Чтение 19–й страницы книги ~Последнее желание~

- Жаль. Стало быть, так и останешься неудовлетворенным. Что делать. Изволь печать. И не ухмыляйся так. Это не идет ни к твоей красоте, ни к твоей прическе. Если ты еще не заметил, то знай, что именно сейчас начала исполняться благодарность, которой ты мне обязан. Печать - первый взнос за голос певуна.

- Гляжу, ты разбросала цену на множество взносов, - холодно проговорил он. - Хорошо. Этого можно было ожидать, и я ожидал. Но пусть это будет честная торговля, Йеннифэр. Я купил твою помощь, и я заплачу.

Она скривила губы в улыбке, но ее фиалковые глаза оставались холодными.

- Уж в этом-то, ведьмак, не сомневайся.

- Я, - повторил он, - а не Лютик. Я забираю его отсюда в безопасное место. Сделав это, вернусь, выплачу второй взнос и последующие. Что же касается первого... - Он сунул руку в секретный кармашек на поясе, достал латунную печать со знаком звезды и ломаного креста. - Пожалуйста. Но не как первый взнос. Прими это от ведьмака как знак благодарности за то, что хоть и расчетливо, но ты отнеслась к нему доброжелательней, нежели это сделало бы большинство твоей братин. Прими это как доказательство доброй воли, призванное убедить тебя, что, позаботившись о безопасности друга, я вернусь сюда, чтобы расплатиться. Я не заметил скорпиона в цветах, Йеннифэр. И готов расплачиваться за свою невнимательность.

- Прекрасная речь, - колдунья скрестила руки на груди. - Трогательная и патетическая. Жаль только, напрасная. Лютик мне нужен и останется здесь.

- Он уже однажды столкнулся с тем, кого ты намерена сюда приволочь. - Геральт указал на изображения на полу. - Когда ты закончишь и притащишь сюда джинна, то независимо от твоих обещаний Лютик пострадает, возможно, еще больше. Ведь тебя интересует то существо из бутылки, верно? Ты намерена завладеть им, заставить служить себе? Не отвечай, я знаю, плевать мне на это. Делай что хочешь, притащи хоть десяток демонов. Но без Лютика. Если ты подставишь Лютика, это уже не будет честной сделкой, Йеннифэр, и ты не имеешь права за таковую требовать платы. Я не допущу... - Он осекся.

- Меня интересовало, когда же ты наконец почувствуешь, - хихикнула чародейка.

Геральт напрягся, собрал в кулак всю свою волю, до боли стиснув зубы. Не помогло. Его словно парализовало, он вдруг превратился в каменную статую, во вкопанный в землю столб. Не мог шевельнуть даже пальцем в башмаке.

- Я знала, что ты сумеешь отразить чары, брошенные открыто, - сказала Йеннифэр. - Знала также, что, прежде чем что-либо предпринять, ты постараешься расположить меня к себе красноречием. Ты болтал, а нависший над тобой заговор действовал и понемногу ломал тебя. Теперь ты можешь только говорить. Но тебе уже нет нужды мне нравиться. Я знаю, ты красноречив. И не надо продолжать, это только снизит эффект!

- Хиреадан... - с трудом проговорил он, все еще пытаясь бороться с магическим параличом. - Хиреадан поймет, что ты что-то замышляешь. Сообразит быстро, заподозрит в любой момент, потому что не доверяет тебе. Он не доверял с самого начала...

Чародейка повела рукой. Стены комнаты затуманились и окрасились однообразным мутно-серым тоном. Исчезли двери, исчезли окна, исчезли даже пыльные занавески и засиженные мухами картинки на стенах.

- Ну и что, если Хиреадан сообразит? - зловеще поморщилась она. - Помчится на помощь? Сквозь мой барьер не пройдет никто. Но, уверяю тебя, Хиреадан никуда не побежит, не сделает ничего мне во вред. Ничего. Он очарован мною. Нет, дело не в чернокнижии, я не привораживала его. Обычная химия организма. Он влюбился в меня, дурень. Ты не знал? Он даже хотел вызвать Бо на поединок, представляешь? Эльф, а ревнивый. Такое встречается редко. Геральт, я не случайно выбрала этот дом.

- Бо Берран, Хиреадан, Эррдиль, Лютик. Действительно, ты идешь к цели самым прямым путем. Но мною, Йеннифэр, не воспользуешься.

- Воспользуюсь, воспользуюсь. - Чародейка встала с кровати, подошла, старательно обходя начертанные на полу знаки. - Я же сказала, ты мне кое-что должен за излечение поэта. Так, мелочь, небольшую услугу. После того что я сейчас собираюсь проделать, я сразу же исчезну из Ринды, а у меня в этом городишке еще есть кое-какие... неоплаченные долги, назовем это так. Некоторым людям я тут кое-что пообещала, а я всегда выполняю обещания. Однако поскольку сама я не успею, ты исполнишь мои обещания за меня.

Он боролся, боролся изо всех сил. Напрасно.

- Не дергайся, ведьмак, - ехидно усмехнулась она. - Впустую. У тебя сильная воля и хорошая сопротивляемость магии, но со мной и моими заклинаниями ты померяться не в состоянии. И не ломай комедию. Не пытайся покорить меня демонстрацией своей несгибаемой и гордой мужественности. Ты только самому себе кажешься несгибаемым и гордым. Ради друга ты сделал бы все и без чар, заплатил бы любую цену, вылизал бы мне туфли. А может, и еще кое-что, если б мне вдруг вздумалось повеселиться.

Он молчал. Йеннифэр стояла, усмехаясь и поигрывая пришпиленной к бархотке обсидиановой звездой, искрящейся бриллиантами.

- Уже в спальне Бо, - продолжала она, - перекинувшись с тобой несколькими словами, я поняла, кто ты такой. И знала, какой монетой взять с тебя плату. Рассчитаться за меня в Ринде мог бы любой, например тот же Хиреадан. Но сделаешь это ты, ибо ты должен мне заплатить. За притворное высокомерие, за каменное лицо, за саркастический тон. За мнение, будто ты можешь стоять лицом к лицу с Йеннифэр из Венгерберга, считать ее самовлюбленной нахалкой, расчетливой ведьмой и одновременно таращиться на ее намыленные сиськи. Плати, Геральт из Ривии?

Она схватила его обеими руками за волосы и пылко поцеловала в губы, впившись в них, словно вампир. Медальон на шее задергался. Геральту почудилось, что цепочка укорачивается и стискивает горло словно гаррота. В голове сверкнуло, в ушах дико зашумело. Фиалковые глаза чародейки исчезли, и он погрузился во тьму...

Геральт стоял на коленях. Йеннифэр обращалась к нему мягким, нежным голосом.

- Запомнил?

- Да, госпожа.

Это был его собственный голос.

- Так иди и выполни мое поручение.

- Слушаюсь, госпожа.

- Можешь поцеловать мне руку.

- Благодарю тебя, госпожа.

Он пополз к ней, не поднимаясь с колен. В голове гудели десятки тысяч пчел. Ее рука источала аромат сирени и крыжовника... Сирени и крыжовника... Вспышка. Тьма.

Балюстрада, ступени. Лицо Хиреадана.

- Геральт! Что с тобой! Геральт, ты куда?

- Я должен... - его собственный голос. - Должен идти...

- О боги! Взгляните на его глаза!

Лицо Вратимира, искаженное изумлением. Лицо Эррдиля. И голос Хиреадана.

- Нет! Эррдиль, нет! Не прикасайся к нему и не пробуй задержать. С дороги, Эррдиль! Прочь с его дороги!

Запах сирени и крыжовника...

Дверь. Всплеск солнца. Жарко. Душно. Запах сирени и крыжовника. "Будет буря", - подумал он. И это была его последняя сознательная мысль.

Тьма. Запах...

Запах? Нет - вонь. Вонь мочи, гнилой соломы и мокрых лохмотьев. Смрад коптящего факела, воткнутого в железный захват, закрепленный в стене из грубо отесанных каменных блоков. Отбрасываемая факелом тень на покрытом соломой земляном полу...

Тень решетки.

Ведьмак выругался.

- Наконец-то. - Он почувствовал, что кто-то приподнимает его, прислоняет спиной к влажной стене. - Я уже стал опасаться. Ты так долго не приходил в себя.

- Хиреадан? Где... Черт, голова разламывается... Где мы?

- А ты как думаешь?

Геральт отер лицо ладонью и осмотрелся. У противоположной стены сидели трое оборванцев. Он видел их смутно, они приткнулись как можно дальше от факела, почти в полной темноте. Под решеткой, отделяющей всех их от освещенного коридора, прикорнуло что-то на первый взгляд напоминающее кучу тряпья. На самом деле это был старик с носом, похожим на клюв аиста. Длина висящих сосульками волос и состояние одежды говорили о том, что он находится здесь не первый день.

- Нас кинули в яму, - угрюмо сказал Геральт.

- Рад, что ты обрел способность логически мыслить и делать выводы, - бросил эльф.

- Дьявольщина... А Лютик? Давно мы здесь сидим? Сколько времени прошло с тех пор...

- Не знаю. Когда меня кинули, я тоже был без сознания. - Хиреадан подгреб солому, уселся поудобнее. - Разве это важно?

- Еще как, черт возьми. Йеннифэр... И Лютик. Лютик там, с ней, а она собирается... Эй, вы. Нас давно здесь заперли?

Оборванцы пошептались, но не ответили.

- Вы что, оглохли? - Геральт сплюнул, все еще не в состоянии отделаться от металлического привкуса во рту. - Я спрашиваю, какое сейчас время дня? Или ночи? Наверное, знаете, когда вам приносят жратву?

Оборванцы снова пошептались, покашляли.

- Милсдарь, - сказал наконец один, - оставьте нас в покое и, пожалуйста, не разговаривайте с нами. Мы - честные воры, мы не политические. Мы супротив власти не шли. Не... покушались. Мы токмо воровали.

- Угу, - сказал второй. - У вас свой угол, у нас свой. Кажному свое.

Хиреадан фыркнул. Ведьмак сплюнул.

- Так оно и есть, - промямлил заросший волосней старик с длинным носом. - В тюряге кажный стерегёт свой угол и держится своих.

- А ты, дедок, - насмешливо спросил эльф, - держишься их или нас? Ты к какой группе себя относишь? К честным или политическим?

- Ни к какой, - гордо ответил старик. - Ибо невинен есьм.

Геральт снова сплюнул.

- Хиреадан, - спросил он, массируя виски, - с этим покушением на власть... Верно?

- Абсолютно. Ты ничего не помнишь?

- Ну вышел на улицу... Люди на меня поглядывали... Потом... Потом был какой-то магазин...

- Ломбард, - понизил голос эльф. - Ты вошел в ломбард. И сразу же дал по зубам ломбардщику. Крепко. Даже очень.

Ведьмак сдержал проклятие.

- Ломбардщик упал, - тихо продолжал Хиреадан. - Ты дал ему несколько раз ногой по весьма чувствительным местам. На помощь прибежал слуга. Ты выкинул его через окно на улицу.

- Боюсь, - буркнул Геральт, - этим дело не ограничилось.

- Опасение вполне обоснованное. Ты вышел из ломбарда и направился по середине улицы, расталкивая прохожих и выкрикивая какие-то глупости относительно чести дамы. За тобой тянулся солидный хвост. Там же были я, Эррдиль и Вратимир. Ты остановился перед домом аптекаря Лавроносика, вошел и через минуту снова вышел, волоча Лавроносика за ногу. Затем обратился к собравшейся толпе с чем-то вроде речи.

- Какой?

- Говоря наиболее доходчиво, ты сообщил, что уважающий себя мужчина не должен называть курвой даже профессиональную проститутку, ибо это низко и отвратительно. Что применять определение "курва" по отношению к женщине, которую ты никогда не... имел - ты выразился более красочно - и никогда ей за это не давал денег, дело грязное и абсолютно недопустимое. Экзекуция, сообщил ты всем и вся, будет произведена немедленно, и это будет наказание в самый раз для такого говнюка, как Лавроносик. После чего зажал голову аптекаря между колен, стащил с него портки и врезал по заднице ремнем.

- Продолжай, Хиреадан. Продолжай, не жалей меня.

- Лупцевал ты Лавроносика по заднице, не жалея сил, а аптекарь выл и верещал, плакал, взывал к помощи господней и людской, умолял сжалиться, обещал даже исправиться, но ты ему явно не верил. Тут подбежали несколько вооруженных бандитов, которых в Ринде почему-то принято именовать гвардией.

- А я, - покачал головой Геральт, - именно тогда и покусился на власть?

- Куда там! Ты покусился гораздо раньше. И ломбардщик, и Лавроносик числятся в городском совете. Вероятно, тебе интересно будет узнать, что оба требовали выкинуть Йеннифэр из города. Они не только голосовали за это в совете, но говорили о ней всякие гадости по корчмам и обсуждали ее весьма неизящным образом.

- Об этом я догадывался уже давно. Рассказывай. Ты остановился на гвардейцах. Это они бросили меня в яму?

- Хотели. Ох, Геральт, это было зрелище. Что ты с ними вытворял, описать невозможно. У них были мечи, дубины, палки, топоры, а у тебя только ясеневый стек с ручкой, который ты отобрал у какого-то франта. И когда все уже лежали на земле, ты пошел дальше. Большинство из нас знало, куда ты направляешься.

- Хотел бы знать и я.

- Ты шел в храм. Ибо богослужитель Крепп, тоже член совета, уделял Йеннифэр много места в своих проповедях. Впрочем, ты вовсе и не скрывал своего мнения относительно богослужителя Креппа. Ты обещал прочитать ему лекцию, касающуюся уважения к прекрасному полу. Говоря о нем, ты упускал его официальный титул, но добавлял иные эпитеты, вызывавшие заметное оживление у следовавшей за тобой детворы.

- Так, - проворчал Геральт. - Стало быть, прибавилось и богохульство. Что еще? Осквернение храма?

- Нет. Войти ты не успел. Перед храмом ждала рота городской стражи, вооруженная всем, что только нашлось в цейхгаузе, кроме катапульты, как мне кажется. Походило на то, что тебя просто-напросто изувечат. Но ты не дошел до них. Неожиданно схватился обеими руками за голову и потерял сознание.

- Можешь не заканчивать. Но, Хиреадан, ты-то как очутился в яме?

- Когда ты упал, несколько стражников подскочили, чтобы продырявить тебя копьями. Я вступил с ними в собеседование. Получил по голове алебардой и очутился здесь, в яме. Мне, несомненно, пришьют обвинение в участии в противолюдском заговоре.

- Ну, коли уж мы попали в обвиняемые, - заскрежетал зубами ведьмак, - то, как думаешь, что нам грозит?

- Если Невилл, ипат, успел вернуться из столицы, - буркнул Хиреадан,

- то кто знает... Мы знакомы. Но если не успел, приговор вынесут политики, в том числе, разумеется, Лавроносик и ломбардщик. А это значит...

Эльф сделал короткий жест в районе шеи. Несмотря на царящий в подвале полумрак, этот жест оставлял мало места для домыслов. Ведьмак помолчал. Воры шепотом переговаривались. Сидящий за "невинность" дедок, казалось, спал.

- Прекрасно, - сказал наконец Геральт и грязно выругался. - Мало того, что я буду висеть, так еще зная, что оказался причиной твоей смерти, Хиреадан. И, вероятно, Лютиковой. Не прерывай. Я знаю, что это делишки Йеннифэр, но виноват все равно я. Моя дурь. Она окрутила меня, сделала из меня, как говорят краснолюды, дуба.

- Хм, - проворчал эльф. - Ни добавить, ни убавить. Я тебя предупреждал. Черт побери, тебя предупредил, а сам оказался таким же, пользуясь твоим выражением, дубом. Ты сетуешь на то, что я попал сюда из-за тебя. Я мог остановить тебя на улице, обезоружить, не допустить... Я этого не сделал. Боялся, что, когда развеются чары, которые она на тебя навела, ты вернешься и... причинишь ей зло. Прости.

- Прощаю великодушно. Потому как ты понятия не имеешь, какая сила была в ее заклинании. Я, дорогой эльф, обычный наговор перебиваю за несколько минут и при этом не теряю сознания. Заклинания Йеннифэр тебе бы не удалось сломать, а чтобы меня обезоружить... Вспомни гвардию.

- Повторяю, я думал не о тебе. Я думал о ней.

- Хиреадан?

- Да?

- Ты ее... Ты ее...

- Я не люблю возвышенных слов, - прервал эльф, грустно улыбнувшись. - Я ею, скажем так, сильно увлечен. Ты, вероятно, удивишься, как можно увлечься такой, как она?

Геральт прикрыл глаза, чтобы вызвать в памяти образ. Образ, который его необъяснимым образом, скажем так, не используя возвышенных слов, привлекал.

- Нет, Хиреадан, - сказал он. - Не удивлюсь.

В коридоре задуднили тяжелые шаги, послышался звон металла. На пол подвала легли тени четырех стражников. Проскрипел ключ, невинный старик резко отскочил от решетки и спрятался меж честных грабителей.

- Так быстро? - вполголоса удивился эльф. - Я думал, на то, чтобы поставить эшафот, потребуется больше времени...

Один из стражников, лысый как колено, дылда с истинно кабаньей щетиной на морде, ткнул в ведьмака.

- Этот.

Двое других схватили Геральта, грубо подняли в приперли к стенке. Воришки вжались в угол, длинноносый дедок зарылся в солому. Хиреадан хотел вскочить, но упал на подстилку, отползая от приставленного к груди корда.

Лысый стражник остановился перед ведьмаком, подвернул рукава и помассировал кисть руки.

- Господин советник Лавроносик, - сказал он, - велели спросить, как тебе у нас в яме? Может, чего недостает? Может, холод докучает? А?

Геральт не счел нужным отвечать. Пнуть лысого он тоже не мог, потому что удерживавшие его стражники наступили ему на ноги тяжелыми ботинками.

Лысый коротко размахнулся в саданул его под дых. Не помогло защитное напряжение мышц. Геральт, с трудом хватая воздух, некоторое время рассматривал пряжку собственного пояса, потом стражники выпрямили его снова.

- Дык ничего тебе не надыть? - продолжал лысый, разя луком и гнилыми зубами. - Господин советник будет радый, что ты не жаловаешься.

Второй удар, туда же. Ведьмак закашлялся, и его наверняка бы вырвало, если б было чем. Лысый повернулся боком. Сменил руку. Удар! Геральт снова уставился на пряжку собственного пояса. Хоть это и казалось странным, но выше пряжки нс появилась дыра, сквозь которую просвечивала бы стена.

- Ну как? - Лысый немного отступил, явно собираясь размахнуться сильнее. - Нету никаких пожеланиев? Господин Лавроносик велели спросить, нет ли каких? А чтой-то ты молчишь? Язык, что ль, свернулся? Щас я тебе его размотаю.

Удар!

Геральт и на этот раз не потерял сознания. А надо бы, потому что ему как-никак, а внутренние органы еще могли пригодиться. Однако, чтобы потерять сознание, надо было заставить лысого...

Стражник сплюнул, ощерился, снова помассировал пятерню.

- Ну как? Никаких желаниев?

- Есть одно... - простонал ведьмак, с трудом поднимая голову. - Чтоб ты лопнул, сволота поганая.

Лысый заскрежетал зубами, отступил и замахнулся, теперь уже, как и хотел Геральт, примеряясь к голове. Но удар не состоялся. Стражник вдруг забулькал, словно индюк, покраснел, схватился обеими руками за живот, взвыл, зарычал от боли...

И лопнул.

- Ну и что мне с вами делать?

Потемневшее небо прорезала ослепительно яркая стрела молнии, после короткой паузы раздался хрупкий, протяжный гром. Ливень набирал силу, над Риндой проплывала дождевая туча.

Геральт и Хиреадан, сидевшие на лавке под большим гобеленом, изображающим Пророка Лебеду, пасущего овец, молчали, скромно потупившись. Ипат Невилл расхаживал по комнате, фыркая и гневно сопя.

- Вы, сволочные, засранные волшебники! - вдруг взорвался он, остановившись. - Невзлюбили мой город или как? Нет других городов на свете или что?

Эльф и ведьмак молчали.

- Чтобы такое... - захлебнулся ипат. - Чтобы ключника... Как помидор! Вдрызг! В красную жижу! Это бесчеловечно!

- Бесчеловечно и безбожно, - поддакнул присутствовавший в канцелярском покое ратуши богослужитель Крепп. - Так бесчеловечно, что любой дурак догадается, кто за этим стоит. Да, ипат. Хиреадана мы знаем оба, а этому, выдающему себя за ведьмака, недостало бы Силы, чтобы так уделать ключника. Это все работа Йеннифэр, богомерзкой ведьмы!

За окном, как бы подтверждая слова Креппа, громыхнуло.

- Она и никто другой, - продолжал богослужитель. - Несомненно. Кто ж, если не Йеннифэр, вздумал бы отыграться на государевом советнике Лавроносике?

- Ха-ха-ха! - расхохотался ипат. - На это-то я как раз меньше всего злюсь. Лавроносик подкапывался под меня, на мое место метил. Теперь его уже люди слушать не станут. Как вспомнят, как он по заду отхватил...

- Недоставало еще, чтобы вы начали аплодировать сему преступлению, милсдарь Невилл, - поморщился Крепп. - Напоминаю, если б я на ведьмака не наслал бесогонного заклинания, то бишь экзорцизма, он поднял бы руку на меня и на достоинство храма...

- А ведь ты тоже скверно отзывался о ней в своих проповедях, Крепп. Даже Берран жаловался. Но что правда, то правда. Слышите, поганцы? - Ипат снова повернулся к Геральту и Хиреадану. - Нету вам прощения! Не подумаю потакать таким фокусам! Ну, давайте говорите, что у вас есть в свое оправдание, потому как если нет, то я начихаю на все ваши религии и устрою вам такое, что вы до смерти не забудете. А ну выкладывайте все немедля, как на духу!

Хиреадан тяжко вздохнул и глянул на ведьмака многозначительно и с вопросом. Геральт тоже вздохнул, откашлялся.

И рассказал все. Ну, скажем, почти все.

- Стало быть, вон какие пироги, - произнес богослужитель, немного помолчав. - Хорошенькая история. Злой гений, освобожденный от заклятия. И чародейка, которая заимела на этого гения зуб. Недурственная комбинация. Это может скверно кончиться, очень скверно.

- Что такое гений? - спросил Невилл. - И что надобно этой Йеннифэр?

- Волшебники, - пояснил Крепп, - черпают свою мощь из сил Природы, точнее, из так называемых Четырех Основ, сиречь элементов, популярно именуемых стихиями: Воздуха, Воды, Огня и Земли. У каждой из сих стихий имеется свое Измерение, на колдовском жаргоне Плоскостью именуемое. Существуют, стало быть, Плоскость Воды, Плоскость Огня и так далее. Измерения сии нам недоступны и заселены существами, именуемыми гениями...

- Именуемыми в легендах, - прервал ведьмак. - Потому что, насколько мне известно...

- Не прерывай, - обрезал его Крепп. - То, что тебе известно мало, было ясно уже с самого начала твоего рассказа, ведьмак. Так что помолчи и послушай тех, кто умнее тебя. Итак, гении. Их четыре рода, как и четыре Плоскости. Существуют д'йины, существа воздушные, мариды, связанные со стихией Воды, ифриты, кои есть гении Огня, и д'ао - гении Земли...

- Ну, тебя понесло, Крепп, это называется словесный понос, - вставил Невилл. - Тут тебе не воскресная школа, не учи нас. Говори кратко: чего Йеннифэр хочет от того гения?

- Такой гений, ипат, есть живой сборник магической энергии. Волшебник, имеющий возможность по желанию призывать гения, может эту энергию направлять в виде заклинаний. Ему не надо тяжким трудом вытягивать Силу из Природы, за него это делает гений. Тогда могущество такого чародея становится огромным, почти безграничным.

- Что-то я не слышал о всесильных магах, - поморщился Невилл. - Совсем даже наоборот, сила большинства из них явно преувеличена. Этого не могут, то не в силах.

- Волшебник Стаммельфорд, - прервал богослужитель, снова впадая в менторский тон и встав в позу лектора, - некогда передвинул гору, коя заслоняла ему вид с башни. Никому ни до, ни после не удавалось совершить подобное. Ибо Стаммельфорд, как гласит молва, пользовался услугами д'ао - гения Земли. Сохранились записи о подобных действиях других магиков. Гигантские волны и катастрофические проливные дожди, несомненно, дело рук маридов. Огненные столбы, пожары и взрывы - работа огненных ифритов...

- Смерчи, ураганы, полеты над землей, - проворчал Геральт. - Джоффрей Монк.

- Верно. Однако, вижу, кое-что ты все-таки знаешь. - Крепп посмотрел на него благосклонней. - Говорят, старый Монк нашел способ заставить служить себе и д'йини - гения Воздуха. Ходили слухи, что не одного. Он якобы держал их в бутылях и использовал по мере надобности, по три желания от каждого гения. Потому что гении, дорогие мои, исполняют только три желания, а потом свободны и смываются в свои измерения.

- Тот, над рекой, ничего не исполнил, - решительно сказал Геральт, - сразу схватил Лютика за горло.

- Гении, - задрал нос Крепп, - существа зловредные и коварные. Не любят тех, кто загоняет их в бутылки и велит передвигать горы. Они делают все, чтобы не допустить произнесения желаний, и выполняют их таким способом, которым трудно овладеть. И предвидеть. Порою выполняют буквально, поэтому надо следить за тем, что говоришь. Чтобы гения захомутать, нужна железная воля, стальные нервы, могучая Сила и немалое умение. Из сказанного тобою следует, что твои умения, ведьмак, были невелики.

- Слишком малы, чтобы эту дрянь обуздать, - согласился Геральт. - Но все же я изгнал его, да так, что воздух выл. А это чего-нибудь да стоит, Йеннифэр, правда, высмеяла мой экзорцизм...

- Какой экзорцизм? А ну повтори.

Ведьмак повторил слово в слово.

- Что?! - Богослужитель побледнел, потом покраснел и наконец посинел.

- Да как ты смеешь! Охальник!

- Простите, - пролепетал Геральт. - Честно-то говоря, я не знаю... значения этих слов.