обороны Крыма, то я бы не стал связываться с этими мерзавцами, - сказал
Слащов.
заботой о фронте и тыле, - мне все равно... - Вы не правы, господин генерал!
- повысил голос Горецкий. - Да знаете ли вы, что устраивали эти подонки
несколько месяцев назад? Пока фронт голодал и замерзал где-нибудь под Орлом,
в вагонах вместо снарядов, одежды и продовольствия для армии везли
мануфактуру, парфюмерию, шелковые чулки и перчатки. Пользуясь неслыханными
полномочиями, выправив какие угодно документы - ведь сотрудникам
контрразведки это не составляет труда, - эти мерзавцы прицепляли к поезду
один какой-нибудь вагон с военным грузом или просто распоряжались поставить
в вагон ящик со шрапнелью, благодаря чему поезд получал статус военного и
пропускался беспрепятственно! А потом жгли склады в Новороссийске! Это в то
время, когда солдаты и офицеры отступали чуть ли не босые!
споткнулся.
в Крыму, начнется та же вакханалия.
разберусь быстро. Меры нужны жесткие и решительные. По-моему, я доказал уже
всем, что слово мое твердо и что если уж издал приказ, то сам его выполняю
строго.
административных мер в борьбе со спекуляцией недостаточно, - осторожно
заметил Горецкий.
ее он мог только в мыслях. Кто она такая? Любовница генерала Слащова, и,
судя по тому, как спокойно и смело остановила она его замечанием, она не
просто случайная подружка, а человек близкий и влиятельный. Борис переступил
с ноги на ногу, его раздражал этот пристальный оценивающий взгляд. Как будто
вещь в магазине выбирает! Скорей не в магазине, поправил он себя, потому что
там надо платить, нет, чувствовалось, что эта женщина не привыкла получать
ни в чем отказа, и всегда брала то, что ей нравится. Но за каким чертом ей
понадобился он, Борис?
прощания и вышел. Его ординарец торопливо шагнул за ним. Борис специально
отвернулся, чтобы не встречаться с Лидой глазами.
***
Саенко.
приветствовал он Бориса не по уставу.
довольный Саенко.
Слащову. А как вернулся Аркадий Петрович, так сразу мне кричит, чтобы я
немедля бежал к вам, мол, дело важное... - Ох, опять, значит, полковник
Горецкий интригует, - вздохнул Борис. - Зачем я ему нужен?
нисколько не обиделся за такие его вольные речи, потому что они с Саенко
съели вместе не один пуд соли, Саенко не раз спасал ему жизнь.
Все одно, рано или поздно, все кончится.
всякой тыловой сволочью тут оставаться! Я не про полковника говорю, -
опомнился он, - и не про тебя... - Россию не удержали, так неужто Крым один
долго удержим? - продолжал Саенко, будто не слыша.
особенно не на что. Ладно, идем к полковнику!
Андреич, ознакомьтесь... Приказ 22 марта 1920 года Ст. Джанкой, ј 4383 На
фронте льется кровь борцов за Русь Святую, а в тылу происходит вакханалия.
Лица же офицерского звания пьяными скандалами позорят имя добровольцев; в
особенности отличаются чины дезертировавших с фронта частей.
забыли и то, что наступил серьезный момент и накатился девятый вал. Борьба
идет за жизнь или смерть России.
потерявшие совесть и не забывшие своего долга, должны мне в этом помогать, а
остальным заявляю, что не остановлюсь перед крайними мерами, так как
бессознательность и своекорыстие жителей меня не остановят.
комендантов городов и начальников уездов опечатать винные склады и магазины
и беспощадно карать появившихся в пьяном виде военнослужащих и гражданских
лиц.
под конвоем на ст. Джанкой для разбора их дела военно-полевым судом,
находящимся непосредственно при мне и приговор которого буду утверждать
лично.
Содержателей подобных притонов буду карать не штрафами, а по приговору
военно-полевого суда в Джанкое как пособников большевизма.
во что бы то ни стало, а мешающим этому из-за своих корыстных целей говорю
заранее: упомянутая бессознательность и преступный эгоизм к добру не
приведут.
смерть.
Горецкий.
Борис. - Слог у защитника Крыма... не слишком пламенный?
объяснить генералу, что если он повесит десяток-другой спекулянтов, вряд ли
это сильно поможет делу, но он плохо меня слушал. Однако мы заключили с ним
небольшое соглашение. Я разработаю операцию, с помощью которой генерал
сможет избавиться от Шарова.
контрразведке и наживается ужасно. Если втянуть его в какую-нибудь
спекуляцию, а потом эта история получит огласку, то Шаров будет
скомпрометирован, и тогда его деятельностью наконец заинтересуется
начальство.
спокойным тоном ответил Горецкий.
выразил сам генерал - он сказал, что раз вы все равно в курсе дела, то,
чтобы исключить утечку информации, вас нужно привлечь к операции.
у вас, Борис Андреич, весьма располагающая, не может дамский пол остаться
равнодушным. Этакий сероглазый красавец!
нее поссориться... - За это не беспокойтесь, - уверил его Горецкий, - эта
генеральская Лида, она же ординарец Нечволодов, разумеется, дама с
капризами, но очень предана Слащову. А что иногда просит его приблизить
красивых мужчин, так это, как теперь говорят, из интересу... Так что
подчиняйтесь приказу, голубчик, все равно у вас пока никакого назначения
нету.
Глава 9
выразительными серыми глазами. Поверх английской шинели он завернулся в
башлык, чтобы спрятать свои погоны, но эта неуклюжая маскировка у
завсегдатаев кафе вызвала только ухмылку.
самостоятельно отыскивать свободный столик в большом плохо освещенном
помещении, и когда он его нашел, служители проносились мимо, не обращая на
него внимания: он не был спекулянтом, значит, нельзя было рассчитывать на
щедрые чаевые. Конечно, некоторые офицеры и здесь пользовались уважением, но
- только офицеры интендантские, которых сразу узнавали по идеально
пригнанной форме, откормленному виду и такому же, как у других посетителей,
спекулянтскому блеску глаз. Новый же гость хоть и был одет в ладную
английскую шинель, худобой, обветренным лицом и характерной походкой
кавалериста сразу заявлял о себе как о фронтовике, а фронтовиков у "Петлюры"
побаивались и не уважали.