соответствии с мною же придуманным и утвержденным кодексом, здесь, среди
вековых деревьев и вечной тишины, служили мне мои вассалы и самые прекрасные
женщины мира с упоением бросали свои сердца к моим ногам. Здесь заливались
трелями изумительной красоты птицы, здесь гордые дикие звери покорно
склоняли гривастые головы и лизали мне руки. Здесь, среди этого великолепия,
поселилась моя душа, и все это великолепие навсегда обрело свое место в моей
душе.
конечно, с гораздо большим удовольствием обедал бы в одиночестве, но Костя
не давал мне денег, считая меня ребенком, не способным правильно
распорядиться сотней шиллингов. Если бы он знал, какими суммами я ворочал в
своем горном царстве! Но он ни о чем не догадывался, и это было правильно.
Единожды разглашенная, тайна моего мира была бы разрушена дотла. Костя
вообще-то не был жадным и ничуть не огорчился бы, узнав, что я потерял
деньги или просадил их в игральных автоматах, но он был строго-настрого
проинструктирован мамой и отцом и помнил древнюю заплесневелую истину о том,
что выпитый раньше времени бокал пива непременно ведет к безудержному
пьянству и ранней смерти от алкоголизма. Из-за отсутствия денег я вынужден
был терпеть общество всей компании днем, во время обеда, и вечером, когда
становилось темно, ибо вторым родительским наказом было не отпускать меня
одного в темное время. Брат и его приятели с какими-то девицами-немками до
поздней ночи шатались по барам, а я плелся за ними, стараясь при любой
возможности найти себе местечко в уголке и тихонько потягивать свою
кока-колу, подальше от их громкого ржанья и сальных шуточек. Тоскливо
поглядывая на часы, я ждал, когда же мы наконец вернемся в отель. Потому что
после возвращения можно было ложиться спать в сладостном предвкушении утра.
Я вскакивал раньше Кости, с которым жил в одном номере, и бежал на завтрак,
для которого не нужны были деньги, так как он входил в стоимость путевки.
Наспех залив в себя три стакана сока и запихнув несколько хрустящих теплых
булочек с маслом и джемом, я убегал. Убегал к себе, в свой мир, в свое
царство.
приятелями для зимнего отдыха, и мы вернулись домой. Мама первым делом
принялась допытываться, возил ли Костя меня в Зальцбург и посетили ли мы все
указанные в путеводителях достопримечательности этого старинного города.
Выяснив, что, кроме баров, брат никуда меня не водил, родители устроили
Косте бурную сцену, обвиняя его в тупости и неинтеллигентности. Они,
дескать, попросили его приобщить ребенка к мировой культуре, а он бездарно
потратил две недели на пьянство и разгильдяйство. Я молчал, потому что не
мог же я объяснять им, что за эти две недели пережил такой душевный подъем,
который никогда не испытал бы ни в каком музее.
курорт, и я с замиранием сердца ждал, что родители и в этот раз велят ему
взять меня с собой. Но ожидания мои не оправдались, Костя ехал уже не с
друзьями, а с девушкой, на которой, судя по всему, он собирался в скором
времени жениться. Мама и папа проявили деликатность и не стали навязывать
ему младшего братца. Прошел еще год, и в феврале девяносто шестого брат в
очередной раз собрался кататься на лыжах. На предыдущей девушке он так и не
женился, расставшись с ней, кажется, прямо в Альпах или сразу же после
возвращения оттуда, теперь у него была другая пассия, потрясающей красоты и
невероятной длинноногости.
хотелось. Первое время после возвращения из Австрии я мечтал только о том,
чтобы вернуться туда, в свое королевство, и считал его безнадежно утерянным,
но прошло несколько месяцев, и я понял, что мой мир остался в моей душе и
будет со мной всегда, где бы я ни находился. Я внезапно понял, что мне
совершенно не нужно ехать в горы, чтобы править бал в своем дворце. Я могу
делать это всегда и везде, в своей комнате на окраине Москвы, в школе во
время уроков, в метро, на дискотеке. И уже никакого значения не имело,
возьмет меня Костя в горы или нет.
переломанным искалеченным телом. Длинноногая красавица тоже не вернулась,
она в тяжелом состоянии лежала в какой-то австрийской клинике. В тот день
постоянно предупреждали об опасности схода снежных лавин, об этом твердили
все от портье в отеле до служителей трассы, обслуживавших подъемники.
Здравомыслящие лыжники вообще не стали в тот день кататься, те, кто
понахальнее, все-таки несколько раз съехали с горы и уже к полудню вернулись
в свои гостиницы. Костина девушка при всей своей невероятной красоте была к
иностранным языкам абсолютно неспособна и не понимала ни немецкого, ни
английского, так что смысла бесконечно повторяемых предупреждений не
уловила. Кроме того, она обладала замечательным свойством не обращать
внимания ни на что, в том числе и на поведение окружающих ее людей.
Наверное, она была в чем-то похожа на меня, жила в своем замкнутом мирке и
старалась не соприкасаться с тем, что было ей неприятно. Возможно, я
неправильно ее понимал, но в любом случае результат оказался налицо: она
ухитрилась не заметить, что все лыжники поспешно покидают горные склоны и
служители у подъемников делают ей устрашающие жесты. Высоко подняв красивую
голову, она проходила мимо них, царственно улыбаясь, и вновь устремлялась
вниз по спуску, отмеченному на планах черной линией - "высшая сложность,
только для профессионалов". Костя, прекрасно говоривший по-немецки, ситуацию
оценивал правильно, но отчего-то промолчал. Я неплохо знал своего брата и,
наверное, единственный из всех понимал, почему он не сказал своей красавице
об опасности. Он боялся выглядеть трусом в ее глазах. Если бы опасность была
по-настоящему серьезной, подъемники просто закрыли бы и лыжников не пускали
бы на склоны. А коль пускают - стало быть, кататься можно, и нельзя ему, ну
никак нельзя сказать: "Давай вернемся". Девушка хотела кататься, и его долг
- доставить ей это удовольствие, чего бы оно ни стоило.
справился со сложным спуском, а лавина тут ни при чем. Когда отец услышал
такие разговоры, он подозвал меня к себе и сказал:
безумство ради женщины. И не верь, если тебе будут говорить дурно о
Константине. Ты не должен думать, что твой брат погиб нелепо. Он прожил
прекрасную, хоть и короткую, жизнь и умер прекрасной смертью, оберегая
женщину, которую не захотел отпустить одну туда, где опасно. Я горжусь своим
сыном и хочу, чтобы ты гордился своим братом и был похож на него.
зеркало, я отмечаю, что становлюсь все больше и больше похожим на Костю. У
меня те же вьющиеся волосы и голубые глаза, такие же плечи, та же посадка
головы. Если бы я верил в переселение душ, я был бы уверен, что Костя теперь
живет во мне.
Биримбека Бейсенова, которого в группе называли просто Бек, Света лениво
думала о том, что убирать в квартире она, пожалуй, не станет. Все равно вс"
изгадят, убирай - не убирай, толку никакого. Надо бы пива купить ящика
тричетыре, Бек на машине к подъезду подвезет и к квартире подтащит. К
приходу гостей Света обычно не готовилась, в их кругу было принято гостям
самим заботиться о закуске и выпивке, но пива все равно обычно не хватало, и
начиналась свара: кому бежать в ближайший киоск. Девчонки, более
покладистые, в спорах не участвовали, потому что такую тяжесть им все равно
не донести, а парни все как один на машинах, ну что тут делать-то, на две
минуты трудов, а разговоров на три часа.
Светлана.
то и я буду в форме. А от отравы никто как бы не застрахован. Ты мне тот
случай теперь до самой смерти вспоминать будешь?
поворачивая головы, поэтому Света слышала его не очень хорошо. Чтобы
разобрать слова, ей приходилось напрягаться, и от этого она злилась на Бека
еще больше. Но ссориться не хотелось, надо бы сперва пивом затовариться.
я вообще не пью, а ты всех нас подставляешь.
дело. Живу так, как мне нравится. На репетиции прихожу вовремя, выступления
как бы не срываю. Даже Папа мне замечаний не делает. Так что ты вообще
заткнись.
как отец родной, а всего лишь отталкиваясь от его фамилии - Папоров.
вместе со Светланой не выказал.
приходится унижаться и просить. Никогда сам помощь не предложит. Светлана
даже самой себе не признавалась, что терпеть не может Биримбека. Слишком уж
сильно отличался он и от нее, и от Бориса. Всегда собранный, сдержанный, не
пьет, не курит, матом не ругается, соблюдает какую-то восточную диету,
ложится рано, вскакивает ни свет ни заря. Все его интересы сосредоточены
только вокруг станка, у которого он готов заниматься с утра до ночи. Нет,
он, конечно, танцовщик - дай бог каждому солисту Большого театра такой
талант, но с этим никто и не спорит. Однако надо же и человеком быть, а не
какой-то там танцевальной машиной. Никогда в компании не посидит, сколько ни
зазывала его Светлана на свои вечеринки, всегда отказывается. Они выступают
вместе уже больше года, и все это время рядом с Беком одна и та же девица. У
Акунин Борис
Володихин Дмитрий
Никитин Юрий
Орловский Гай Юлий
Шилова Юлия
Андреев Николай