как сдутый воздушный шар. Я уж надеялся, что его кондрашка или грудная
жаба задавит, но он все сумел пережить, хотя хрен сколько километров
нервов у него перегорело, потом он выдавил сипло:
мы вернемся, сэр Ричард!
тогда посчитаемся.
вернемся оба... А пока, жаба, запомни: у тебя нет привилегий!.. Ты не
будешь мне отдавать никаких приказов!.. Я не могу проследить, что ты обо
мне думаешь, но - клянусь богом! - если только каркнешь что-то
оскорбительное, я тебе зубы вышибу прямо сейчас. Вышибу с превеликим
удовольствием.
что-то чересчур отпустил вожжи своих чувств. Гендельсон же только
испепелял меня взглядом, полным ненависти. А это, как твердят
восточники, опаснее, чем если бы орал и бранился. Вот как я сейчас.
пожрякать. Иначе силы не хватит, чтобы выбраться даже из леса.
раскалывал орехи камнями, не буду же рисковать содрать эмаль с зубов,
доставал сочные блестящие зерна, ел с удовольствием. Наконец Гендельсон,
к моему удивлению, сказал почти обычным голосом:
какую-нибудь.
Эти орехи я сам поем. В них калорий вдвое больше, чем в мясе... А вы
можете вот это кушать... Вволю!
плотные коричневые панцири камнем, скорлупки разлетались, ел с
удовольствием, всегда любил орехи, а сейчас это так и вовсе деликатес.
не вижу, как он роется, выбирая покрупнее, сам брал один за другим, и он
заторопился, хватал чаще, раскалывал зубами, ел быстро, как прожорливая
свинья, и весь как свинья - толстая, жирная, бесцеремонная, наглая.
указал в просвет между деревьями:
может быть, в сотне шагов справа или слева за лесом прекрасный город,
где смогли бы купить коней... да не простых, а с крыльями! Но мы пойдем
прямо. Возражения есть?
поднялся, скривился.
прекрасное лицо Лавинии. - Есть.
слева. Под ногами попадалась мелкая галька. Двигались через сосняк, где
сухие иглы покрыли землю на три пальца толщиной, затем посветлело от
множества белокорых березок, напомнивших мне буренок, чуть позже
березняк без перехода сменился густой дубравой.
диких свиней, но только один раз свиньи разбежались, а два раза нам
пришлось самим осторожно обойти их по широкой дуге. Уж очень внимательно
следили за нами огромные могучие кабаны, вепри. Клыки покрупнее, чем у
медведей, а с какой скоростью они носятся, я уже знал. Глазом не успеешь
моргнуть, а эта туша собьет с ног и вспорет от низа живота и до горла,
как умелая хозяйка потрошит толстую рыбу.
тревожно фыркнул, все сорвались с места, но я успел метнуть вдогонку
молот, поймав в прицел взгляд молодого оленя, что убегал последним.
Раздался короткий хрип, тут же оборвавшийся. Стадо как ветром сдуло. Мы
подбежали оба, я вытащил нож, но Гендельсон распорядился с прежней
властностью: ;
этому дураку, ибо он хоть и не прямо, но выказал свое превосходство,
свое высокое рождение, а у меня, мол, рождение только и годится, чтобы
разжигать им костер...
вздохнул и отправился на сбор сушняка. Путешествие только начинается. Мы
можем быть рядом с Кернелем, а можем быть и черт-те где. Ничего, в
дороге все разрешится, все узлы развяжутся.
долго.
поморщился:
свинью? Разве это по-рыцарски?
сначала надо отнять голову, потом рассечь тушу на четыре части...
памяти, я сказал со знанием дела:
на части, как подобает, а подобает не трогать крестца, отобрать потроха,
морду, язык, бедра и сердечную жилу...
сопоставлял со всеми прочими правилами, местом оленя в сложной иерархии
животного мира, в геральдике, в песнях и балладах, буркнул:
надлежит отдать охотничьим собакам, что помогали загнать оленя... они
потом охотнее будут собираться на звук охотничьего рога. Все
приготовленные части оленя надлежит разместить на рогатинах, что везут
охотники: одному - большой филей, другому - зад, двум - лопатки, еще
двум - задние ноги, последнему - бедра. Потом надо выстроиться попарно,
ехать в хорошем порядке, согласно достоинствам тех частей дичи, которые
на рогатинах...
развитой системе рыцарства... И кто же вас этому учил?
своими доблестями, но еще больше - великой и верной любовью к прекрасной
Изольде...
мою борьбу за огонь в духе продвинутого Рони-старшего. На этот раз
костер разгорелся быстрее, мы оба совали с двух сторон сухие палки.
Гендельсон тут же начал жарить мясо прямо на огне, но я таким
побрезговал, словно иудей, что не выносит крови в пище, дождался углей,
на них прожарил мясе хорошо, надежно и ел с удовольствием, при этом ловя
озадаченные взгляды вельможи: что за простолюдин (такими непонятными
манерами, просто баба какая-то еще и пальчиком копоть сковыривает...
Гендельсоне звякало и гремело, а сам он сопел, фыркал и стонал. Тропки
попадались только звериные, но даже по ним мы продвигались, как две
улитки. Гендельсон сильно хромал, постанывал. Дважды до полудня мы едва
не наткнулись на конных воинов, но теперь впереди шел я, успевал
затаскивать Гендельсона за деревья и зажимать ему пасть. Он хрипел и
показывал знаками, что будет молчать.
одежда и даже лица были покрыты пылью. Глаза угрюмо смотрели вперед. Я
знал, что это враги, и потому находил в них все признаки жестокости,
порока, но если бы полагал, что это наши ребята, их суровые лица
показались бы исполненными мужества и готовности к тяготам пути.
Войсками императора Карла, а короче - Тьмой. Так что встретить ?своих?
нечего и думать, а попасть в плен по своей же дурости не очень-то
хочется. Тем более по дурости Гендельсона.
орехи. Гендельсон скрипел, но покорно ел. Он сильно исхудал, железо на
нем болталось, как на пугале. Когда я командовал привал, он падал на
землю прямо в железе, засыпал как убитый. На третий день я сшиб молотом
крупную птицу, размером с гуся, но точно не гуся, ибо, как я смутно
слышал, гуси не сидят на деревьях и не вьют там гнезда.
Лавинии, когда поднимал взор к небу - ее голубое платье, а когда
устраивались у ручья, я слышал ее тихий нежный голос и безжалостно
поднимал вельможу, говорил ему о долге, и мы шли через лес, прерываемый
то чистыми полянами, залитыми солнцем, то темными оврагами, завалами,
зависшими деревьями, гнилью и разложением.
Через кусты с шумом проломился небольшой зеленый дракон. Он показался бы
Василенко Иван
Максимов Альберт
Ковальчук Вера
Орловский Гай Юлий
Роллинс Джеймс
Андреев Николай