Чтение 19–й страницы книги ~Очень в Сокольниках~

оскорблять его в собственном доме. Вадим шагнул к Тохадзе, схватил его за
рубашку, рванул к себе.

- Ты, сухумский гангстер...

По лицу Арчила Вадим понял, что тот ждет именно скандала, и отпустил
его.

- Забирайте все это и вон из моего дома!

Арчил подошел к столу, плюнул и шагнул к двери.

В коридоре требовательно зазвонил звонок.

Через минуту в комнату вошел помощник дежурного и два милиционера.

- Товарищ подполковник...

- Все в порядке, Сумкин, граждане Тохадзе уходят.

- Доставить их в семнадцатое? - спросил майор.

- А зачем? Пусть идут.

Милиционеры расступились, пропуская Тохадзе.

Хлопнула входная дверь.

- А что с этим делать? - поинтересовался Сумкин, глядя на стол.

- А черт его знает. Забрать они не забрали, а выкидывать жалко.

- Точно, товарищ подполковник, - сказал один из милиционеров, -
сплошной дефицит.

- Тут этот гад плюнул прямо на рыбу, - усмехнулся Вадим, - мы ее
выкинем, а остальное собирайте и отвезите ребятам в дежурную часть.

- А коньяк? - заинтересовался Сумкин.

- Думаю, найдете, что с ним делать.

Олег Кудин по кличке "Чума", высокий, тонкий в талии, широкоплечий
парень, провожал по Тверскому бульвару Сашу Крылова. Бульвар был пуст.
Только на одной из лавочек сидела припозднившаяся парочка. Они шли, дымя
сигаретами. Оба высокие, сильные, в вельветовых джинсах и кожаных куртках.

- Ты меня прости, Саня, - сказал Кудин, - ты как пришел, я на тебя
посмотрел и подумал, что тебе не блатных, а бабочек ловить.

Крылов засмеялся.

- Ты скажешь, Олег. А ловить, как ты говоришь, мне приходится. Только
тебя я не ловил. Я тебя искал.

потому что ты нам помочь можешь.

- Я, конечно, судимый. Куда денешься. Два срока тянул. Не отрицаю. Но
теперь вашей фирме с меня, кроме анализов, взять нечего.

- А мы и не хотим у тебя ничего отнимать. Ты придешь и расскажешь, где
был в ночь на четырнадцатое, так же расскажешь, как мне сегодня.

- Тебе, - Кудин бросил сигарету, - тебе рассказать легко, а там у вас
такие умельцы есть, что быстро зайцу волчьи уши пришьют и в зоопарк, в
клетку.

- Да брось ты, Олег. Ты же сам говоришь, что жить только что
по-хорошему начал.

- Начал, и рассказать мне есть что. Только знаешь, как у нас -
береженого Бог бережет, небереженого конвой стережет.

Крылов остановился, достал сигарету, чиркнул зажигалкой. Из кустов
выползли две тени и придвинулись к Крылову и Кудину. Краем глаза Крылов
заметил, что сзади подходят еще двое.

- Слышь, мужик, - сказал один из подошедших, - сигарету дай.

- А из белья тебе ничего не надо? - шагнул к нему Кудин. - Иди
отсюда... шакал, а то пять лет у параши за гоп-стоп прокукуешь.

- Ты чо? Ты чо? - Парень попятился.

- Мы из МУРа, - Крылов достал удостоверение.

- А мы чего, - сказал парень, - закурить хотели...

- Спать идите, - сказал Крылов, - спать, а то не все такие добрые, как
мы.

Они пошли дальше.

- А зря ты их отпустил, - зло сказал Кудин, - эти шакалы по ночам людей
шарашат.

- Откуда ты знаешь? - спросил Саша.

- Чувствую.

- Не думаю. Я сам после школы летом по этому бульвару шатался. Любил
людей пугать. Так же подходил и просил сигарету.

- Ну и как, давали?

- Всякое было, раз по шее получил.

Кудин рассмеялся.

- Саша, - сказал он, - вон тачка стоит свободная.

Я поеду, а то Светка переживает, а завтра к двенадцати на Петровку
приду.

Старший следователь по особо важным делам горпрокуратуры Олег
Леонидович Малюков ждал их у подъезда дома. Светлый китель с петлицами,
фуражка с белым верхом делали его похожим на земского деятеля начала века.

- Ты, Олег, - Вадим вылез из машины, - просто иллюстрация к любой
чеховской повести.

- Да уж что говорить, - улыбнулся Малюков, - человек, носящий форму
прокуратуры, выглядит весьма благородно.

- Намекаешь?

- Нет, сочувствую. Поехали.

- Садись вперед, - Вадим шутливо распахнул дверцу, - ты все-таки
старший советник юстиции, три больших звезды на двух просветах. Вроде как
полковник.

- Молодец, - Малюков ехидно улыбнулся, - почитаешь начальство,
надеешься на послабление.

- Куда нам дуракам чай пить.

Вадим уселся на заднее сиденье рядом со Стрельцовым.

- Только, ребята, - умоляюще сказал Малюков, - не курите в машине. Я
третий день как бросил.

Муки испытываю жуткие.

- Правильно сделали, товарищ советник, - одобрительно заметил шофер
Иван Филиппович, которого все в управлении, невзирая на возраст, звали
просто Филиппыч. - А то сядут в машину и начинают смолить, ни стыда ни
совести у этих сыщиков нет. Нервничают больно. Работай лучше и нервничать
не будешь.

- Ты, Филиппыч, философ, - сказал Алеша Стрельцов.

- А ты грамотный больно, покрути баранку с мое. Я не таких, как ты,
возил, и не на такие дела. И раз мне личное оружие положено и звание у
меня есть, то я такой же оперативный работник, как и ты.

- Хватит, Филиппыч, - вмешался Вадим, - ты лучше за дорогой следи.

- А я и слежу, - мрачно ответил водитель.

Он с необыкновенным изяществом крутанул баранку, и "Волга" обошла
зеленые "Жигули".

Машина, объезжая Патриаршие пруды, рвалась на Садовое кольцо. Утро было
прозрачным и ярким. Бульвар на прудах был почти пустым. Пронзительно и
грустно кричали лебеди. Деревья уже начали желтеть. И все вместе: яркое
солнце, желтеющие деревья, крик лебедей - делали это утро грустным и
добрым.

И Вадиму захотелось остановить машину, выйти на этот бульвар и подойти
к дощатому павильону, сесть на лавочку и бездумно смотреть на темную воду
пруда и белых лебедей.

Когда же это было? Совсем недавно, кажется, а если посчитать, то целых
двадцать лет назад. Осень, пустой бульвар, в агатово-черной воде пруда
отражались фонари. И лебеди были особенно белыми в этой воде. И кричали
они жалобно и грустно. Крик их в безлюдье улиц и бульвара, казалось,
предупреждал о чем-то.

А они сидели на скамейке, на третьей скамейке от дощатого павильона, и
целовались. У Вадима кружилась голова от счастья, и казалось, что весь мир
сегодня создан специально для него.

А потом много чего было. Короткие тревожные встречи. Сладостно-горькие
часы счастья в его комнате в Столешниковом, какие-то компании, где они
делали вид, что вместе пришли случайно. Так тянулся этот унизительный год-
А потом она вышла замуж за человека, которого не любила, но его положение
и, главное, положение родителей соответствовали ее представлениям о том,
как надо жить.

Его сестра, мудрая Алла, сказала тогда:

- Ну чего ты хочешь? Она сейчас уже надежда нашей кинокритики, по
телевизору передачи ведет. А ты кто? Руби, милый мой, дерево по себе.

Действительно, кем он был для нее? Старшим лейтенантом милиции! Давно
уже ушел этот год, потом всякое было: и романы, и поспешная печальная
женитьба, и развод, а вот тот осенний вечер на Патриарших прудах остался в
памяти. Нет, с годами ничего не происходит. Просто воспоминания становятся
иными, а боль от них остается прежней.

Немилосердно взвыла сирена, вернув Орлова в настоящее. Это Филиппыч
обходил колонну автобусов.

- Ты чего замолчал? - спросил Малюков. - Мы вот со Стрельцовым спорим,
нужно ли ломать старые дома?

- Ну и что вы решили? - Вадим пересел удобнее, облокотившись на дверь.

- Я, Вадим Николаевич, - насмешливо сказал Алеша Стрельцов, - не
понимаю Олега Леонидовича. Он говорит, что все эти хибары сохранять надо.

- Говорю, - победно провозгласил Малюков, - и готов доказать это.

- А я считаю, что города строят для людей. Раньше их устраивали все эти
курятники. А теперь нам стиль ретро ни к чему, нам новое нужно. Светлые
дома, широкие улицы, огромные витрины, чтобы в них много света было. Это и
в градостроительстве, и в кино, и в литературе, и в музыке.

- Превосходно, - Малюков повернулся на переднем сиденье, - превосходно.
Почему же сейчас как никогда во всем моден стиль ретро?

- Это для вас сделано некоторое послабление, - сказал Стрельцов.

- Я раньше на Башиловке жил, - сказал мрачно Филиппыч, - так у меня под
окнами летом турецкий табак цвел, а за домом огородик был. Понял?

- Не понял. - В голосе Стрельцова послышалась готовность схватки.

- И не поймешь. Мен'я сейчас в башню рядом с Селезневкой переселили,
так я, кроме камня, ничего не вижу. Тьфу, - Филиппыч плюнул в открытое