Что значили мысли, побуждения и желания самих Тиндарея и Менелая перед
железной необходимостью любой ценой уничтожить Трою? И они это понимали.
Они прежде всего политики, а уж потом - люди. Тиндарей не пожалел не
только Елену, но и сыновей. Кастор и Полидевк убиты его людьми, по его
приказу - когда стали опасными, слишком много кричали о лжи и грязных
методах.
мешал не только нам, но и Зевсу. Так что Зевс ничуть не рассердился на нас
за убийство любимого сына. Мой милый малыш, речь идет о мире, где не
действуют родственные и иные отношения, к которым ты привык, вот и все,
что я могу тебе сказать.
зайди речь о яростном кипении нечеловеческих страстей, возвышенного гнева.
Но все было неизмеримо мельче, проще, примитивнее, золотое сияние
растаяло, остались убогая логика разбойника с большой дороги и скучный
торгашеский расчет, лишь перенесенные несколькими этажами выше.
покойны.
поставит все на места и заткнет орущие глотки, он укроет все следы, и мы
останемся в глазах потомков незапятнанными героями. Вам не победить... не
победить... не...
ветром клок тумана, его голос слабел, проклятия становились все тише, и
наконец он растворился в ленивом шевелении густой мглы.
говорят о них живые и что станут говорить потомки.
Леты?
плечо Майону вялую, словно бы бескостную руку. - Ты бы мог способствовать
распространению счастья на земле.
водой и подливать там, наверху, в ту, что пьют люди. Всего капля на бочку
- и сотня людей облагодетельствована. Постепенно прекратятся войны, сгинут
плутни и несчастья, на землю вернется Золотой век. И люди забудут всех
богов, даже Зевса. Останусь только я, повелитель блаженных. И ты, мой
ближайший помощник. Весь мир будет наш. Весь мир! Подумай о человечестве,
которое захлебывается в грязи и крови.
преступник.
силы, и Майон легко стряхнул их. Аид что-то крикнул, обернувшись к
воротам. Из мрака появился Цербер. Бежать было бессмысленно.
мотались на поникших шеях. Майон увидел подернутые сонной поволокой
глазищи, мутные, как грязное стекло. Страх пропал. Ничуть не опасна была
эта зверюга со слона ростом.
показывая розовую гортань и страшные зубы, отряхнулся и потерся боком о
Майона, как о ствол дерева. Он был уютный и теплый. Потом сладко
потянулся, подошел и стал лакать в три языка воду из Леты.
забвения и блаженства играет скверную шутку с тобой самим, разрушая в
первую очередь твое же царство.
нему, растопыривая руки. Улыбки растягивали их лица в жуткие маски, и
Майон, поначалу смотревший на них спокойно, вдруг понял, что они
намереваются, смыкаясь, оттеснить его к Лете - а там, скорее всего,
столкнуть в неподвижную воду, которой, хочешь не хочешь, придется
наглотаться.
их, вырвался из полукруга, помчался прочь, приговаривая на бегу: "Значит,
силой? Силой все же?" Он бежал и не мог определить, какое расстояние
одолел, кровь бешено стучала в виски, серый мир без теней и четких
очертаний, казалось, вот-вот растворит его.
непроглядная серая пелена, а впереди уже черной извилиной виднелась щель в
горном склоне, где дожидался Прометеев железный человек.
самый, что десять лет после падения Трои странствовал по далекий морям?
сказал Гомер. - Ведь это ты придумал спрятать воинов в огромном деревянном
коне? Об этом знает каждый мальчишка.
взгляд, пробормотал чуточку смущенно:
такое растяжимое, в него порой столько вмещается. Значит, после падения
Трои, когда вы отправились восвояси, обремененные добычей и славой, боги
наслали на твой корабль ураган и загнали его неизвестно куда. И это тоже
всем известно. Но, судя по твоему смущению, ты намерен заявить, что и
здесь все обстояло "немного" не так?
этого голоса напоминает кошачьи лапки со втянутыми до поры когтями. Он
сказал осторожно:
они, оказывается, принимали такое деятельное участие в твоей судьбе?
которых они не...
предпочитают, чтобы о них лучше сплетничали, чем молчали вообще. Воздух
полон богов - гласит наша пословица. Так какая, в сущности, разница? Итак,
что же привело тебя ко мне, любезный Одиссей?
узнал, что некий Гомер из Афин пишет поэтическую историю моего плавания.
Конечно, я удивился: о том, где я был все эти годы и что делал, знаю
только я. Потом я прочитал написанное тобой и удивился еще больше.
лестригонов, ни у лотофагов. Их и нет-то, наверное, - лотофагов. Не делил
я ложе ни с какой Навсикаей. И откуда, скажи на милость, ты взял Сциллу и
Харибду? Ничего подобного на свете нет, уж я-то знаю, я избороздил
Ойкумену из конца в конец.
снисходительности сказал Гомер. - Ты храбрый воин и опытный мореход, но
сейчас ты вторгаешься в область, где, прости меня, являешься полным
невеждой. Законы творчества...
до конца!
тебя десять лет носило?
поплыл дальше, туда, где садится солнце. - Его лицо стало одухотворенным и
мечтательным. - И я открыл, что океан не бесконечен, Гомер, и за
Атлантидой лежат новые земли, неизвестные страны. Там строят огромные
пирамиды, немного похожие на египетские, и там поклоняются богам, чьи
имена почти невозможно выговорить. Там умеют с непостижимой точностью
рассчитывать пути звезд, там есть птицы, которые умеют говорить
по-человечески, но нет лошадей. Там...
годы?
вернулся и узнал, что ты, оказывается, написал о моих десятилетних
странствиях. Твой труд, Гомер, несмотря на все его достоинства, ничего
общего не имеет с истиной.
Гомер. - Это понятие поддавалось и поддается всевозможным толкованиям.
Созданная мною насквозь вымышленная история твоих путешествий известна
тысячам людей, твоя подлинная - тебе и горсточке твоих спутников Что же,
спрашивается, весомее?