Чтение 19–й страницы книги ~Покер с акулой~

время в грязи?

Милиционер хмыкнул, но ничего не сказал. Я кряхтя поднялась на ноги и
примирительно заметила:

- Ладно, не кипятись, они выполняли свой долг, а если бы и впрямь воровка
попалась.

- Уж больно ты добрая, - шипела Катерина, волоча меня за руку по
коридору.

Возле дежурного она притормозила и велела:

- А ну быстро доставайте машину! Привезли сюда ни в чем не повинного
человека зимой в одном тонюсеньком костюме, как она теперь домой пойдет, по
морозу, голая!

Дежурный поднял голову и вежливо сказал:

- Ну, положим, я никого не привозил, а машин нет.

- Черт-те что, - продолжала кипеть подруга.

- Катюня, ты такси поймай, - посоветовала я, - а я здесь посижу пока.

Катюша выскочила на улицу, хлопнув дверью так, что с потолка на стол
посыпалась штукатурка. В коридор ворвался холодный декабрьский ветер. Я
поежилась и попросила дежурного:

- Сейчас Катя вернется, скажите ей, что я сижу вон там, на стульях у
кабинета, а то у двери холодно.

Лейтенант кивнул. Я пошла вглубь и устроилась на твердом и жутко
неудобном сиденье. Очень не люблю тосковать просто так на одном месте, без
дела.

Внезапно по коридору с топотом понеслись милиционеры, они влетели в
расположенный передо мной кабинет, и оттуда послышались крики, стук и звон.

Не успела я испугаться, как дверь распахнулась, и менты выволокли в
коридор парня. Лицо несчастного покрывали ссадины, из разбитой губы
тоненькой струйкой стекала кровь.

Молодой человек упирался что было сил и кричал:

- Пустите, сволочи, гады, дряни, пустите, менты позорные! Не убивал я ее,
не убивал...

Конвойные сопя пытались справиться с юношей. Но худощавый арестованный
оказался неожиданно сильным и вертким. Он ужом извивался в руках державших
его людей и вопил на одной ноте:

- Не убивал, не убивал... Потом его глаза сфокусировались на мне, и он
перешел на визг:

- Скажите немедленно моему отцу, Федору Бурлевскому, немедленно
скажите... Здесь издеваются, смотрите, что со мной сделали, телефон...

И он принялся выкрикивать цифры. Один из милиционеров довольно сильно
пнул несчастного.

- Не смейте его бить! - возмутилась я.

Но менты не обратили на меня никакого внимания. На помощь к ним подбежали
несколько человек в штатском и быстро-быстро поволокли рыдающего парня в
глубь отделения. Послышался лязг замка, я уставилась на капли крови, ярко
выделявшиеся на светлом линолеуме.

- Неприятная сцена, - раздался голос. Возле кабинета стоял мужчина лет
сорока, тот самый, что выпускал меня из обезьянника.

- Да уж, - вздохнула я, - порядки тут у вас, однако. То невиновную
женщину арестовываете, то заключенного бьете.

Мужчина сел возле меня и вытащил сигареты.

- Разрешите?

Скажите, какой джентльмен! Я кивнула.

- Меня зовут Илья Николаевич, - представился он.

- Очень приятно, Евлампия Андреевна.

- Так вот, уважаемая Евлампия Андреевна, вас никто не арестовывал.

- Как это?

- Просто задержали для выяснения личности, и я приношу свои извинения.
Попытайтесь понять, нашими сотрудниками руководили лучшие чувства.

- Да уж, хорошо, хоть не поколотили, как этого несчастного заключенного.

- Во-первых, он не заключенный, а подследственный, - пояснил Илья
Николаевич, - во-вторых, он убил молодую женщину с особой жестокостью,
просто перерезал горло, как барану, а в-третьих, никто его не бил. Сам
ударился мордой о стол, пьян был, ничего не помнит!

Я усмехнулась, слова об "унтер-офицерской жене, которая сама себя
высекла" были мне хорошо знакомы с детства.

- Он правда сын Бурлевского?

- К сожалению, - вздохнул Илья Николаевич.

- Лампа, - завопила Катерина, - машина ждет.

Я побежала на зов, судорожно повторяя про себя телефон, который выкрикнул
парень.

Дома первым делом я стянула воняющий чем-то кислым костюм и, надев халат,
вышла на кухню. Там пила чай довольно полная девушка с красивыми белокурыми
волосами.

- Вот, - велела Катюша, - знакомься, это Валентина, впрочем, можно звать
ее просто Тина. Поживет пока у нас недельку-другую.

Тина подняла большие томные карие глаза и улыбнулась. Обычно люди от
улыбки хорошеют, но эта девушка стала похожа на гиену. Круглые щеки, тонкие
губы и довольно большие уши. Мне она сразу не понравилась. Интересно, кто
такая?

Желая узнать подробности, я вошла в спальню к ребятам и спросила у Юли:

- Кого к нашему берегу прибило? Девушка вздохнула.

- Понятия не имею! Катерина привела ее с собой.

Подробности мы узнали только около полуночи, когда гостья спокойно
заснула.

- Тина отправилась в Москву на заработки из Кашинска, - принялась
разъяснять Катюша, - нанялась делать ремонт, и тут ей стало плохо.

- Она строитель? - поинтересовалась Юля.

- Нет, учительница младших классов. Только в Кашинске безработица, вот ее
подруги и подбили обои клеить.

- Странно, - протянул Сережка, - раз больная, чего поехала.

- А она не знала о болезни, - бестолково объясняла Катя, - первый раз
приступ случился. Мы оказали помощь, но идти ей некуда. Подружки уже уехали,
родственников или знакомых в Москве нет.

- Пусть домой отправляется, купим билет, - влез Кирюшка.

- Ты бы спать шел, - велела Юля.

- Обязательно купим билет, - кивнула Катя, - только она еще очень слабая,
может не доехать. Пусть недельку у нас поживет.

- Катя в своем репертуаре, - фыркнула Юля, - надеюсь эта убогая не
задержится у нас на год, как баба Маня, которую ты тоже на пару деньков из
жалости приволокла.

- Еще Зина, которая все время после завтрака громко рыгала и в туалете
воду не спускала, - вздохнул Сережка.

- А Наташа, - захихикал Кирюшка, - помните Наташу?

- Еще бы, - прошипела Юлечка, - как не помнить! Бегала по коридору в
одном халатике до пупа и перед Сережкой голым задом вертела!

Я промолчала. Между прочим, меня Катя тоже подобрала на улице, когда я,
желая покончить с собой, прыгнула под ее "Жигули". Так что не имею никакого
морального права осуждать других. Хотя упитанная, даже толстая Валентина с
деланно сладкой улыбкой мне совершенно не понравилась.

В понедельник, когда все разбежались, я заглянула в комнату к гостье. Та
мирно спала, выставив из-под одеяла не слишком чистую ногу.

На кухне было тепло, собаки и кошки толкались возле плиты, ожидая раздачи
завтрака. Быстренько накормив и тех и других, я посмотрела на часы - девять.
Модный продюсер, наверное, мирно почивает в кроватке... Делать нечего,
придется разбудить. Но в трубке неожиданно прозвучал бодрый голос:

- Слушаю.

- Господин Бурлевский?

- Да.

- У меня есть сообщение от вашего сына.

- Говорите.

- Желательно при личной встрече.

- Приезжайте, Орликов переулок, до одиннадцати успеете?

- Обязательно.

Бурлевский мигом отключился, я бросилась одеваться. Потом окинула глазом
мойку, забитую доверху грязной посудой, и написала записку: "Валентина,
будьте добры, уберите на кухне!"

Орликов переулок находится недалеко от станции метро "Красные ворота".
Когда-то она называлась по-другому - "Лермонтовская". Интересно, чем не
угодил великий поэт новым властям? Походив немного по кривым старомосковским
улочкам, я неожиданно вышла на нужный дом, большой, явно построенный в
начале века. В подъезде - невероятная красота. Прямо от дверей вверх по
широкой, похоже, мраморной лестнице идет красная дорожка. У ее подножия
высятся кадки с пальмами, сбоку - стол, за которым сидит безукоризненно
одетый парень. Серый костюм, светлая сорочка, подобранный в тон галстук,
лацкан украшает значок "Студия ФеБу".

Значит, Бурлевский дал мне адрес офиса, а не квартиры.

- Вы к кому? - крайне вежливо, но настороженно поинтересовался охранник.

- Я договорилась с господином Бурлевским...

- Да-да, - закивал парень, - второй этаж, комната 24.

Я потопала по дорожке, оставляя черные следы.

Коридор второго этажа тоже оказался застлан ковром, но на этот раз
зеленым. Мои сапоги успели оставить всю грязь на лестнице, и нежно-салатовое
покрытие осталось чистым. Двадцать четвертая комната представляла собой
огромное помещение, одну из стен которого сплошь занимали фотографии
эстрадных артистов с нежными надписями и клятвами в вечной дружбе. Я
невольно стала читать автографы.

- Не верьте ни одному заявлению, - раздался сочный густой голос, -
сначала обещают любовь, но стоит оступиться и полететь в болото, тут же
наступят сапогом на голову, чтобы захлебнулся побыстрей.

- Вижу, вы их обожаете...