Чтение 19–й страницы книги ~След хищника~

-- Да уж. Что ты там говорила насчет скачек?

-- Я сегодня и вчера ездила с группой и не могу понять, почему я не взялась за это раньше. Завтра я буду работать у Майка Ноланда, и он сказал, что, если я буду в форме, он выпустит меня на следующий неделе в Солсбери.

-- Скачки в Солсбери? -- спросил я.

-- Да, конечно.

-- А... гм... тебе не нужны зрители?

-- Нужны.

-- Будут.

Она радостно попрощалась со мной и вечером перезвонила мне домой.

-- Все устроено, -- сказала она. -- Миранда сказала, что с твоим доктором очень приятно разговаривать и что первым делом она завтра утром отвезет туда Доминика. Затем поедет прямо в Ламборн. Я сняла ей комнату в коттедже у ушедшей на пенсию няни. Я ходила к ней, и идея пришлась той очень по вкусу. Джон не возражал, напротив, он все оплатил.

-- Ничего себе, -- с восхищением проговорил я.

-- Попси хочет, чтобы ты снова приехал. Миранда тоже. И я.

-- Сдаюсь. Когда?

-- Как можно быстрее.

Я приезжал к ним на следующий день и еще два раза на следующей неделе. Доминик спал уже лучше благодаря мягкому снотворному, которое подливали ему в ночную бутылочку молока. Теперь он уже ел шоколадные драже, а чуть позже стал есть и банановое пюре. Бывшая няня терпеливо убирала отвергнутый омлет и так тряслась над Мирандой, что у меня нервы не выдержали бы, но эта лишенная любви девочка была благодарна ей и очень к ней привязалась.

Алисия ежедневно проводила с ними много времени -- ходила на прогулки, за покупками в деревню. По большей части они завтракали у Попси, загорая в садике у коттеджа.

-- Ты по-умному ее загрузил, -- сказала мне Попси во время моего третьего посещения.

-- То есть?

-- Ты нашел Алисии стоящее дело.

-- Честно говоря, это вышло случайно.

-- И очень многообещающе.

Я усмехнулся.

-- Она прекрасно выглядит, правда?

-- Великолепно. Я все думаю о тех первых днях, когда она была такой ужасно бледной, вся тряслась. А сейчас она почти прежняя.

-- Она куда-нибудь ездила самостоятельно?

-- Нет, -- глянула на меня Попси. -- Пока нет.

-- Когда-нибудь она это сделает.

-- И что тогда?

-- Тогда она... улетит.

Я услышал в собственном голосе то, чего не хотел или не ожидал в нем услышать -- острое чувство утраты. Приятно лечить птице сломанное крыло -- но она. может унести с собой твое сердце, когда ты выпустишь ее на волю.

Как только буря в ее душе уляжется, я стану ей не нужен, я всегда это знал. Я мог бы попытаться, наверное, превратить ее зависимость от меня в любовь, но это было бы глупо -- жестоко по отношению к ней, да и я сам не нашел бы в этом удовлетворения. Ей нужно было вновь обрести независимость, а мне -- найти сильного и равного партнера. Если цепляться за что-то мертвой хваткой, то это долго не продержится.

Все мы в то мгновение стояли во дворе у Попси. Алисия медленно прохаживалась вместе с Мирандой и рассказывала ей о каждой лошади, к которой они подходили. Доминик уже достаточно пришел в себя, чтобы стоять на земле, хотя все время держался за Мирандину юбку и при приближении любого чужака норовил залезть ей на руки. Он по-прежнему ничего не говорил, но день ото дня, по мере того как страх медленно покидал его, все более похоже было, что он вот-вот заговорит.

Мы с Попси шагали следом за девушками. Повинуясь внезапному порыву, я сел на корточки рядом с Домиником и спросил:

-- Хочешь на мне покататься?

Миранда ободряюще подняла Доминика и посадила его мне на плечи верхом.

-- Держись за волосы Эндрю, -- велела Алисия, и я почувствовал, как маленькие пальчики сжали мои пряди. Я выпрямился. Я не видел лица Доминика, но все остальные улыбались, потому я просто медленно пошел вдоль денников, чтобы он мог видеть их обитателей.

-- Хорошие лошадки, -- сказала Миранда с некой тревогой в голосе. -- Большие лошадки, посмотри, милый.

Мы завершили круг по двору, и, когда я поднял Доминика, чтобы поставить его на землю, он протянул ручки, просясь на мои плечи снова. Я посадил его на левую руку. Мое лицо находилось на одном уровне с его.

-- Ты хороший мальчик.

Он уткнулся мне в шею, как Миранде, и прошептал мне на ухо одно-единственное тихое слово:

-- Эндрю.

-- Верно, -- сказал я, показывая на Миранду. -- А это кто?

-- Мама, -- еле слышный шепот, хотя и четкий.

-- А это?

-- Лисия.

-- А это?

-- Попси.

-- Очень хорошо. -- Я на несколько шагов отошел с ним на руках от остальных. Он не беспокоился. Я спросил обычным голосом: -- Что бы ты хотел к чаю?

После довольно долгой паузы он ответил все так же спокойно:

-- Шоколадку.

-- Хорошо. Получишь. Ты очень хороший мальчик.

Я еще немного отошел. Он оглянулся только раза два, чтобы проверить, тут ли Миранда, и я понял, что самое худшее миновало. Он еще будет видеть кошмары, у него еще будут приступы отчаянной беззащитности, но первый шаг сделан, и моя работа здесь была почти окончена.

-- Тебе сколько лет, Доминик? --спросил я.

Он немного подумал.

-- Три, -- уже более громко ответил он.

-- А с чем бы ты хотел поиграть?

Молчание.

-- С машинкой.

-- С какой?

-- Ди-ду, ди-ду, ди-ду, -- звонко пробибикал он мне на ухо две ноты, явно подражая полицейской сирене. Я засмеялся и обнял его.

-- Она у тебя будет, -- сказал я.

Возвращение Алисии к скачкам оказалось нерадостным. Она закончила дистанцию последней и вернулась бледная-бледная.

Сама скачка -- пять фарлонгов для двухлеток -- промелькнула для меня в мгновение ока. Едва-едва она выехала на старт -- припавшая к шее лошади фигурка в ярко-красном камзоле, -- как через секунду все восемнадцать лошадей стартовали, и вот они уже бегут. На миг мелькнул красный камзол и, словно сбитый радужной волной, остался позади. Алисия выпрямилась в седле, миновав финишный столб, придержала коня, переведя его на шаг.

Я пошел туда, где спешивались все, кроме четырех первых. Там угрюмые хозяева лошадей и тренеры выслушивали бесстрастные рассказы жокеев, уже устремленных мыслью в будущее, о преследовавших их неприятностях и неудачах. Я краем уха слышал обрывки их разговоров, ожидая Алисию.

-- Не пошел, когда я стал подгонять его...

-- Не мог работать на ходу...

-- Ушибся... зажали... вытеснили...

-- Еще жеребенок...

-- Подался влево...

Майк Ноланд стоял один, без владельцев, и бесстрастно смотрел на приближающуюся Алисию. Затем погладил лошадь по загривку и критически осмотрел ее ноги. Алисия возилась с застежками на ремнях, которые Ноланд в конце концов помог ей расстегнуть.

-- Спасибо... Извините... -- все, что она сказала ему. Он кивнул и похлопал ее по плечу -- вроде бы так. Алисия не заметила меня и поспешила в весовую. Прошло добрых двадцать минут, прежде чем она вернулась. Она была по-прежнему бледна. Худенькая, сжавшаяся, дрожащая и жалкая.

-- Привет, -- сказал я.

Она повернула голову и остановилась. Выдавила улыбку.

-- Здравствуй.

-- В чем дело? -- спросил я.

-- Ты же видел.

-- Я видел, что лошадь была недостаточно быстрой.

-- Ты видел, что все мое былое мастерство пропало.

Я покачал головой.

-- Нельзя ожидать от прима-балерины, чтобы она устроила галавыступление после того, как три месяца не была на сцене.

-- Это совсем другое.

-- Нет. Ты слишком многого хочешь. Не будь такой... такой жестокой к себе.

Она несколько мгновений смотрела на меня в упор, затем отвела взгляд, ища другое лицо.

-- Ты не видел тут где-нибудь Майка Ноланда?

-- Сразу после скачки видел, потом -- нет.

-- Он будет взбешен, -- несчастным голосом сказала она. -- Он никогда не даст мне другого шанса.

-- А он ожидал, что его лошадь выиграет? -- спросил я. -- На нее ставили примерно двадцать к одному. Даже и близко не лежало к фавориту.

Она снова посмотрела на меня. По лицу ее скользнула улыбка.

-- Я и не знала, что ты играешь на скачках.

-- Я и не играл. Просто ради интереса глянул на букмекерские доски.

Она приехала из Ламборна с Майком Ноландом, а я -- из Лондона. Когда я разговаривал с ней перед заездом, она была вся в напряженном ожидании -- глаза широко распахнуты, щеки пылают, лицо живое, по губам то и дело скользит улыбка. Ожидание чуда.

-- Мне стало плохо на парадном кругу, -- сказала она. -- Никогда прежде со мной так не бывало.

-- Но тебя же не стошнило...

-- Ну да.

-- Как насчет того, чтобы выпить? -- предложил я.--Или съесть большой сандвич?

-- От этого толстеют, -- автоматически ответила она, я кивнул и взял ее за руку.

-- Жокеи, потерявшие мастерство, могут есть столько сандвичей, сколько захотят.

Она вырвала у меня руку и раздраженно сказала:

-- Ты... ты всегда заставляешь людей смотреть на вещи прямо. Все правильно. Я согласна. Нет и намека на то, что я утратила мастерство. Просто зрелище было жалкое. Хорошо, идем и съедим по маленькому сандвичу... если хочешь.

За едой ее меланхолия немного рассеялась, но не до конца, а я слишком мало знал о скачках, чтобы судить о том, верно ли она оценивает себя. На мой взгляд, она выглядела хорошо, но ведь так почти любой выглядел бы, если может стоять в стременах, пока полтонны породистого мяса с грохотом несутся вперед со скоростью тридцать миль в час.

-- По дороге сюда Майк сказал, что даст мне заезд в Сандауне на следующей неделе, если сегодня все будет в порядке. Теперь, думаю, он мне откажет.

-- Это тебе так важно?

-- Да, конечно, -- горячо сказала она. -- Конечно, важно!

Мы оба услышали в ее голосе и резкость, и уверенность. Она утихла, глаза ее стали более спокойными, и когда она заговорила снова, голос ее уже не был таким надрывным.

-- Да, для меня это важно. И это значит, что я по-прежнему больше всего на свете хочу быть жокеем. Значит, я должна работать упорнее, чтобы вернуться к прежнему уровню. Это значит, что я должна забыть эти три месяца и продолжать жить. -- Она доела не слишком вкусный сандвич с цыпленком, выпрямилась и улыбнулась мне. -- Если ты приедешь в Сандаун, я буду скакать лучше.

В конце концов мы отправились искать Майка Ноланда, чтобы, как сказала Алисия, услышать его честный ответ. Майк Ноланд с откровенной прямотой профессионала сказал ей:

-- Нет, ты скакала плохо. Хуже некуда. Все время болталась в седле, как мешок. Но чего ты хотела, впервые сев в седло после того, что тебе пришлось пережить? Я знал, что ты не выиграешь. Я вообще сомневаюсь, что эта лошадь сегодня выиграла бы, будь в седле сам Фред Арчер. Ну, пришла бы третьей... четвертой. -- Он пожал плечами. -- В списке участников он и близко не стоял к победителям. В другой раз будешь скакать лучше. Я уверен. До Сандауна, ладно?

-- Ладно, -- тихо ответила Алисия.

Великан тепло улыбнулся с высоты своих пятидесяти лет и снова похлопал ее по плечу.

-- Это лучшая девушка-жокей в Европе,-- сказал он мне.--Плюсминус десятка два.

-- Спасибо и на этом, -- сказала Алисия.

Я ездил в Сандаун и на следующей неделе, и еще на пару скачек неделю спустя -- на третий раз Алисия выиграла два заезда. Я смотрел на то, как ей аплодируют, как ее приветствуют. Она то и дело светло улыбалась, расседлывая лошадь, глаза ее сияли, движения были быстры и уверенны. Ее мастерство снова вернулось к ней, дух ее был на высоте, не то что прежде. День ото дня золотая девушка восходила все выше и выше к новым вершинам, и наутро после двух ее побед газеты напечатали ее портрет под восторженными заголовками.

Она вроде бы все еще хотела, чтобы я был поблизости. Особенно ей приятно было видеть, как я ее жду. Она выискивала меня в окружавшей ее толпе и улыбалась, когда находила. Она каждый раз приезжала из Ламборна и уезжала вместе с Майком Ноландом, но проводила свои свободные минуты на скачках со мной, уже не цепляясь за меня, как утопающий за соломинку. Она была на плаву и скользила по волнам, устремляясь мыслью к далекому горизонту. Она становилась счастливой, так как ей больше всего это было нужно.

-- Я еду домой, -- сказала она как-то раз.

-- Домой?

-- В Италию. К папе. Я так давно не была дома.

Я посмотрел в ее тонкое личико, сейчас такое полное здоровья, такое загорелое, такое уверенное, такое знакомое...

-- Мне будет тоскливо без тебя, -- сказал я.

-- Да? -- Она с улыбкой смотрела мне в глаза. -- Я в неоплатном долгу перед тобой..

-- Нет, -- ответил я.

-- Да. -- Судя по голосу, она считала это само собой разумеющимся. -- Как бы то ни было, мы прощаемся не навсегда. Никакой трагедии в этом нет. Я вернусь. Сезон гладких скачек здесь через несколько недель заканчивается, но я определенно буду скакать в Англии следующим летом. Следующее дето-- до него целая вечность.

-- Алисия, -- начал было я.

-- Нет. -- Она покачала головой. -- Не говори того, что у тебя на сердце. Продолжай притворяться скалой, поскольку у меня до сих пор нет прочной опоры. Я еду домой, к папе... но я хочу знать, что мне стоит лишь позвонить. Иногда я просыпаюсь вся в холодном поту... --Она осеклась. -- Я чушь несу.

--Ты только позвони,--заверил я ее.

Она метнула на меня настороженный взгляд.

-- Тебе ведь никогда не надо повторять дважды, правда? Иногда и одного раза не нужно. Не забывай меня, ладно?

-- Не забуду, -- ответил я.

Она улетела в Италию, и дни мои стали пусты, хотя дел было невпроворот.

То, что Неррити чуть было не лишился Ординанда, вызвало скандал в благородном семействе владельцев дорогих лошадей, и я в сотрудничестве с нашими приятелями из страховой компании "Ллойдз" занимался возведением линии обороны против возможных подражателей нашим похитителям.

Некоторые из владельцев предпочитали застраховать своих лошадей на случай их похищения, но большинство страховали детей и жен. Меня вдруг стали приглашать во многие солидные особняки, чтобы выслушать от меня глубокомысленные суждения нашего председателя, и председатель непонятно почему решил, что я специалист по скачкам.

Синдикат "Ллойдз" развернул бурную деятельность, и в каждый контракт, как обычно, вписывал условие, чтобы в случае чего клиенты тут же обращались в "Либерти Маркет". Рука руку моет -- и синдикат, и "Либерти Маркет" прямо-таки урчали от удовольствия.

Жокейский клуб тоже проявил некий интерес. Меня отправили в их офис на Портмен-сквер в Лондоне, чтобы обсудить со старшим распорядителем проблемы вымогательства. Он крепко пожал мне руку и спросил, действительно ли "Либерти Маркет" считает опасность реальной.

-- Да, -- спокойно ответил я. -- В последнее время в мире скачек было три похищения -- в Италии похитили владельца ипподрома, Алисию Ченчи, девушку-жокея, которую вы должны знать, в Англии -- сына Джона Неррити.

Он нахмурился.

-- Вы думаете, эти похищения взаимосвязаны?

Я сказал ему о том, что два последних были определенно связаны, и он нахмурился еще сильнее.

-- Никто не может сказать, не попытается ли этот же самый человек еще раз пойти на похищение после того, как авантюра с Неррити провалилась, -- сказал я. -- Но мысль о том, чтобы заставить кого-нибудь продать дорогую лошадь, может быть соблазнительна для подражателей. Потому да, мы действительно думаем, что владельцы лошадей должны проявить благоразумие и застраховаться от любого вида вымогательства.

Старший распорядитель без улыбки смотрел мне в лицо. Это был плотный человек лет шестидесяти с тем же естественным высокомерно-важным видом, что и у нашего председателя, хотя такого же всепобеждающего благодушия в нем не было. Морган Фримантл, старший распорядитель, главный авторитет в огромной индустрии скачек, производил впечатление скорее своей мощью, чем обаянием, скорее умом, чем теплотой, решительностью, а не терпеливостью. Я подумал, что люди больше уважают его, чем любят, и что еще он наверняка способствует оздоровлению мира скачек.

Он сказал, что слышал о нас от одного приятеля, который работает страховщиком в "Ллойдз", и что он сам сделал о нас несколько запросов,

-- Похоже, что ваша фирма пользуется уважением, -- обратился он ко мне. -- Должен сказать, я не считал, что такие организации нужны, но теперь я знаю, что в мире за год происходит около двух сотен похищений с целью получения выкупа, не считая межплеменных беспорядков в Африке или политических переворотов в Южной и Центральной Америке.

-- Ну... -- замялся я.

Он продолжал:

-- Мне сказали, что похищений может быть гораздо больше, нежели отражено в отчетах. Например, случаи, когда семьи или фирмы действуют сами и не сообщают полиции.

-- Может быть, -- согласился я.

-- Глупо, -- отрезал он.

-- Чаще всего да.

-- Я так понял, что полицейские инспектора охотно работают с вашей фирмой в любом удобном случае. --Он помолчал и добавил почти ворчливо: -- Негативных отзывов у них нет.

Здорово, подумал я.

-- Потому мне кажется, -- рассудительно продолжал Морган Фримантл, -- если что-нибудь опять случится с кем-то из мира скачек, вы можете звонить прямо в Жокейский клуб, и мы предоставим вам любую возможную помощь.

-- Спасибо большое, -- удивленно сказал я.

Он кивнул.