Она права. И этого самого Фоменко придется проверить.
- Ну, а кто еще за Верой ухаживал? - продолжаю допытываться я.
- Я еще одного знаю, - вмешивается сдержанная, серьезная Таня. У нее,
кажется, у единственной здесь поблескивает на пальце тонкое обручальное
колечко. - Я встретила однажды Веру с этим... Ну, как его?.. - она
досадливо стукает кулачком по столу. - Из Латвии он...
- С Освальдом, - тихо подсказывает Люба.
- Ну да, - облегченно соглашается Таня. - Именно с ним. Я их встретила на
улице Горького. Он отнимал у Веры сумку. Хотел сам ее нести. Такой чудак
неуклюжий. Я теперь и фамилию его вспомнила: Струлис. Мы их колхозу
оформляли машины, помните, девочки?
- А я еще одного сейчас вспомнила, - неожиданно говорит Наташа. - Такой
рекламный мальчик. В светлом французском костюме, очень модном. А галстук
итальянский, белый с синими звездами. Ужасно красивый. Как же его звали?..
Постепенно девушки вспоминают еще трех или четырех человек, по их мнению
ухаживавших за Верой. Меня этот список пока не очень пугает. Я уверен,
стоит только проверить, кто из этих людей появился три дня назад в Москве,
и от довольно длинного списка останутся рожки да ножки.
В разгар нашей дискуссии дверь неожиданно открывается, и на пороге
возникает массивная фигура Меншутина. Девушки сконфуженно умолкают. Но
Меншутин, узнав меня, улыбается и обеими руками делает успокаивающие
движения, как бы прижимая всех нас к своим стульям.
- Занимайтесь, занимайтесь, - говорит он покровительственным тоном и
несколько свысока, словно мы выполняем прямое его задание. - Не буду вас
отрывать и попрошу... - он строго оглядывает девушек, - отнестись к беседе
с товарищем со всей серьезностью. - После чего он оборачивается ко мне и
уже совсем другим тоном, почти дружески, спрашивает: - Вы потом заглянете
ко мне, надеюсь?
- Постараюсь вас не обременять, - улыбаюсь я. - Девушки, кажется, мне во
всем уже помогли.
- Нет, нет, прошу, - непререкаемым тоном возражает Меншутин. - Все
обсудим. Это вам пригодится. Так что жду, - твердо заключает он и уходит.
Девушки уже так освоились со мной, что не скрывают своего отношения к
начальству.
- Душечка Христофорыч, - насмешливо говорит ему вслед Нина. - Он всегда
неотразим.
- А экстерьер какой, - добавляет Наташа. - Смерть девкам.
Но амурные дела товарища Меншутина меня сейчас не занимают. Уж конечно не
из-за несчастной любви к нему покончила с собой Вера Топилина. И я
возвращаю моих собеседниц к прерванному разговору. Солидный список
"ухаживателей" меня, повторяю, не беспокоит. Беспокоит меня другое: все
они, так сказать, из одного "ряда", все "ходоки" из разных концов страны,
познакомившиеся с Верой на ее работе. Что ж, у нее не было других
знакомых? Это же не может быть. Просто какая-то существенная сторона
Вериной жизни целиком выпадает из моего поля зрения. О ней, видимо, никто
из этих девушек ничего не знает, даже Люба. Хотя все они самым искренним
образом пытаются мне помочь и наперебой вспоминают о Вере все, что они
слышали, замечали или даже только предполагали.
Совсем другой разговор происходит у меня час спустя в кабинете Меншутина,
куда я все же вынужден заглянуть, чтобы сохранить расположение начальства.
Уважаемый Станислав Христофорович встречает меня нетерпеливым вопросом:
- Ну-с, каковы наши успехи?
И широким жестом указывает мне на знакомое кресло возле журнального
столика.
- Ничего, - говорю я, доставая сигарету из протянутой мне пачки. -
Понемногу работаем.
Мой уклончивый ответ Меншутина ничуть не смущает, и он принимается поучать
меня. Небрежно, великодушно и солидно, как профессор явившемуся на
консультацию студенту, он вещает банальнейшие, малограмотные истины,
почерпнутые бог весть из каких популярных книжонок. Я с большим трудом
скрываю скуку и раздражение. А Меншутин, удобно развалившись в кресле,
продолжает вещать, сам упиваясь и гордясь своей эрудицией.
Вскоре, однако, я замечаю, что его интересует еще одна тема: что
рассказали мне его сотрудницы о нем самом. Вопросы на эту тему он задает
мне как бы по пути, мимоходом. Настороженно вслушиваясь в мои ответы.
Постепенно, однако, он успокаивается, поняв из моих ответов, что я вовсе
не интересовался этой щекотливой темой.
Как и следовало ожидать, разговор с Меншутиным мне ничего нового не дал.
Тем не менее расстаемся мы с ним вполне дружелюбно, и это, по-моему, нам
обоим уже стоит некоторых усилий. Станислав Христофорович, кажется,
остается недоволен моей сдержанностью. Он, видимо, привык, чтобы к его
указаниям относились более внимательно.
Выхожу я из министерства, когда рабочий день уже заканчивается. Совсем
стемнело. Улицы полны огней. Нескончаемым, сверкающим потоком льются
машины, занимая всю ширину огромной магистрали Садового кольца. Трудно
поверить, что когда-то, по словам моих родителей, большую часть его
действительно занимали густые, тенистые бульвары, вторым зеленым кольцом
охватывая центр города.
Я уже предупредил Гришу Воловича, что вечером приеду к нему. Мы хотим пока
сами, без начальства, подвести кое-какие предварительные итоги, обменяться
информацией, мнениями, поспорить и вообще "повариться в деле", как
выражается наш Кузьмич.
Первый, кого я, к своей радости, застаю в тесном кабинетике Воловича, это
Петя Шухмин, уже успевший вернуться из Подольска. Днем ему передали по
телефону из Москвы адрес Нины Топилиной, теперь уже Сорокиной, Петя
побывал у нее дома и сообщил о случившемся несчастье.
- Эх, как же она переживала! - сокрушенно качает круглой стриженой головой
Петя. - Вы бы только видели. А уж хороша, ну просто картина неизвестного
художника.
- Она сможет приехать? - спрашиваю я. - Все-таки в положении.
- Завтра утренним поездом приедет, - отвечает Петя и добавляет: - Между
прочим, никакого живота у нее нет. Прыгает, как коза, и, по-моему, рожать
не собирается.
- Много ты в этом деле понимаешь, - насмешливо замечает Гриша Волович. -
Вот что красавица - это ты усечь еще можешь.
- Здравствуйте. Не дите все-таки, - обижается Петя и говорит мне: - Вот ты
сам завтра увидишь.
Да, интересно будет встретиться с этой женщиной, особенно после всего
того, что я о ней услышал от старого доктора Валериана Афанасьевича.
Между тем кабинет наполняется людьми. Пришли все сотрудники, участвующие в
работе по этому делу.
- Григорий Александрович, а можно мне доложить? - обращается к Воловичу
молодой вихрастый паренек, которого я раньше тут не видел, совсем,
наверное, зеленое пополнение. - Мы ведь кое-что нашли как-никак, - азартно
добавляет он.
Гриша Волович улыбается, и по этой улыбке я вижу, что паренек ему нравится
и он готов ему многое простить, в том числе и вот такое выскакивание
"поперед всех".
- А почему не Константин Прокофьевич? - все-таки спрашивает Гриша, видимо,
из чисто педагогических целей.
- Так он мне поручил.
- Пусть, пусть, - басит кто-то за моей спиной.
Впрочем, старого оперативника Сухарева я знаю давно и уважаю тоже давно.
Его уважают все, кто его знает.
- Ну, Володя, давай, - соглашается Волович.
- Значит, так, - с подъемом начинает тот. - Задание у нас было сложное,
как вы понимаете. Найти тех двух, что в тот вечер очутились на
стройплощадке одновременно с Верой Топилиной и ее спутником. Мы рассудили
так. Вернее... - Паренек сбивается и под добродушные смешки товарищей,
краснея, поправляется: - В общем... Константин Прокофьевич, конечно,
рассудил.
Да, Сухарев рассудил. Откуда эти двое могли прибрести на стройку с
бутылкой водки, чтобы там ее, видимо, распить? Скорей всего, они ее только
что купили и торопились побыстрее выпить. Только что купили. И Константин
Прокофьевич с Володей, вооруженные теми немногими приметами, которые
повторил им известный мне уже Сергей, направились в обход ближайших
магазинов, где торгуют вином. Это, однако, ничего не дало. Во-первых, ни
один продавец не мог вспомнить среди последних покупателей в тот день этих
двоих, низенького в телогрейке и высокого в шляпе. К тому же и время их
появления на стройплощадке - около одиннадцати часов вечера - указывало,
что водка, если она не была куплена заранее, могла быть приобретена в этот
час только в единственном по соседству дежурном магазине, где, однако же,
продавщица этих двоих покупателей тоже не вспомнила. Оставались, правда,
еще в округе две закусочные и кафе, но переплачивать там за водку эти двое
вряд ли стали бы.
Вот тут-то Сухареву и пришла в голову поистине гениальная мысль: а что,
если Они получили ту бутылку как премию или как плату в том же самом
дежурном магазине? И предположение блестяще подтвердилось. Действительно,
около десяти часов вечера в магазин привезли с холодильника рыбу: днем
водитель и грузчики не управились со всеми ездками, и последний маршрут
пришлось делать так поздно. Грузчики получили от обрадованного директора,
заждавшегося своей рыбы и совершенно изволновавшегося, королевское
вознаграждение и рыбой и водкой. Грузчиков было двое, и по приметам они
весьма смахивали на тех, которых видел Сергей.
Установить автобазу, откуда подавалась машина, не составило труда, и
Константин Прокофьевич вместе с Володей немедленно отправились туда.
Диспетчер назвал им фамилию водителя, который привез рыбу в тот дежурный
магазин. На базе, однако, его не оказалось, он был с грузчиками на линии,
но до конца их работы было уже недолго. И Володя остался ждать. Я себе
Буджолд Лоис
Никитин Юрий
Якубенко Николай
Белов Вольф
Андреев Николай
Сертаков Виталий