Чтение 19–й страницы книги ~Хождение за три мира~

- Наверно, у господина Мюллера есть невеста на выданье, - засмеялся я.
- Так он опоздал.

- Господина Мюллера ты брось! Есть Генка Мюллер и Сережка Громов. Уж
как-нибудь они сговорятся.

- Интересно, о чем? - спросил я.

Мюллер встал, потянулся и сказал, зевая:

- Что ты все "о чем" да "зачем"? Я тебя сегодня из могилы вытащил. Тоже
спросишь: зачем?

- Не спрошу. Осведомителя из меня хочешь сделать или еще какую-нибудь
сволочь. Не гожусь.

- Для могилы годишься.

- Ты тоже, - отпарировал я. - В могилу еще успеется, а сейчас жрать
охота.

Он захохотал.

- Это ты верно сказал, что в могилу еще успеется. - Он подсел к столу и
налил коньяку себе и мне. - Водка у нас дрянная, а коньяк отличный.
Привозят из Парижа. Мартель. За что пьем?

- За победу, - сказал я.

Он захохотал еще громче.

- Смешишь ты меня, Сережка. Мудрый тост. Пью.

Он выпил и прибавил с кривой усмешкой:

- А второй выпью за то, чтобы из этой дыры скорее выбраться. У меня в
Берлине дядька со связями. Обещает перевод этим летом. В Париж или в
Афины. Подальше от выстрелов.

- А что, досаждают? - усмехнулся я.

- А то нет? Так и ждешь, что какой-нибудь гад шарахнет из-за угла
гранатой. Моего предшественника уже кокнули. А теперь меня приговорили.

- Значит, не заживешься, - равнодушно заметил я.

Не закусывая, он снова наполнил бокал. Руки его дрожали.

- Я и так уж тороплю с переводом. Только бы не тянули. А там отсижусь в
Париже, и война, гляди, кончится.

- Еще повоюем, - сказал я. - Два с половиной года ждать.

Рука его с полным бокалом замерла над столом.

- Ровно через два с половиной года, - пояснил я, - а именно восьмого
мая сорок пятого года, будет подписано соглашение о безоговорочной
капитуляции. Интересуешься кем? Немцами, дружок, немцами. И где, ты
думаешь? В Берлине. Почти на развалинах вашей имперской канцелярии.

Он так и не выпил свой коньяк, медленно опустив бокал на стол. Сначала
он удивился, потом испугался. Я перехватил его взгляд, брошенный на
тумбочку у дивана, где лежал его "вальтер". Наверно, подумал, что я сошел
с ума, и тут же вспомнил об оружии.

Но ответить он не успел. Зажужжал зуммер его внутреннего телефона. Он
схватил трубку, назвал себя, послушал и о чем-то быстро заговорил
по-немецки. Я уловил только одно слово: Сталинград. Вспомнились слова
моего спутника по темно-зеленому гестаповскому "ворону": "...сейчас либо
январь в самом конце, либо февраль в самом начале". Так и есть: он
вернулся к столу с внезапно помрачневшим лицом.

- Сталинград? - спросил я.

- Ты понимаешь по-немецки?

- Нет, просто догадался. Скис ваш Паулюс. Капут.

Он предостерегающе постучал ножом о тарелку.

- Не говори глупостей. Паулюс только что получил генерал-фельдмаршала.
А Манштейн уже подходит к Котельникову.

- Разбит ваш Манштейн. Разбит и отброшен. И Паулюсу - конец. Какое
сегодня число?

- Второе февраля.

Я засмеялся: как приятно знать будущее!

- Так вот, именно сегодня капитулировал в Сталинграде Паулюс, а ваша
Шестая армия или, вернее, то, что от нее осталось, воздавая хвалу фюреру,
шагает в плен.

- Замолчи! - крикнул он и взял свой пистолет с тумбочки. - Я таких
шуток никому не прощаю.

- А я и не шучу, - сказал я, отправляя в рот ломоть консервированной
ветчины. - У тебя есть где проверить? Позвони.

Мюллер задумчиво поиграл своим "вальтером".

- Хорошо. Я проверю. Позвоню фон Геннерту: он должен знать. Только
учти: если это розыгрыш, я расстреляю тебя самолично. И сейчас.

Он подошел к телефону, долго с кем-то соединялся, что-то спрашивал,
слушая и вытягиваясь, как на смотре, потом положил трубку и, не глядя на
меня, швырнул пистолет на диван.

- Ну как, точно? - усмехнулся я.

- Откуда ты знаешь? - спросил он, подходя.

Лицо его выражало безграничное удивление и растерянность. Он смотрел на
меня, словно спрашивая: я ли это или представитель верховного командования
в моем обличье?

- Фон Геннерт даже удивился, что я знаю. Пришлось выкручиваться.
Официально об этом еще не объявлено, но Геннерт знает.

- А он тебе сказал, что Гитлер уже объявил траур по Шестой армии?

- Ты и это знаешь?

Он продолжал стоять, не сводя с меня глаз, растерянный и непонимающий.

- И все-таки откуда? Ты не мог знать об этом вчера, это понятно. А
сегодня... Кто мог сказать тебе? Тебя, кажется, с кем-то привезли сюда?

- Утром... - сказал я, - утром твой Паулюс еще брыкался.

Он поморгал глазами.

- Кто-нибудь мог поймать московскую передачу?

- Где? - засмеялся я. - В гестапо?

- Не понимаю. - Он развел руками. - В городе об этом еще никто не
знает. Убежден.

У меня вдруг мелькнула мысль, что еще можно спасти моего незадачливого
Джекиля. До утра ему, видимо, ничто не грозит, но утро он встретит в
полном сознании, избавленный от моей агрессии. Тогда за его жизнь я не дам
ни копейки. Мюллер церемониться с ним не станет, тем более когда объявит,
что не помнит ничего происшедшего накануне. Значит, надо думать. Игра
будет трудная.

- Не гадай, Генка, - сказал я, - не угадаешь. Просто я не совсем
обычный человек.

- Что ты имеешь в виду?

- А ты слыхал или читал о том, как у нас в одном
научно-исследовательском институте, - начал я, вдохновенно импровизируя, -
была ликвидирована в сороковом году некая исследовательская группа? За
границей много шумели об этом. В общем, группа телепатов.

- Нет, - растерялся он, - не слыхал.

- А ты знаешь, что такое телепатия?

- Что-то вроде передачи мыслей на расстоянии?

- Примерно да. Проблема не новая, о ней еще Синклер писал. Только
идеалистически, со всякой потусторонней чепухой. А у нас ставились опыты
на серьезной научной основе. Понимаешь, мозг рассматривается, как
микроволновый приемник, воспринимающий на любом расстоянии мысли, как
волны непостижимой длины. Что-то меньше микрона. Способность эта есть у
каждого, но в зачаточном состоянии. Однако ее можно развить, если найти
мозг-перципиент, так сказать особо восприимчивый к внешней индукции.
Многих пробовали, в том числе и меня. Ну, я и подошел.

Мюллер сел и протер глаза.

- Сплю я, что ли? Ничего не понимаю.

Я уже по лицу его увидал, что игра удалась: он почти поверил. Теперь
надо было стереть это "почти".

- Ты когда-нибудь читал о Калиостро или о Сен-Жермене? - спросил я и по
девственно пустым глазам его понял: не читал. - История никак не может
объяснить их, особенно Сен-Жермена. Этот граф жил в восемнадцатом веке, а
рассказывал о событиях двенадцатого, тринадцатого, четырнадцатого веков,
словно при них присутствовал. Его считали колдуном, астрологом, Агасфером
и наперебой приглашали ко двору европейских монархов. Он, между прочим, и
будущее предсказывал, и довольно удачно. Но объяснить, что это за человек,
никто так и не мог. Историки отмахивались: шарлатан, мол. А надо было
сказать: телепат. Вот и все. Он принимал мысли из прошлого и будущего. Как
и я.

Мюллер молчал. Я уже не догадывался, о чем он думал. Мажет быть, он
раскусил мое шарлатанство? Но у меня был все-таки один неопровержимый и
непобитый козырь - Сталинград.

- Будущее? - задумчиво повторил он. - Значит, ты можешь предсказывать
будущее?

"Не надо уводить далеко, - подумал я. - Мюллер не глуп и привык мыслить
реалистически". На этом я и сыграл.

- Твое предсказать не трудно, - ответил я не менее коварно на его
коварный вопрос. - Сам понимаешь: после Сталинграда подпольщики и
партизаны повсюду активизируются. Не дожить тебе до лета, Мюллер. Никак не
дожить.

Он так и скривился в усмешечке: "Хозяин-то положения все-таки я". А
вслух кольнул:

- Я тоже могу предсказать твое будущее, без телепатии. Услуга за
услугу.

- Мужской разговор, - засмеялся я. - Мы же можем изменить будущее. Ты -
мое, я - твое.

Он вскинул брови, опять не поняв. Ну что ж, раскроем карты.

- Ты переправишь меня к партизанам. Притом сегодня же. А я гарантирую
тебе бессмертие до конца месяца. Ни пуля, ни граната тебя не тронут.

Он молчал.

- Теряешь ты немного: мою жизнь, а выигрываешь куш - свою.

- До конца месяца, - усмехнулся он.

- Я не всесилен.