засек лорд-распорядитель де Брук - низкорослый крепыш с круглыми и
ядовитыми глазами:
- Хитришь, маркиз? - сладко улыбнулся он.
- Не твое собачье дело, - сказал Василий и бросил кость огромному догу,
виновато виляющему хвостом у его ног.
Дог был длиннолапый, с вытянутой мордой и черными подпалинами на широкой
грудине. Воодушевленный непривычным вниманием к себе, он облаял не в меру
любопытного де Брука обиженным хриплым лаем, как бы подтверждая слова
маэстро о том, что не его это де Брука, собачье дело.
Лорд-распорядитель, считавший себя особой приближенной к монарху, не
привык к подобной дерзости и потянулся, было к мечу, чтобы примерно
наказать наглеца, но, вовремя вспомнив об участи непобедимого Балкруа
(который на прованском турнире умудрился, скотина, сломать ему руку),
благоразумно передумал драться, и лишь едва заметная улыбка зазмеилась на
его тонких устах.
Василий подавлял окружающих непостижимой властной силой, исходящей от
него. Грубое мужское начало сочеталось в нем с детским простодушием и
доверчивостью. Его любили животные и женщины, хотя он не искал их любви.
Маэстро был прямодушен и прост и, если совершал безрассудные поступки, то
причиной могло быть что угодно, даже глупость, но далеко не злой умысел и
желание унизить ближнего. Псина, привыкший к пинкам пьяных рыцарей, сразу
почувствовал это и стал ластиться к пришлому покровителю. Василий бросил
ему изрядный кусок мяса:
- На, скотинка, поешь, - ласково сказал он и потрепал нового дружка за
ушами. Пес от радости готов был сожрать де Брука, почувствовав его
недоброе отношение к Васе.
* * *
В городе был введен комендантский час.
В полицию то и дело поступали сведения о пропаже или похищении молодых
людей, проживавших в различных районах Гуш-дан. Кадишман не сомневался,
что эти странные исчезновения вовсе не связаны с нашумевшим делом о
покойниках, хотя кое-кто из его недоброжелателей придерживался именно этой
версии.
- Почему вам кажется, что мертвые тут ни причем? - спросил его
озадаченный сержант Альтерман, но Кадишман промолчал, считая, что иным
профанам следовало бы давно догадаться о некоторых очевидных вещах;
согласно данным, которыми располагало на этот час Главное управление,
скандальные мертвецы имели особый почерк, оставляя свои жертвы с
распоротыми животами и вырванными внутренностями. Исчезнувших тель-авивцев
среди таковых не оказалось. Это были преимущественно юноши и девушки от
шестнадцати до двадцати лет, которые ушли от родительской опеки на поиски
приключений, зная, что полиция, озабоченная делами поважнее, не станет
искать их в такое смутное время.
Комиссар Вольф не очень верил, что пропавшая молодежь "Гуляет сама по
себе" и пребывал в полной растерянности. Бросив основные силы на борьбу с
мертвецами, он на время ослабил усилия, направленные на поиски детей
супругов Шварц; во-первых, это было абсолютно бесполезно (по крайней мере,
на данном этапе), а во-вторых, нараставшие как снежный ком слухи о
злобствующих привидениях абсолютно деморализовали людей, и у доблестных
стражей порядка прибавилось работы с многочисленными мародерами,
совершенно безбоязненно орудовавшими по ночам в злачных местах Южного
Тель-Авива.
* * *
Гончих собак в охотничьей палате было не меньше, чем отважных рыцарей,
чопорно восседавших за гостеприимным королевским столом. Под неудержимый
хохот и пьяное улюлюканье пирующих они устраивали шумные свары из-за не
поделенной кости, что весьма забавляло их не очень разборчивых в своих
шутках хозяев. Король, успевший плотно закусить и хорошо выпить, рассыпал
свои двусмысленные остроты налево и направо, продолжая интересоваться
здоровьем мифического отца Васи. Между десертом и очередной кружкой
душистого эля, он рассказал окружающим о приключении, в котором, по его
утверждению, был замешан отец де Хаимова.
- Однажды я попал в затруднительное положение, - сказал Генрих
четвертый, с лукавым смешком похлопывая маэстро по плечу, - и ваш батюшка,
ха-ха... оказал мне добрую услугу.
Судя по тону, который сходу взял его Величество, речь шла о романтическом
приключении юного, в те дни, принца, которого сопровождал, по словам
завравшегося короля, де Хаимов старший, бывший при нем что-то вроде
ментора.
Придворная челядь, догадавшись, о неодолимом желании Генриха поведать
миру забавную повесть с нравоучениями и моралью, вытекающими из нее, стала
шумно убеждать его в том, что он просто обязан оставить для потомства
подробное описание данного происшествия.
- Ваше Величество, - ваш долг думать об истории! - словно сердясь на
удивительное легкомыслие короля, воскликнул де Брук.
Собственно, король не думал что-либо утаивать от любознательных потомков,
но тотальное и ничем не спровоцированное давление преданных баронов -
обнародовать вышеназванное приключение, придало ему цены в собственных
глазах и он, поломавшись с минуту для приличия, приступил к утомительному
повествованию, пересыпанному многочисленными не вполне уместными для его
сана скабрезными шутками.
- Однажды на большой королевской охоте, - сказал он, принимая позу
бродячего актера, - мы с маркизом остановились близ неказистой деревеньки
с каким-то б-ским названием.
Откровенное сквернословие, к которому он нередко прибегал, подавалась
Генрихом как шедевр монархического остроумия и горе тому заторможенному
барону, не сумевшему вовремя сообразить, в каком месте следует смеяться.
Хохот, раздавшийся в зале, казалось, вот-вот обрушит украшенный мозаикой
потолок этого величественного строения. Порывом раскатистого смеха
затушило одну из бронзовых лампад, и добрый Август зажег ее снова огрызком
восковой свечи. Больше всех "погибал" от смеха дальновидный де Брук:
- Б-ским названием... - подражая интонации, вошедшего в раж короля,
повторял лорд-распорядитель, давясь от гомерического смеха.
- Дело было осенью, - с шутовскими ужимками продолжал король, польщенный
благодарной реакцией слушателей, - весь день накрапывал унылый б-ский
дождь...
И снова взрыв неудержимого хохота затушил тлеющий в лампадах огонь и
бросил смешливого де Брука к ногам довольного короля.
- Б-ский дождь... - полузадушено прокаркал лорд-распорядитель, якобы не в
силах сдержаться, от распиравшего его смеха.
- Мы не позволили свите развернуться лагерем, несмотря на то, что небо
над нами хмурилось, - развязно продолжал король, - и почти до вечера
впустую прошлялись в холодном лесу. Дичь не шла в загон, и ничего с этим
нельзя было поделать. Вскоре мы вымокли до нитки, и благородный маркиз
вывел нас к графству Мен, где мы решили, посоветовавшись, провести,
обещавшую быть ненастной ночь. Чтобы отвлечь мое внимание от неудавшейся
охоты, местный шериф - Ансельм Долгорукий, привел ко мне милую девчушку с
пухлым задом и едва распустившимися грудками, от которых исходило
благовоние сладчайшего нектара...
"Браво!" - неистово закричали знатные сеньоры, восхищаясь сомнительным
слогом завравшегося величества.
- Всю ночь, господа рыцари, я был занят тем, что впитывал в себя
благословенный нектар ее грудок в доме моего славного вассала Ансельма
Долгорукого...
Юмор, надо полагать, состоял здесь в том, что король в данном случае
намекал на затянувшийся половой акт с юной невольницей, которую Ансельм
отбил в последнем походе на Малую Азию у самого предводителя неверных
Кылыч Арслана. Была ли она ему дочерью, или ее готовили в наложницы
свирепому сельджуку, так и осталось загадкой. Три года Ансельм Долгорукий
лелеял и холил девицу, надеясь в один прекрасный день преподнести ее в дар
сластолюбивому принцу. И такой момент настал. Нежная дева была
торжественно препровождена в походную спальню Генриха четвертого, где с
нетерпением (по утверждению монарха) ожидала счастливого разрешения от
нестерпимого бремени девственности.
Цион, пьющий в этот вечер больше для удовольствия, нежели для всевидящего
ока лорда-распорядителя, дал, кажется, лишку и теперь у него гудело в
голове.
" Если правда все, о чем рассказывает этот коронованный шут, он просто
грубая скотина. Так испакостить таинство первой любви"
Придворные, привыкшие к своеобразию королевского юмора, снова принялись
ржать, да так, что вспугнули старину Августа, всхрапнувшего было на бочке
с пуатинским вином.
- Утром, лишь только я заснул, - сказал король, призывая надрывающихся
от смеха гостей к тишине, - ко мне без доклада в одних подштанниках (снова
смех) врывается маркиз, ваш отец, и сообщает прискорбную весть (в зале
повисла напряженная тишина) - к дому дорогого нашего брата Ансельма
Долгорукого срочно прибыла моя жена, в то время принцесса Уэльская,
обеспокоенная, видите ли, моим долгим отсутствием. Я растерялся. Принцесса
имела обыкновение бесцеремонно нарушать иногда наше уединение, в надежде
застать нас в постели с местной потаскухой. (Хохот) Не скрою, я питал к
ним страсть одно время. Они более естественны, чем наши аристократические
дуры, которые только и умеют, что жеманиться и притворно вскрикивать на
ложе страсти. (Хохот вперемежку с аплодисментами). Мне вовсе не хотелось