Чтение 19–й страницы книги ~Город наверху~

что столкнетесь с оппозицией? Есть инерция, убеждение людей в
единственности их мира. Вы попадете в положение сумасшедшего для
большинства и опасного человека для тех, кто хочет сохранить власть. Они
сделают все, чтобы вас убрать, чтобы стереть саму память о вашем
появлении. Со временем они проверят, так ли все обстоит, как вы сказали.
Они вышлют разведку наверх, и можно представить, что лет через двадцать -
тридцать в подземном городе будет все, как прежде, зато на поверхности
появятся тайные дома для сильных, сады, в которых они будут держать своих
детей, потому что подземный климат плохо отражается на их здоровье.
Остальные останутся в неведении, и бунты их будут подавляться. Восстание
вообще трудно устроить в мире, разделенном на этажи.

- Но ведь так не может продолжаться вечно, - сказал Такаси. - Так не
должно быть. Будет другой Крони... третий.

- Но когда? И в истории Земли бывали периоды, когда миллионы людей
находились в условиях никак не лучших, чем жители подземного города.

- Нет, - сказал Крони. - Не может быть. - Но память Гюнтера подсказала
- могло.

- Я полагаю, - продолжал Круминьш, - что после того, как первый из
директоров побывает наверху, круг посвященных будет непрерывно
расширяться. Нельзя допустить, что лишь маленькая кучка людей будет
выползать погреться на солнышке. Кто-то должен обслуживать их, строить
наземный дом, разводить наземный огород. Об этом узнают стражники,
доверенные инженеры, и ваш мир постепенно начнет изменяться. Но пройдет
много лет и прольется немало крови, прежде чем подземный город будет
окончательно покинут.

Крони слушал его и за сухими словами Круминьша видел туннели, по
которым ползут и погибают люди. Он видел умирающего Леменя и крыс,
выходящих на улицы.

- Я все равно пойду, - сказал Крони. - Мне, правда, хотелось пожить
здесь еще, но я пойду.

Крони попытался улыбнуться, и улыбки не получилось.

- Подожди, - сказал Круминьш. - Мы понимаем тебя, Крони. И пожалуйста,
не воображай, что ты отправишься туда сам по себе. Тебе одному не
справиться.

- Я пойду с тобой, - сказал Такаси.

Такаси позвал Крони и Наташу в воронку, охотиться на рыбу. "Туда, где
ты проваливался", - сказал Такаси. Он выпросил у Станчо высокие сапоги и
большой ковш. Крони согласился. Странно, подумал он, Наташа не так уж и
похожа на Геру, что прячется в увешанной старыми тряпками норе, которая
казалась верхом роскоши бедному трубарю.

Такаси отдал Крони бадью, в которой собирался тащить обратно добычу.
Сам взял все остальное. Наташа утонула в высоких сапогах, и идти ей было
неудобно.

- Я лучше надену скафандр, - сказала она. - Без шлема.

- Вы наивны, принцесса, - ответил Такаси. - Кто будет отмывать скафандр
от грязи? Спроси у Крони, он уже там купался.

- За мной погнался тиф, как только я вылез, - сказал Крони.

- Станчо подарил шкуру Кирочке, - сказал Такаси. - Тебе не жалко?

- Он спросил моего разрешения, - сказал Крони. - Мне не жалко. Мне
удивительно, что я одолел тигра.

- Ты хотел бы отнести шкуру Гере? - спросила Наташа.

- Она бы не приняла ничего из рук трубаря, - сказал Крони. - Ты забыла,
что она - дочь директора.

- Это мне ни о чем не говорит, - засмеялась Наташа. - Но открою тебе
тайну. Мой отец очень важный директор. На Земле. А дедушка очень важный
писатель. А родители вот этого японца никогда в жизни не покидали своего
городка на Хоккайдо.

- Ну, вы - другое дело, - сказал Крони.

- Наташа, - сказал Такаси, - можно я остаток пути понесу тебя на руках?
Я преклоняюсь перед твоей родословной.

- Неси свои лопаты. Большего ты не заслуживаешь, - сказала Наташа. - А
мне вашу Геру жалко, - добавила она без всякой связи с предыдущим. - Когда
она выйдет, я буду о ней заботиться.

Часа за три они вытащили из грязи трех рыбин, уморились, измазались и
уселись отдохнуть на валу, что окружал воронку. Такаси с Наташей все
шутили и спорили. Крони улыбался и поддерживал разговор, но порой так
углублялся в мысли, что переставал слышать спутников.

Неожиданно из тростников вышло привидение.

Они не заметили, что опустились глубокие синие сумерки, и привидение
вобрало в себя синь этих сумерек и зажгло его изнутри. Что-то привлекло
его к воронке. Может быть, шум и чавканье грязи. И теперь оно остановилось
в нерешительности на краю тростников, и казалось, что стебли прорастают
сквозь него.

- Ой! - прошептала Наташа.

Крони, уже знакомый с привидениями, удивился ее испугу. Как она могла
бояться привидений?

Такаси приподнялся, прикрывая девушку, а Крони шепнул:

- Не пугай его. У нас ничего нет с(r)едобного? Оно голодное.

Привидение увидело людей и скользнуло в тростники. Было видно, как
голубым облачком оно растворяется в зарослях.

- Оно голодное, - повторил Крони. - Я думаю, что оно выбралось из
подземелья вслед за мной и заблудилось.

- Что это такое? - спросил Такаси.

- Привидение, - сказал Крони. - Когда я искал библиотеку, встретил
одно. Привидения понимают человеческий язык. Но они не говорят.

Ночью, когда следопыты, Круминьш и Крони обсуждали план действий на
завтра, а Такаси с Анитой проверяли, насколько успешно электронный мозг
усвоил язык подземелья, Наташа взяла кусок хлеба и ведро с супом и вынесла
на склон холма, за зону защиты.

Утром оказалось, что суп с(r)еден, а хлеб пропал.

Утром все собрались у скалы, под которой был лаз.

Возникла некоторая суета, словно Крони собирался поставить рекорд и его
окружали болельщики, тренеры, секунданты и судьи.

- Ты похож на рождественскую елку, - сказал Гюнтер.

Внешне Крони выглядел нормально. Правда, одежду трубаря пришлось
выкинуть - от нее остались лишь лохмотья. Девушки перешили рабочий костюм
археолога так, что издали он мог сойти за одежду инженера. Спереди
комбинезон был на молнии, и достаточно было двух секунд, чтобы извлечь
подвешенный под мышкой парализующий бластер - плоский и легкий. На ручке
бластера было выгравировано: "Гюнтеру от признательной Греты". Смысл
надписи Гюнтер об(r)яснить отказался, но настоял, чтобы Крони взял именно
его бластер, а не стандартный, экспедиционный. В воротник вшили микрофон,
и поэтому любое слово, сказанное Крони или произнесенное в его
присутствии, становилось немедленно известным наверху. Телевизионный глаз
передатчика помещался над левым верхним карманом комбинезона, а второй,
страхующий, на поясе, который сам по себе был чудом изобретательности
следопытов. В нем отлично размещались медикаменты, включая достаточное
количество дезинфицирующего пластыря, чтобы обклеить Крони с ног до
головы, неприкосновенный запас пищи, спрессованной в таблетки и могущей
прокормить группу из десяти прожорливых мужчин в течение двух недель. Там
же умещался гибкий кинжал и набор инструментов, который мог пригодиться
как профессиональному взломщику, так и самодеятельному строителю
вездехода. В ухо была вставлена горошина динамика связи, а в карманах
лежали всяческие разности вроде очков, позволяющих видеть в полной
темноте. Крони был экипирован на славу.

Он был польщен таким вниманием. Хорошо, если знаешь, что друзья слышат
каждый твой вздох, каждое твое слово, а если будет плохо, ты можешь их
позвать на помощь.

- Ну, трубарь, - сказал Такаси, - пошли?

Он спускался с Крони на два яруса вниз, где устроили промежуточную
базу. Такаси был в скафандре и шлем держал в руке, словно запасную голову.
Он должен был выступать в роли резерва.

- Я вас поцелую, - сказала Наташа.

Наташа сначала поцеловала Крони. Она была с ним одного роста, и поцелуй
попал в угол губ, и это было странное и острое ощущение. Последними
словами Крони, перед тем как он шагнул вниз, были:

- Меня еще никто в жизни не целовал.

4. ВОЗВРАЩЕНИЕ ТРУБАРЯ

Госпожа Гера Спел, милостью бога Реда дочь директора Спела, горько
плакала. Она плакала, потому что жизнь ее завершалась бессмысленно и
мучительно.

Она лежала в постели, было зябко, и она никак не могла решиться скинуть
с себя одеяло, сшитое из крысиных шкур. От одеяла дурно пахло, но, когда
она сказала об этом отцу, тот поморщился, как будто она упомянула о чем-то
неприличном, и заметил:

- Тебе мерещатся глупости. Это от болезни.

Господин директор Спел свыкся с болезнью и неизбежной скорой смертью
дочери. Ее мать тоже кашляла кровью и умерла от этого, и доктор сказал,
что медицина не знает никаких средств против этой болезни, которая
гнездится в груди и недоступна мазям и примочкам. Директору Спелу было
горько сознавать, что дочь его не родила ребенка, что так нелепо и позорно
для доброго имени древнего рода Спелов кончилась история с ее женихом,
дело которого, состряпанное Мокрицей, не удалось замять. И оно показало
всем, что Спел уже не самый сильный человек в городе.