потомков - они смотрят на прошлое отстранение, объективно и
беспристрастно, они раскладывают все по полочкам, приклеивают этикетки,
возносят и низвергают, раздают награды и волокут за ноги на свалку
истории. Они где-то там, впереди, а мы - здесь, живем и боремся, мы,
возможно, не во всем правы, но не ошибается только тот, кто ничего не
делает. Во что превратился бы мир, действуй мы, лишь имея стопроцентные
гарантии успеха? Честь имею.
собой калитку, ощущая даже легкое разочарование - неужели вот так легко
все кончится?
тебе подсказать не могу. Не вправе. Я только хочу спросить - готов ли ты,
принимая свое решение, войти в Большую Историю? К суду потомков по самому
большому счету? Больше мне тебе сказать нечего...
безусловно, не позволил бы себе раньше, - схватил магнитофон с
продолжавшей вращаться кассетой и швырнул его что есть силы. Он глухо
стукнулся о стену и улетел под кровать, а потом сам повалился на постель
пластом.
из которого появлялись и проплывали перед глазами самые разные образы и
картины, никоим образом меж собой не связанные: мертвое лицо капрала
Черенкова среди сломанных тюльпанов долины Калиджанга, вывеска бара в
Монреале, танцующая Сильвия, подбитый под Шпайтеном броневик, дымно
горящий, шпили старинных томских зданий...
сверкающие стеклом и сталью высотные дома - какая-то нескончаемая улица,
застроенная высотными домами, - как здания превращались в бесформенные
кучи, над которыми стояли облака тяжелой пыли, как сквозь эти кучи с
фантастической быстротой прорастали огромные цветы, желтые, красные,
лиловые на ярко-зеленых коленчатых стеблях, как таяли груды щебня, как
обнажалась влажная, черная, рассыпчатая земля и по ней осторожно шагали
странные животные с огромными глазами, а в небе проносились какие-то
крылатые, перепончато-сверкающие, и не видно людей, ни одного человека...
возил меня в бывший вычислительный центр. Все бы ничего, но тут же
толпилось человек сорок, в которых любой 'простак за версту признал бы
журналистов. Тут же на всякий случай ждали несколько полицейских и агентов
в штатском - предосторожность при общении с возжаждавшими сенсации
журналистами нелишняя.
они бежали следом, забегали вперед, задавали вопросы, на которые я не
отвечал и вообще вел себя так, словно не видел их. Я не питал к ним
никаких недобрых чувств - просто чувствовал себя чрезвычайно мерзко, не
хотел никого видеть, хотелось как можно скорее со всем этим покончить...
мельком, что искупил невольную вину перед ней - все же ей найдется, что
рассказать подругам.
все. Мэр поднялся навстречу. Тут же стоял полковник Артан в парадном
мундире с надраенными пуговицами и орденами, выглядел он как приговоренный
к расстрелу, которому в последний миг сообщили, что казнь заменена
увеселительной поездкой на Гавайские острова. За спиной мэра полукругом
стояли человек десять в строгих темных костюмах - Отцы Города и
Ответственные Лица. Господи, ну зачем они устроили весь этот балаган?
прямо на лист бумаги мэра мощной рации военного образца отдаю командирам
частей кодированные приказы вскрыть надлежащие пакеты. Советник Фаул
истово пялился на меня и беззвучно шевелил губами - то ли повторял за мной
команды, то ли молился. Отцы Города и Ответственные Лица сияли.
журналисты стояли передо мной, как спартанцы у Фермопил. Раздался боевой
клич их племени:
сообщить, что господин Гарт избран почетным гражданином нашего города и
награжден памятной медалью нашего города, которую мы вручаем лицам,
сделавшим на благо города что-то серьезное и важное. - Он вручил мне синюю
папку с тисненным золотом заковыристым гербом города и коробочку. Я
(невольно оглянувшись в ожидании бойскаутов с барабаном) пожал мэру руку,
принял регалии и стоял, равнодушно держа их перед собой. Мэр продолжал: -
Кроме этого, мы отправили в правительство настоятельное ходатайство о
награждении господина Гарта высшим орденом нашей страны.
Ответственные Лица и журналисты. Я снова глянул на Фаула - советник
яростно аплодировал, держа перед собой ладони с растопыренными пальцами -
как дети в цирке. И мне стало чуточку неловко стоять вот так, с кислой
физиономией, посреди охваченных искренней радостью людей, но ничего я не
мог с собой поделать...
Рассказал о людях, которые здесь погибли, о своем разговоре с Регаром, о
том, какое решение я принял и чем руководствовался. Окончив, уставился в
пол и сказал:
словно на стену, натолкнулся на вопрос:
видимо, настоящий научный обозреватель, а не липовый, которым столь
бездарно попробовав прикидываться я. Настоящие научные обозреватели, как
правило, - люди серьезные и образованные...
улетать. Или уплывать. (Нужное подчеркнуть.) Одним словом, убираться ко
всем чертям.
особенности если абсолютно неизвестно, что считать поражением, а что
удачей...
веранде, сжав толстые перила, а они шли ко мне, великолепные гепарды.
Первым браво шагал Лудо-Младо, огромный, пухлощекий, с холеными
запорожскими усищами, и его куртка едва заметно оттопыривалась на животе -
"эльман", как всегда, заткнут за брючный ремень. Кличку-ему дали не зря'.
Следом шел Длинный Генрих, высокий, меланхоличный, в заветном полосатом
галстуке, который он лет восемь надевает, отправляясь на самые рискованные
дела, - стало быть, он и нынешнее причислил к таковым, в чем я с ним
абсолютно согласен И замыкал шествие Мышкин Мучитель, являвший собой во
плоти образ рассеянного молодого гения из фантастических фильмов, - но
встань перед ним пяток антиобщественных личностей с ломами наперевес, ломы
оказались бы завязаны у них на выях... Он и в самом деле некогда был
биологом, в древнем городе Кракове.
пачкой экстренных выпусков местных газет, с ходу пошли разговоры о
грандиозном успехе, будущих награждениях и несомненном триумфе.
втянули в веселье, ушла. С лица Лудо-Младо медленно сползала улыбка.
Генрих сосредоточенно обрывал голубые граммофончики оплетавшего веранду
вьюнка.
Вдруг у тебя что-то недоделано и нужны подмастерья.
медленно и неуверенно, как по скользкому льду, декабрьскому гололеду, и,
когда я встретил ее взгляд, мне захотелось очутиться подальше отсюда, от
этого города, где в тысячах домов сейчас плачут или сдерживают слезы.
кого не глядя, вряд ли соображая, что делает, он скрутил в спираль
серебряную чайную ложечку и бросил ее на стол. Анна не ответила. Ничего не
сказала. Молча смотрела на нас, и под этим взглядом, тоскливым, как
фотография юной красавицы на могильной плите, мы тихонько спустились с
Посняков Андрей
Корнев Павел
Лукин Евгений
Посняков Андрей
Лукьяненко Сергей
Афанасьев Роман