говорят, возы выдерживала.
направление этой дороги отнюдь не было прямым, а постоянно менялось, петляя
по болоту между многочисленными озерцами, зарослями камыша, кочками и
островками, поросшими густыми кустарниками и корявыми деревцами.
редколесье закончилось, и мы вновь вошли под своды глухого бора, через
который тянулась извилистая тропка-просека, уже зараставшая березками и
осинками. Через мох неглубокими канавками проглядывали остатки колеи,
некогда продавленные тележными колесами. Должно быть, в древние времена
здесь и вправду ездили на возах.
где я нахожусь и сейчас, в избушку, принадлежавшую ранее, как выяснилось,
атаману Федору. Сейчас хозяином стал его младший брат Трофим. Сюда, в лес,
они навезли немало припасов еще до восстания, когда прятались от красной
мобилизации. Здесь же были спрятаны пудов двести муки и еще столько же -
немолотого зерна. На хуторе братья держали восемь лошадей, пять коров,
десяток свиней и иную живность. Сюда после разгрома повстанцев собралось
двенадцать человек из отряда Федора.
убит в бою под Марьяновом. Двое уверяли при этом, что его срезали из
"максима", а трое - будто его застрелил из "маузера" Орел. Кому верить - не
знаю. Однако безусловно одно: Федор убит 25 августа, а 28-го его тайно
похоронили на погосте в Марьянове. В течение последующих дней сюда, на
хутор, пробрались жена, две дочери и малолетний сын Федора, а мать и отец
остались и, по слухам, расстреляны бандой Орла. Учитывая, как сам Федор
обошелся с семьей Орла при налете на Кудрино, ясно, что никому из родичей
атамана не приходилось рассчитывать на снисхождение. Узнав от меня, что Орел
перешел на сторону красных, мужики сильно обеспокоились и рассуждали, что
надобно молить Бога, дабы красные отправили Орла на внешний фронт, а не
оставили его палачествовать в губернии, ибо он вырежет все Марьяново до
последнего человека по одной лишь причине, что там жили земляки его кровного
врага.
увидишь дикого татарина! Куда там! Кавказские горцы куда благороднее в
мести, чем наши христолюбивые мужички. Там хоть и придерживаются обычая
кровной мести, но не убивают женщин и детей, щадят стариков. На Руси же,
если уж сорвались с цепи, то ни в чем удержу не знают. Господи Всеблагий,
что же ты допустил на земле Русской такое беснование?!
есть наказание Господне за греховность помыслов и поступков, которые двигали
всеми нами как народом последние годы. В сущности, все классы жили греховно
и помышляли о низменном. Государь, допускаю это, был слишком отвлечен
семейными делами, а потому не сумел употребить власть и навести должный
порядок. К тому же его мистицизм и провиденциализм были использованы гнусным
Распутиным, и Бог весть какие важнейшие государственные решения были приняты
под влиянием этого сибирского конокрада. Дворянство и чиновничество -
статское в большей степени, военное несколько меньше - были поражены
меркантилизмом, навязанным промышленно-торговым классом, в сущности, формой
мздоимства, которое заставило утратить понятия о чести и благородстве, а в
службе заботиться не о благе Отечества, а о карьере, чинах, жалованье и
хлебных местах, коие позволяют брать большие подношения. Сами же
промышленники и торговцы уже в силу своего рода занятий ни о чем ином и не
помышляли, как о собственной прибыли. Даже жертвователи и меценаты, как мне
представляется, не были бескорыстны в своих благотворительных деяниях.
Во-первых, часть пожертвований, бесспорно, употреблялась как своего рода
подкуп для губернаторов и градоначальников, иных властных чинов. Во-вторых,
и денежные пожертвования, и иная благотворительность сопровождались
публикацией в газетах, шумными собраниями, церковными молебнами и пр. Сие
тут же использовалось для поднятия репутации той или иной компании, и акции
ее на бирже шли вверх. А что уж говорить о военных заказах! Вот уж где
нажились все эти поставщики-подрядчики.
проституированного, насквозь антипатриотического и жалкого. Из земского
врача, берущего с крестьян поборы маслом и яйцами, из спившихся учителишек,
бьющих детей лбами о стену, кто-нибудь в будущем будет лепить героев и
подвижников. Ибо еще одна весьма примечательная черта российского
интеллигента - поразительнейшее самовозвеличение и присвоение себе права
судить, что есть добро, а что зло, изображать из себя - бесспорных
неудачников жизни, не умеющих ни служить, ни наживать капитал - страдальцев,
мучеников, героев. Именно из этого сословия выродились всяческие бомбисты и
смутьяны, которым поперек горла государственность, порядок и субординация.
Ибо при нормальном, спокойном и поступательном движении общества они - никто
и ничто. Им же нужна, по крайней мере, Геростратова слава, какой
довольствовались всяческие Каляевы или Спиридоновы. Но ежели подвернется
удача - тут мы видим Ульянова и Бронштейна.
виде они готовы лобызать в gluteus любого правителя, который появится в их
местности с более-менее крупным отрядом и пулеметами. Вооружившись и отведав
крови, русский мужик становится опаснее дикого зверя. Сделать из него
управляемого солдата намного сложнее, чем бандита-партизана. Догадываюсь,
что в 1812 году лишь присутствие рядом с мужиками армейских партизан помогло
уберечь Россию от повторения пугачевщины. Поэтому если уж в России начался
мятеж, то при подавлении его понятие "жестокость" утрачивает свое
отрицательное звучание. И Ермолаев - сам мужик, хоть и городской, отлично
это понял.
свое значение. Точнее, сперва нас отучили придерживаться ее на германской,
потом как-то само собой мы потеряли жалость к своим. В сущности, нас
приучили к мысли, что убийство есть продолжение рода на войне. Ибо если ты
не убьешь, то убьют тебя, и на тебе пресечется та ветвь поколений, которая
могла бы продолжиться в твоем потомстве. Не знаю, все ли это осознавали, но
для меня лично именно это было определяющим при участии в военных действиях.
А отнюдь не готовность умереть во имя Отечества. Теперь я понимаю это и не
стесняюсь покаяться.
их словам, они спаслись от провала только чудом и, бежав из губернского
центра, сумели встретиться с группой повстанцев из отряда Федора. Те провели
их на свой "секретный" хутор. Позже контрразведчики узнали о том, что
уездный центр удерживают "офицеры", и намеревались было присоединиться к
моему отряду, для чего направились в С. Однако добрались они туда лишь к
утру 30-го, когда мой отряд уже был расстрелян пулеметами ермолаевцев. Всего
их пришло туда пятеро, считая трех федоровцев, изъявивших желание уйти за
фронт. Совершенно случайно, прячась на колокольне, откуда просматривался
двор бывшей земской управы, они увидели, как меня стаскивают с лошади и
ведут в подвал. Замысел освободить меня родился у них мгновенно. Выждав,
когда большая часть охраны штаба залегла спать, контрразведчики и федоровцы
подобрались к земской управе и легко сняли полусонных часовых.
пару листов. От карандаша тоже остался огрызок менее дюйма длиной. Дай Бог,
чтоб я сумел сохранить все написанное и присовокупить к первым тетрадям,
которые оставил на хранение М. Н. Прерываю записи".
этого улегся на диван и задумался.
Евстратов, находился в Бузиновском лесу, там, где якобы зарыты сорок возов
разинского золота. Не поэтому ли директор-краевед обхаживал престарелого
сына председателя губревкома?
Корнеевых, а когда пройдет шок от нападения бомжей, встретится с Никитой.
Тогда встанет тот самый вопрос, ради которого Ветров и поперся в эту
губернию, - "отмывка дневника". А для этого важно знать, мог ли предревкома
принести трофейный дневник домой и положить его в эту самую схоронку.
Согласно дневнику, обрывавшемуся 7 сентября, - мог. Но только в принципе, и
только в том случае, если Евстратов был убит до 23 сентября 1919 года.
брошюры, изданной в 1929 году, где описывались события, связанные с гибелью
Михаила Ермолаева. Суть же сводилась к тому, что 23 сентября 1919 года
автомобиль председателя губревкома, направлявшийся в уездный город
Севериновск, был обстрелян бандитами. Ермолаев получил тяжелое ранение, но
продолжал отстреливаться. В трех верстах от Севериновска на помощь Ермолаеву
поспешил красный разъезд, который обратил бандитов в бегство. Трое из них
были убиты, четвертый захвачен в плен. А Михаил Петрович от полученных
ранений скончался на следующий день, то есть 24 сентября. Еще через два дня
тело Ермолаева было доставлено в губернский центр, где его торжественно
похоронили на Михайловском кладбище.
некто Трофим. Не мог этот тип быть братом атамана Федора, у которого
прятался Евстратов? Правда, Трофим, упомянутый в брошюре, был убит. А вот
фамилия того, кто остался в живых, у Никиты вылетела из головы. Вроде бы
столько раз перечитывал, а теперь забыл...
другие мысли. Потому что со двора, откуда-то из-за занавешенного тюлевой
шторкой окошка послышался скрип калитки у дома Ермолаева, а затем тихий звук
шагов.
одиннадцатого. Неужели Владимир Алексеевич не сумел удержать старика дома?
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Махров Алексей
Скальци Джон
Русанов Владислав