак отпустить пленников.
Бандиты нехотя послушались и, не снимая ладоней с рукоятей топоров, встали у Флейты с Пархавиэлем за спинами.
– Не серчай, старик, - примирительно прохрипел Карл. - Слово даю, ничего им мои сорванцы не сделают, мы же гномы, не люди, хозяев уважаем!
Флейта открыла рот и хотела было вставить острое словцо, но вовремя одумалась и сдержалась.
– Вон видишь, старик, даже на полу себе постелить попросил, чтоб кровью тебе постель не марать. Ты уж извини за беспокойство, выхода у меня другого не было...
Речь Карла часто прерывалась и становилась все менее связной, каждое слово давалось с трудом. Гном медленно умирал и, как показалось Пархавиэлю, много говорил только ради того, чтобы как-то отвлечься от томи-тельного ожидания неминуемой, но и не спешившей к нему смерти.
– А ты, Флейта, чего тут забыла?! Неужто гордая "Пунцовая роза" на чужой беде поживиться решила, крохи после погрома подобрать? - тихо рассмеялся Карл.
– Нет больше "Пунцовой розы", перебили всех. - Флейта опустила голову, невольное напоминание о гибели друзей причинило ей боль.
– Вот как, - опечалился Карл. - Были наемники, были гномы, все воевали-воевали между собой и от чужой руки погибли, не стало ни наемников, ни гномов, ушла эпоха! А если бы не воевали, что тогда?
– Не было бы "тогда", не договорились бы мы, - честно призналась Флейта.
– И то верно, разные мы уж больно... были! Умирающий гном поборол новый приступ кашля и обратился к одному из бандитов:
– Марвий, подь ко мне! Ты за старшего останешься, когда я концы отдам. Никого из них, - Карл провел в воздухе пальцем дугу, - не трогать. Я запрещаю, пущай идут с миром! А теперь выйдите все, мне с караванщиком махаканским пошептаться надо!
Бандиты удивленно переглянулись, но не осмелились ослушаться воли главаря. Они покинули комнату, уведя с собой Флейту и Мисла.
– Поди ближе, караванщик, слаб я, чтоб кричать! - подозвал к себе Пархавиэля Карл.
Зингершульцо оставалось только послушаться просьбы умирающего и сесть рядом с ним на пол.
– В богов я не верю, ни в гномьих, ни в людских, - перешел на шепот Карл, - грехов за мной водится много, но на это мне наплевать, а вот совесть перед кончиной мучит, виноват я перед тобой и перед друзьями твоими, сильно виноват!
Приступ кашля прервал речь гномьего вожака, на этот раз Карл харкал кровью. - Как виноват, перед кем виноват? - высоко вскинул брови Пархавиэль, не понимая, о чем шла речь.
– Слушай и не отвлекай, времени уже мало осталось, боюсь, самого главного не успею сказать! Недавно оплошал я, в тюрьму загремел, там гномов двух встретил... Из Махакана... караванщиков. - Карл закричал, боль становилась сильнее. - Бежали мы вместе, они мне жизнь спасли, а я им помочь обещал... Тебя они искали и до сих пор ищут...
– Скрипун, Гифер, они живы?! Где они?! - Пархавиэль схватил теряющего сознание Карла за грудки и с силой затряс его.
Разбойник снова открыл глаза, встряска не дала ему потерять сознание.
– Я когда тебя у Матуса в корчме встретил, сразу понял, кто ты, да признаться не хотел. Уж больно друзья твои бойцы хорошие, терять жалко было. Из гномов, с кем я вместе у Сегиля служил, мало в живых осталось... почти никого. Энти вон потом пришли... приблуды, хоть метки себе и сделали... кивнул умирающий в сторону двери. - Думал, поищешь ты их, поищешь, да и уйдешь ни с чем, а они при мне останутся...
– Где они, где?! - Пархавиэль затормошил Карла.
– Таверна "Последний приют", там у нас штаб. Коль доберешься, передай, чтоб не серчали...
Карл умер. Пархавиэль аккуратно опустил на пол бездыханное тело и закрыл его с головой медвежьей шкурой. Ждать было некогда, пришло долгожданное время действий. Пархавиэль знал, где находились его друзья, и не хотел искушать судьбу.
Дверь открылась, в комнату вошла троица разбойников. Они стояли и молча смотрели на Пархавиэля. Гном насторожился.
– Где Флейта и Мисл? - спросил Зингершульцо, готовясь к самому плохому повороту событий. - Мы тута, внушок, вше в порядке, - донесся из темноты коридора скрипучий голос старика.
Через мгновение целые и невредимые Флейта и Мисл переступили порог.
– Что делать будешь, махаканец? - спросил после долгого молчания Марвий, тот самый бандит, которому Карл перед смертью передал бразды правления.
– "Последний приют", я туда! - кратко ответил Пар-хавиэль, глядя Марвию в глаза.
– Не советую, там или уже все кончено, или еще очень жарко, но исход один! Мы втроем в Герканию двинем, с нами пойдешь?
Пархавиэль вместо ответа отрицательно покачал головой.
– Ну, как хочешь, - не стал настаивать Марвий и начал подбирать раскиданные по полу оружие и вещи. - Старик, - обратился бандит к Мислу, ты уж извини, но Карла похоронить тебе придется. Опасно сейчас, нам с трупом на плечах далеко не уйти!
Бандиты вскоре покинули дом Мисла Зингершульцо. Пархавиэль подобрал с пола утреннюю звезду и молча направился к выходу, но, едва переступив порог, остановился и крепко обнял своего старика.
– Извини меня, дедуля, но, видимо, не судьба нам с тобой посидеть... как-нибудь потом, если живым выберусь... Там друзья мои гибнут, понимаешь?!
– Подожди, - прошептал плачущий старик и полез под кровать.
– Опять уходишь, опять вот так, в одиночку?! - закричала вдруг Флейта, накинувшись на гнома и с силой тряся его за многострадальные плечи. Геройствовать пошел, опять один, напролом, один против всех?! Да ты хоть представляешь, что возле этой чертовой таверны творится, и друзей не спасешь, и сам поляжешь! - Я по-другому не могу, - упорно повторял гном, терпя сыплющиеся оскорбления и удары.
Разозленная упорством гнома Флейта могла бы забить до смерти своего боевого соратника, если бы на помощь правнуку не пришел облепленный пылью и паутиной дедушка Мисл.
– На, внушок, вошьми в подарок, мне-то уш она беш надобношти, всхлипнул старик и всунул в руки правнука тяжелый продолговатый предмет, обмотанный в несколько слоев полуистлевшими тряпками.
Пархавиэль ощутил странное чувство, как будто этот предмет сильнее сроднил его с прадедом, объединил двух гномов, разделенных несколькими поколениями, но в чьих жилах текла одна и та же кровь, кровь Зингершульцо. Даже Флейта затихла и перестала отбивать о спину и плечи гнома кулаки.
– Что это?! - зачарованно воскликнул Пархавиэль, когда последняя тряпка упала на пол, и гнома ослепил блеск зеркально отполированного округлого лезвия, испещренного рунами и ярко-красными прожилками.
– Моя шекирка, - ответил Мисл, бережно оглаживая идеально гладкую поверхность двуручной гномьей секиры. - Пошледняя вешь, еше в Махакане выковал, с ней и сюда пришел. Шплав ошобый, легкий, попробуй, внушок!
Умелым и быстрым разворотом корпуса Пархавиэль принял боевую стойку, выставив оружие вертикально перед собой, и сделал несколько круговых движений. Несмотря на размеры древка и большую площадь лезвия, Пархавиэль почти не ощутил нагрузки. Оружие слушалось руки, и его лезвие летало по воздуху, как пушинка.
– "Швишт ветра" нашвал, - шмыгнул носом прослезившийся старик и обнял правнука на прощание. - Коль шудьба улыбнетшя, шаходи, не шабывай штарика!
Пархавиэль кивнул в ответ и направился к выходу. - Я с тобой! прозвучал за спиной настойчивый голос неугомонной Флейты. - Ты ж без меня даже таверны не найдешь, города совсем не знаешь!
– Пошли, - тяжело вздохнул гном, - но только не пинаться и кулачонками шаловливыми по спине не стучать!
– Хорошо, - на удивление быстро согласилась Флейта.
Пархавиэль покачал головой и еще раз тяжело вздохнул. Гному не нравилось, когда с ним слишком быстро соглашались.
ГЛАВА 20
ЧЕРЕП И КИРКА
Начинало светать, а на улицах все еще было неспокойно. Выставленные оружейниками дозоры не разбрелись по домам, как предполагала Флейта, а, наоборот, все чаще и чаще курсировали между домами. Застава разрослась и стала походить на настоящий военный лагерь. Число костров уменьшилось вдвое, теперь люди не сидели без дела и не точили лясы о том о сем, а строили баррикаду. Старая мебель, найденная в завалах мусора, камни из разобранной мостовой и полусгнившие доски из старых сараев бьши не единственным строительным материалом для возведения неуклюжего укрепления. Шестеро мужчин, потея, ругаясь между собой и издавая неприличные звуки, тащили огромный чан, кто-то приволок пожертвованный ради общего дела комод, а несколько смекалистых цеховиков угнали откуда-то телеги. Работа кипела, ржавые топоры и вилы сменились копьями, мечами и щитами, на трети воинов из народного ополчения бьши новенькие стальные доспехи. - Видать, совсем дело плохо, коль мастеровые решились влезть в хозяйский запас, - прошептала Флейта на ухо гному. - Нацепили на себя все, что в цехе осталось, что на продажу по лавкам развезти не успели.
– И не только, - кивнул Пархавиэль в сторону дымящихся труб. - Работа полным ходом идет: только склепали латы - и сразу в бой, значит, дело дрянь!
Рыжеволосый Милгар подтвердил опасения Пархави-эля. Оказывается, как только они ушли в сопровождении эскорта, застава была атакована многочисленным отрядом повстанцев. Они напали без предупреждения и даже не пытались вступить в переговоры, как это обычно бывало раньше. Только благодаря недюжинной физической силе и небывалой сплоченности цеховиков удалось дать отпор и разогнать смутьянов.
– Ну, вот так оно и получилось, - объяснял Милгар, вытирая ладонью вспотевший под шлемом лоб, - коль их не пустили, сразу в "сочувствующие" угодили. А мы ведь что, мы никому не мешаем, просто не хотим, чтоб по округе всякая шваль лазила и бесчинства творила.
– Что делать будешь? - спросила Флейта.
– Что, что, до конца стоять, что нам еще остается?! - выкрикнул разгоряченный мужчина, но тут же умерил пыл и сбавил тон. - Ладно, как-нибудь разберемся. Сунутся раз, сунутся два, да и махнут рукой. Ребята с юга вернулись, говорят, погромщикам там не сахарно приходится. Гномье им под зад дало, так что они теперь всю силу туда кинут, не до возни с "сочувствующими" будет!
– Зато потом отыграются, - прошептала Флейта, внимательно рассматривая громоздкое сооружение, перекрывшее улицу.
Такую огромную и, по большому счету, бесполезную кучу мусора ей приходилось видеть впервой. Одно дело сдерживать сотню-другую ослепленных ненавистью горожан и совсем иное - противостоять всем тем, кто не"нарезвился" на юге. Многотысячный поток смял бы редут, как бурная река сносит ветхую запруду.
– Нечего загодя думать, будет день, будет видно, - прервал раздумья девушки голос Милгара. - Вы-то куда? Чего у старика в домишке не отсиделись? Дела какие, или боевой дух вдруг взыграл?
– Вдруг только пузо взыгрывает, вот тогда и дух начинается, назидательно произнес гном. - А у нас дела, кои никого, окромя нас, не касаются!
– Не касаются, так не касаются, - пожал плечами тут же потерявший интерес к продолжению разговора Милгар.
Главарь ополчения оружейников отвернулся и продолжил руководить строительством самодельного редута.
– Зря ты так с ним. Зачем человека обидел? - принялась отчитывать гнома Флейта, как только они перелезли через баррикаду и удалились шагов на двадцать от передового дозора.
– Как "так"? - огрызнулся гном, но потом все-таки решился объяснить причину своего странного поведения. - Осерчал я, на глупость его непросветную разозлился, хотя и не один он здесь такой...
Пархавиэль ускорил шаг и загнал мысли о Милгаре в дальний угол сознания, чтобы Флейта не могла добраться до них. Зингершульцо чувствовал, что девушка неправильно истолкует их, и не хотел искушать судьбу, давая повод к новым препирательствам и упрекам. Гном не мог толково объяснить человеку, прожившему всю жизнь в городе трусливых эгоистов, где жизнь течет по крысиным законам и где каждый всегда за себя, что выжить среди полчищ врагов можно только держась вместе, сжавшись в кулак и упорно пробиваясь сквозь их несметные ряды.
Милгар совершал ошибку, шел по пути, по которому до этого брели многие, по пути глупой геройской смерти. Вместо того чтобы повести своих людей на юг и, преломив врожденную неприязнь к гномам, вместе с ними за-щищать Цеховой квартал, порядок и спокойствие жизни в нем, он решил оборонять только свою округу, маленький мирок из нескольких цеховых корпусов и домиков.
"Ну почему, почему все хорошие, порядочные люди и гномы слепы как пещерные малаги, живут сами по себе и не могут понять прописных истин, а тем временем отпе-. тые мерзавцы и подонки сколачивают шайки и банды, порой разрастающиеся до королевств?" - негодовал гном и одновременно пугался своих собственных мыслей. Он должен бьш научиться жить в этом мире, приспособиться к нему, а не тратить впустую время на поиски правды и эфемерной справедливости, спящих где-то в глубокой пещере вечным сном.
Контровский Владимир
Орловский Гай Юлий
Володихин Дмитрий
Акунин Борис
Белогорский Евгений
Лукин Евгений