который нарастал с каждым шагом и вызывал какую-то особую, тяжелую тошноту.
Между стволами показался ясный просвет, через минуту они вышли к пологому
берегу Молчанки. Земля дула мокрой, хлюпала под ногами, как болото.
дышать. Лесничиха осталась позади. В объективе он видел лица, детские,
женские. Они сохранились, пролежали несколько месяцев в промерзшей земле,
потом в ледяной воде, к ним еще не успели подобраться медведи, да и не было
здесь зверья, так сказала лесничиха. Слишком много шума вокруг, вертолетная
площадка, иногда стрельба. Охранники прииска любили поохотиться на досуге, и
таежное зверье обходило эти места за несколько километров.
фотографиях. А сумерки наваливались, густели. Сработала вспышка, один раз,
потом еще и еще. Камера фиксировала не только лица. Сквозь объектив Никита
видел молодую женщину в разодранной одежде, на груди, чуть ниже ключиц,
чернела пентаграмма, перевернутая пятиконечная звезда, вписанная в круг.
Такие же были еще у нескольких - у мальчика-подростка, у пожилого мужчины.
Наверное, у всех...
силой, что казалось, сейчас сметет все - лес, реку, братскую могилу, Никиту
с фотокамерой, лесничиху Клавдию Сергеевну. Гул нарастал, дрожал в ушах.
верхушками сосен, плыли прямо на него белые огромные огни. Он стоял на
открытом пологом берегу и не мог дышать. Ноги по щиколотку увязли в ледяной
раскисшей земле.
и получался хриплы и шепот, который Никита не мог расслышать из-за шума
ветра и гула мотора. К лесу он рванул инстинктивно просто потому, что надо
было спрятаться от этих белых наплывающих огней. Рванул и, конечно, не
заметил как упала яркая глянцевая обертка от кодаковской фото пленки.
ладонью провела по его щеке, - сейчас до дома дойдем, чайку горячего...
чайку тебе надо. И спирту. Утром доведу тебя до шоссе, на попутке доберешься
до Помхи, оттуда сразу на катере до Колпашева. В Желтый Лог не возвращайся.
Не знаю, видели они тебя или нет, но лучше не возвращайся.
печке весело потрескивали дрова. Старуха протянула стакан, зубы стучали о
край. От спирта дрожь и тошнота немного отпустили.
старухе тяжелые, намокшие кроссовки.
спи. Завтра уходим с тобой рано, на рассвете. А то ведь могут сюда
заявиться, нелюди. Вдруг заметили с вертолета.
как в ледяное болото. Ему снились белые слепые огни, снилась страшная
братская могила.
молчаливой и неприветливой. До шоссе дошли за два часа. Никакой погони не
было, казалось, его появление на берегу Молчанки так и осталось не
замеченным. Но он отдавал себе отчет, что это только сейчас так казалось.
добавила еле слышно: - знать бы имена этих убиенных, помолиться бы за
упокой.
может, все-таки мне в милицию пойти, когда до города доберусь?
произнесла:
побольше. Будь осторожней, сынок. Нигде не задерживайся. Улетай отсюда.
Храни тебя Господь, - она быстро перекрестила его и ушла, исчезла в тайге,
не оборачиваясь.
полчаса подобрал его грузовик-лесовоз и доставил за полтинник почти до самой
помховской пристани.
солнечный свет преломляется в мельчайших водяных брызгах, и мчится вслед за
катером тонкая яркая радуга, мчится, от Помхи, мимо Желтого Лога, до самого
Колпашева.
данные в колпашевской гостинице да болтливая сноха. Все. С вертолета его
вряд ли успели заметить. Старики, конечно, будут молчать. Про глянцевую
обертку от фотопленки он даже не вспомнил.
Но выбрался и долетел. Видно, хорошо молились за него лесничиха Клавдия
Сергеевна, да еще отец Павел со своей матушой, Ксенией Тихоновной.
въездом в туннель, или хотя бы просто посидеть, дать отдых ногам и спине. Но
не в рабочее время, конечно. Если хозяйке стукнут, это ничего, она тетка не
строгая. Ей все равно, сколько часов ты работаешь, сколько спишь. Главное,
норму выполняй.
девяти. А в часы пик можно и поспать. Все равно в вагон не влезешь. Да и
люди злее в толпе. Орут, толкаются. Вот когда сидят свободно, газетки
почитывают, тогда самое оно. Тогда не спи, работай.
осталось у старенькой бабушки пятеро. На хлеб не хватает. Подайте, Христа
ради, сколько можете, - Ира произносила свой текст громко, выразительно,
нараспев. Она знала, что если слишком уж канючить, пускать сопли, эффект не
тот. Надо делать вид, будто тебе стыдно просить.
хватает пассажиров за ноги. Выберет тетку потолще и вперед. "Те-тенька,
ку-шать хочу, да-айте сиротке на хлебушек!" Борьке дают, но мало. Не из
жалости дают, а чтоб отстал поскорей, пальто не испачкал своей сопливой
мордой.
жалости. У Иры главный козырь - младенчик за спиной. Она сама маленькая, в
свои четырнадцать выглядит лет на десять, а тут еще сосунок к спине
привязан, чумазый, бледный. Хорошо, если совсем маленький, легкий. Но иногда
доставался Ире ребенок постарше, годовалый, не меньше десяти кило.
пыталась подкормить, закутать потеплей. Глупая была. Не понимала, что жалеть
надо только себя, и больше никого.
проституток, пьянчужек, у девчонок, которые с детства на иглу подсели и
ничего уже не соображают. У хозяйки глаз наметан, если видела, что у
какой-нибудь оторвы пузо растет, сразу аванс выдавала. А кто может родиться
у оторвы? У нее спирт вместо крови.
или толченые "колеса". Это чтобы спали, не орали. Если сосунок орет,
работать невозможно. Пассажиры злятся, раздражаются.
всяких добавок. Тоже экономия. Хозяйка денежки аккуратно считала. "Колеса"
денег стоят, а "дурь" тем более. Но, с другой стороны, слабые жили совсем
мало. Ира боялась таких брать. Однажды сосунок помер прямо у Иры за спиной.
Было страшно таскать на себе мертвяка, но куда денешься? Пока не выполнена
дневная норма, надо ходить по вагонам. У самой коленки тряслись, вдруг кто
заметит, что сосунок не дышит. Но ничего, обошлось.
кабанчик. Дергалась во сне, колотила ногами. Ира тяжело ступала по вагону,
согнулась пополам, заглядывала в глаза пассажирам и все время беспокойно
косилась на новенького пацана. Хозяйка велела присматривать за ним. Он
странный был, вялый, тощий и совсем дурачок. Говорить не мог, смотрел в одну
точку, но команды понимал и выполнял аккуратно. Скажешь ему:
отдашь.
полу, в полном отрубе. Ира его первая приметила, стала крутиться, наблюдать.
Поблизости никого взрослых нет. Может, потерялся, а может специально
оставили.
следом не побегут. Ира все ждала, вдруг по радио объявят, мол, внимание,
потерялся мальчик. Тогда надо сразу уходить от него подальше, не вертеться.
Но ничего такого не объявляли. Значит, никто не ищет. Не нужен никому.
домашнего ребенка. На вид лет восемь, но это из-за худобы. На самом деле
больше. Ира на его куртку запала. Она давно мечтала о такой, теплой, легкой,
не на вате или там синтепоне, а на настоящем пуху. И главное, пацан в полном
отрубе, вокруг никого. Подходи и снимай. Ира уже на корточки перед ним
присела, в лицо заглянула, окликнула:
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Земляной Андрей
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия