Чтение 19–й страницы книги ~Рай без памяти~

дедовский диван на восемь персон, стульчики-рококо, на столе мореного дуба
ваза с фруктами и чашечки с коричневой жидкостью - должно быть, вчерашнее
кофе. Кругом фотоснимки, какие найдешь в любом фотографическом заведении,
аксессуары съемки - высокая тумбочка, подвешенные к потолку качели,
гитара, скрипка, шкура тигра, какая-то книжка в пестрой обложке,
телефонный аппарат без провода.

- Интересно, - шепнул я по-русски Зернову, - почему это "облака"
моделировали ателье в духе наших бабушек?

- "Облака" не моделировали этого ателье, - буркнул сквозь зубы Зернов,
- его обставили владельцы сообразно своему вкусу. Не всякому нравится
мебель модерн и абстрактная живопись.

Девушка не слыхала нас - она заспешила к лестнице на второй этаж и уже
с верхних ступенек крикнула:

- Подождите минутку, сейчас вернусь. Кто бы мог подумать, что вы
явитесь ночью!

Я так и не мог рассмотреть ее - она то поправляла волосы, то протирала
глаза. Замарашка из детской сказки. Но, честно говоря, не она привлекала
наше внимание, а ваза с фруктами, к которой мы и бросились, оставшись
одни. Я схватил банан и едва не сломал зуб, так и не прокусив цветной
пластмассы: ваза тоже оказалась аксессуаром съемки, да и от кофе
подозрительно пахло охрой.

С досады Толька снял со стены гитару и забренчал, а меня заинтересовала
книжка на полочке. То был томик стихов на французском языке без имени
автора на обложке. Стихи я перелистал: показалось, что узнал Элюара, но
без уверенности - знатоком французской поэзии не был, просто среди моих
языковых французских пособий стояли на полке и стихи Элюара и Арагона. По
всей вероятности, это был воспроизведенный по памяти сборник - поэтический
набор кому-то памятных строк.

- А есть ли у них свои поэты? - подумал я вслух.

- Почему же нет? - откликнулась за моей спиной девушка.

- Потому что нет поэтических традиций, - сказал я, не оборачиваясь.

- А то, что вы держите?

Я обернулся и обомлел. Замарашка превратилась в Золушку на балу у
принца, еще не потерявшую свой золотой башмачок. Тоненькая до худобы, с
резко выпирающими ключицами, с неправильными чертами лица, она казалась
привлекательной, даже красивой именно своей неповторимой асимметричностью.

- Я тоже пишу стихи, - сказала она с вызовом.

- Так прочтите! - закричал я.

Она засмеялась. Лед был сломан.

- Ну зачем же начинать со стихов? Начнем с документов. Кто из вас Жорж
Ано?

Я поклонился и получил книжечку в синей обложке с моим новым
французским именем. Такие же книжки получили и мои переименованные друзья.
Девушка сделала книксен и заключила:

- А я - Маго Левек. Теперь вы знаете меня, а я вас. Значит, четыре
отдельных фото? - подмигнула она. - Заказ выполнен.

- И одно общее, - прибавил я.

Она тотчас же ответила:

- Отель "Омон". Тихий недорогой пансионат. Полиция туда почти не
заглядывает - уважает хозяина. Вам отведен двухкомнатный номер - больше не
смогли: отель переполнен. Зато на втором этаже и с водой.

- Что будем делать? - спросил Зернов. - Нужно еще с кем-нибудь
встретиться?

- Нет. По вопросам, связанным с работой и жительством, будете иметь
дело со мной. Надеюсь, что недоразумений не будет. Вы, например, получаете
довольно почетный пост. Когда мы обсуждали вопрос о вашей работе,
выяснилось, что мэру нужен ученый секретарь. У мэра хобби: история Города
во всех ее аспектах - промышленном и социальном. По-моему, именно то, что
вам требуется. Вы знаете стенографию?

Зернов кивнул. Все знал этот человек!

- Кто из вас специалист по фото?

Теперь кивнул я. Что-что, а это мы умеем.

- Вы будете работать по заданиям нашего ателье. Соглашение подпишем
завтра. Теперь вы... - Она повернулась к Мартину и невольно залюбовалась
им: привлекателен был, собака. - Мне говорили, - продолжала она, - что вы
могли бы управлять грузовиком.

- На чурках? - усмехнулся Мартин. - Не пробовал. Но, думаю, справлюсь.

- А вот как быть с вами - не знаю, - заключила она, обращаясь к Тольке.
- Пока ничего не подыскали.

- Разве у вас нет института прогнозов?

Она явно не поняла вопроса.

- Прогнозов погоды, - пояснил Толька.

- А что такое "прогнозов"?

- Предсказаний.

- У нас предсказывают погоду только ревматики, - улыбнулась Маго и
вдруг увидела на столе мой надкушенный пластмассовый банан. - Неужели
пробовали? - спросила она сквозь смех.

- Попробуешь, если со вчерашнего вечера ничего не ел.

Она засуетилась:

- Есть вчерашние сандвичи с сыром и немного бренди. Не возражаете?

Мы не возражали, набросившись на сандвичи, как голодные коты.
Благодушие возвращалось вместе со съеденным сыром. А Толька, проглотив
свою порцию, даже забренчал на гитаре.

Он запел свою песенку о "всадниках ниоткуда", одно время самую
популярную на Земле. Он пел ее по-французски, придыхая и грассируя, как Ив
Монтан на пластинках. Я вспомнил Париж и ахнул: Толька никогда не пел ее
так, а ведь это был шлягер!

Маго не могла понять смысла, но свое восхищение выразила по-своему:
обняла и поцеловала смущенного Тольку.

- Есть профессия, - сказала она решительно, - и никаких споров! Вы -
шансонье.

14. ЗОЛОТОЙ ГАЛУН

В открытое окно отеля, выходящее на узкую темную улочку, почти не
заглядывает солнце. Только рано поутру, но я обычно просыпаюсь позже и
вижу в окно облысевший каштан и кирпичную стену. Света не больше, чем в
колодце. В плюшевых портьерах гнездится пыль. Как все знакомо здесь,
вплоть до памятных канделябров на камине с толстыми свечками! Такие же
свечи в люстре над столом. По вечерам их зажигает специальный служитель.
Он же тушит их в полночь, наступающую по-здешнему в девять часов. Есть и
еще отличие от земного "Омона" - на стенах нет картин. Их заменяют
фотографии Города и огромная афиша с портретом Тольки и анонсом:
"Олимпия". Ежевечерне - Толли Толь".

Сам Толли Толь уже встал, хотя до завтрака еще полтора часа, а
завтракаем мы, как и у Стила, в шесть утра, спешить нам обоим некуда. Он
тихо бренчит на гитаре, подбирая мелодию к французским словам. Говорит
по-французски плохо, но произношение у него превосходное и поет с
чувством. Только что именно, разобрать не могу: бурчит вполголоса себе под
нос.

Всплывает в памяти знакомая картинка: именно так родилась песня о
"всадниках", когда я дремал под его бренчание.

Я лениво потянулся на скрипучем диване и спросил, не открывая глаз:

- Новая песня?

- Не знаю. Может быть.

Я открыл один глаз.

- Почему такая неопределенность?

- Потому что эти стихи еще не стали песней.

- Твои?

- Нет, Маго.

Я знал, что Маго помогает Тольке сочинять песни, но своих стихов никому
не показывает. И вдруг - такое доверие. Почему не мне? Мы с ней чаще
видимся и как будто дружим.

- Что-нибудь в духе Элюара? - спросил я обиженно. - Кажется, девочка
заболела сюрреализмом, понятия о нем не имея.

- Жалкая, ничтожная личность! - бросил мне Толька и прочел стихи
по-французски с той же яростью, с какой они были написаны, и тут же
продолжил без паузы: - Ведь это же тоска по слову. Ведь они с самого
гнусного их Начала как слепые глухари. Знают слова и не знают смысла.
Ощупью доискиваются, а иногда и совсем не доискиваются. Я начинаю
ненавидеть "облака" за то, что они у людей отняли так много. - Он помолчал
и прибавил: - Я даже по-русски их перевел. Прочти, - и смущенно протянул
мне листок с переводом.

Я прочел перевод и задумался. А ведь был у нас с Маго такой разговор об
утраченной семантике языка. "Почему арка Триумфальная, Ано? Откуда
триумф?.. Почему гитара гавайская?.. Почему телефон - это телефон, а не
звукопровод?.. Почему ипподром - это ипподром, а не скаковое поле?..
Почему химический комбинат Мартина называется "Сириус"? Что это, имя
собственное или нарицательное? И что оно означает?.. Почему мысль
выражается в словах, порой совсем непонятных?.. Почему в слове всегда
какая-то тайна? Почему, Ано?"

Я молчал: мы подходили к запретной теме - блокаде памяти, и, подобно
Тольке, начинал ненавидеть "облака" за то, что они отняли у людей так
много. Эту яростную тоску Толька не сумел передать с той же силой, но
отдельные строфы прозвучали верно. Я еще раз прочел про себя:

Где-то ощупью бродит опыт... как в бессоннице и в игре...

Кто откроет тайные тропы... где встречаются мысль и речь?..