Чтение 19–й страницы книги ~Дурдом~

Предметы стали утрачивать четкость. Потом возник ангел небесный, на поверку
оказавшийся медсестрой в хрустящем белом халате. Мне вкатили что-то горячее
в руку. И я снова провалился в черную дыру.

Следующее мое возвращение на грешную землю приветствовала Клара. Увидев,
что я очнулся, она начала поливать слезами мою обклеенную датчиками грудь.

- Гоша, милый, ты даже не можешь себе представить, как я испугалась. Ты,
и вдруг в больнице... Представляешь, на днях черное платье купила. С
блестками такое, почти вечернее, плечики, длинна до туфель. Сейчас полный
отпад считается. И фирма несусветная... Так смотрю я на него и думаю -
неужели по такому поводу пригодится. Ну как траур, ты понимаешь.

Ох, типун тебе на язык. Кто же полусмертельно-больному такие вещи
говорит?

- Не пригодилось... Ох, ты не представляешь, как же я перепугалась. Я
даже отказалась снова сниматься для журнала "Лайф". И от кинопроб
отказалась. Такой видный режиссер хотел предложить мне главную роль в
кинобоевике.

Представляешь, отказалась.

- Зря, - прошептал я, уверенный, что Клара привычно "преувеличивала".

- Конечно, зря... Я слышала от переживаний появляются морщины. Это
правда, дорогой?

- Не правда.

- Хорошо. А то я боялась... Ох, как же я за тебя переживала. Я даже
хотела ночевать как сиделка у твоего изголовья. Представляешь!

- Не надо.

- Как скажешь, - поспешно произнесла Клара. - Я вот тебе бананов
принесла...

Она еще немного поорошала меня слезами и поопу-тывала словесами.
Медсестра еле оттащила ее от меня.

Но посетители продолжали идти гурьбой. Как приемный день в районной
префектуре! После Клары появился профессор Дульсинский со своим голубоглазым
зомби. Зомби тащил в руке полиэтиленовый пакет, конечно же, с бананами. Они
все меня что, за макаку держат?

Профессор бегло осмотрел меня, потребовал показать язык, поводил перед
глазами пальцем, при этом не забыл сощелкнуть пушинку с одеяла. Результатами
осмотра он остался доволен.

- Прекрасно, - проворковал он. - Вам тут особенно делать нечего. Вы и так
уже достаточно отдохнули.

- Отдохнул? - возмутился я, уже привыкший к роли сотрудника,
пострадавшего на боевом посту. - Язык еле ворочается.

- Скоро пройдет. Я ознакомился с вашей историей болезни, мой юный друг.

Насчет моей юности можно было бы и поспорить, но я не стал.

- Вам впрыснули какое-то непонятное вещество. Действие похоже и на
наркотическое, и на транквилизатор.

- И мгновенное, заметьте, - добавил я.

- Хотелось бы увидеться с человеком, у которого имеется запас этого
вещества, - сказал профессор. - Кто он, если, конечно, не государственная
тайна?

- Не государственная. Я не знаю. Я ничего не знаю! - во мне вскипел
праведный гнев. - Как связался с этими психами, все не как у людей. Угодил в
какую-то паутину. Барахтаюсь в ней, не могу нащупать опору, ухватиться за
что-нибудь. И чувствую на затылке чей-то изучающий цепкий Взор. И жду, когда
из тьмы появится паук и впрыснет мне яд, чтобы высосать потом все соки.

- Почему вы считаете, что сия неприятная история связана с
душевнобольными? осведомился профессор с интересом.

Я помолчал, прикидывая ситуацию. Потом решился.

- Что тут думать. Ваш бывший пациент Шлагбаум организовал базарный
митинг, после столкновений с милицией попытался скрыться. Я увязался за ним.
Тут меня и достали... ? Все зашло слишком далеко, - задумчиво произнес
профессор.

- Шлагбаум. Исчезновения больных... Может, тут и есть какая-то связь.

- Может? Она точно есть! Шлагбаум способен стоять во главе всей этой
кутерьмы?

- Вряд ли, - отрицательно покачал головой профессор. - Завести толпу,
сцепиться с милицией - может. Но на долгую конструктивную деятельность не
способен.

- Тогда его использует. Может, такой же псих, заразивший его своим
бредом.

Профессор только улыбнулся, намекая на мою наивность.

- Дормидонт Тихонович, помогите мне, - взмолился я. - Вы знаете этих
людей. Со многими сталкивались лично. Какими качествами нужно обладать,
чтобы заварить такую кашу? Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков - так
пел Высоцкий. Может, вы знаете такого вожака. Нужна хоть какая-то зацепка.

- Надо подумать, - задумчиво произнес профессор, поправляя на груди
халат. - Возможно, я дам вам одного кандидата. Не забивайте себе пока
голову. Лечитесь. Я вот тут вам бананов принес...

В больнице я провалялся еще денек, после чего в ультимативной форме
потребовал выписки. На улице слегка штормило, мостовая под моими ногами
чувствовала себя неуверенно и ходила ходуном. Но воздух свободы сделал свое
дело, я пришел в чувство. В нашей поликлинике невропатолог выдал мне на
неделю больничный, пообещав продлить его на сколько хочешь. Но
попользоваться им всласть я не смог. Дома меня ждал сюрприз в виде нового
микрофона, подсоединенного к моему новому телефонному аппарату. Снова
повторение пройденного. Вызов техников. Вытянувшиеся от удивления лица.

Подозрительные взоры, бросаемые в мою сторону.

- Не работает микрофон, - заключил техник. - Гоша, ты их не на свалке
находишь, чтобы нам потом голову морочить? Ты не развлекаешься?

- Это со мной развлекаются... Утром по святому праву больного я прогулял
оперативку, но на работу пришел.

- Зеленый, как овощ из Чиполлино, - оглядев меня с ног до головы, отметил
шеф.

- Бананами объелся, - ответил я.

- Лечись, Георгий. Я не могу тебя потерять во цвете лет.

- Правильно. Никого больше на эту должность не найдете, - колко заметил
я. - Зачем лечиться? Вкалывать надо...

И я начал вкалывать. Перво-наперво я покопался в памяти и извлек с
пыльной полки завалявшийся там номе-рочек автомобиля. Того самого сиреневого
"БМВ", из которого как-то выпорхнула Клара и направилась в валютный кабак на
Тверской.

Тут меня стерег сюрприз номер два. Эх, кто, спрашивается, мешал мне
преподнести его себе раньше ?

Владельцем машины оказался Вячеслав Вячеславович Грасский.

Тот самый. С "Завалинки".

Телевидение продолжало заботиться о состоянии душ миллионов своих
подданных. На экране легкомысленного вида молодой человек завязывает узлом
шланг кислородной подушки своего дедушки. Голос за кадром: "Так жить
нельзя".

Следующая сцена - те же действующие лица, но в обнимку за столом с чаем и
вареньем. Голос за кадром:

"Все будет хорошо".

"У меня тяжелая работа, - поясняет скупо одетая девица в черных чулках,
обнимая красный фонарь. - Она мне нравится, но на нее уходит много сил.
Порой мне так нужна сладкая палочка... "Твикс" - парочка сладких палочек
хрустящего шоколада!"

Реклама заканчивается. Теперь "Музыкальная телега". Объявлено интервью со
сподвижником-компаньоном Грасского, руководителем группы-"Крикмартокота"
Кулябом Мамузовым.Перед этим корреспондент опрашивает бесящихся на дискотеке
прыщавых юнцов и юниц.

- Вы балдеете от Куляба Мамузова?

- Чума! - кричит юница в коже с блестками.

- Я хочу ему отдаться, но он голубой, - грустит ее подруга.

- Экста-аз! Тащусь, как от травки! - подвизгивает стриженый юнец. - Он из
наших, из наркомов!

- Давай-давай!

На экране возникают светлые лики ведущего и самого

Куляба Мамузова.

- Кулябушка! - захлопала в ладоши Клара, завидев на экране героев
программы. - Я его знаю. Такая душечка.

- Он же дурак конченый по виду, - возмутился я.

- Ты замшелый пень, дорогой. Притом пень, наполненный трухой
предубеждений. Не понимаешь, что он живет в ином мире. Ты ничего, кроме
своих воров, не видишь и не знаешь. А он слушает музыку сфер.

Сказанула. Молодец, душа моя, не только микрофоны в мой телефон умеешь
ставить, но способна и порассуждать о прекрасном. Ох, как меня подмывало
задать ей несколько колких вопросов, но нельзя. Разом все испорчу... -
Почему "мартокоты", братан? - лыбится на весь экран ведущий. - Почему не
просто мартовский кот? Или сентябрьский.

- В марте коты хотят кошек, - подергиваясь в ритме слышимой одному ему
музыки сфер, вещает звезда. - А в сентябре только колбасу. Сентябрьский кот
- это ленивый обыватель. Мартовский кот - просто блудливый кот. Мартокот -
это отдельное явление. Это сублимация любви. Так-то, брателло.

- Тут, Кулябушка, твои поклонники говорили, что ты голубой. Как ты по
жизни к голубым относишься?

- Отношусь... Ха-ха, пошутил. Голубые тоже люди. И черные, и желтые, и
фиолетовые - все мы люди. Дети Земли. Дети Вселенной. Брателло, надо, чтобы
все были мартокотами, и тогда воцарится мир и любовь.

Я нажал на кнопку и наступил на горло песне Куляба Мамазова.

- Тоже мне, миротворец.

- По-моему, хорошо сказал, - обиженно передернула плечами Клара. - Вот ты
не мартокот.

- Я терминатор.