из-под седла Баго: нет, шалишь, брат, держись!
Оторвался от плотной стены своих корпусов на десять; за ним, у хвоста,
прижавшись тесно, еще двое, на гнедом и на белом. Оруженосцы, личная
стража. Эти не отстают. А светло-серый уже близко: под взвихряющейся
попоной мелькают мохнатые коричневые бабки. Поверх гривы забрало,
спокойные зрачки в прорези забрала. Не бережется, что ж, противник
достойный, от поединка не уклонится. Все-таки эрр! Так даже лучше. В этом
бою сеньоры должны оценить, кто таков Вудри! Невольно подобравшись, ощутил
прилив азартной злости, меч опустил к стремени. Размах клинка пойдет в
полный круг, чтобы наверняка!
Вудри вдруг ощутил тяжелый удар в сердце, такой, что даже пальцы,
охватившие рукоять, дрогнули. Не глазом, чутьем уловил: опасность! Что
такое? Вот он, уже почти рядом, светло-серый под черным и алым; рыцарь,
оскалившись, заносит меч; бугром вздувается черный плащ.
даже сбились кучнее, прикрыли эрра; ясно: выдвигаются в ряд, прикрывают,
сейчас зажмут. Трое на одного... Влип, Вудри!
в седле, занося меч. Ох, молодцы, ох, черти! Тоббо успел подобраться, даже
немного опередил и берет на себя левого кадангца. Хор-р-рошо, теперь
увидим, как вы нас и кто кого... краем глаза засек, как сползает с коня,
пробитый, почитай, насквозь, тот, что шел на гнедом... древко пики прыгает
вверх и конь рвет в сторону, отвалив от черно-алого, чуть обнажая бок
эрра. А-ах! Вудри клином вбивает бесящегося Баго в прореху меж конскими
боками. И с выдохом, колесом, во всю руку. Неудачно! - угодил клинком по
клинку, не зацепил шею: от толчка свело руку. Разворот! И снова! И еще!
Еще! Получи, эрр! Ааааааааа! Мясо!!
клина, а ослабив, спас мятежную пехоту: она не рассыпалась надвое, как
предполагал магистр, она только подалась чуть назад, прогнулась и вязким
серым комом облепила сверкающие бока тысячеконного монстра, вспоровшего и
перекромсавшего первые ряды. Пики и копья, алебарды и булавы на длинных
древках взметнулись и обрушились на полированную сталь шлемов; взвились
багры и арканы, сдирая рыцарей с седел, сбрасывая под ноги пехотинцев.
Только что всесокрушающая, неостановимая в разбеге, конница застряла, а
застряв, превратилась в стреноженного быка, чья дикая мощь бессильна перед
медленно подходящим мясником.
опустив копья в проемы меж сдвинутыми щитами, скорая и умелая имперская
пехота.
ряды, покатились вперед, и назад, и снова вперед, неповоротливо колыхаясь,
растаптывая упавших, перетирая мягкое с мягким в единую жижу, глухо
чавкающую под оскальзывающимися ногами. Железом - в лицо; ножом - под щит;
кто упал, пока еще не растоптали, - зубами за ногу, визжа, хрипя, давясь
черной жильной кровью. Серое - на разноцветное, разноцветное - на серое, а
вскоре уже и не различить, кто есть кто.
могло уже не тонкое искусство, не умение, не храбрость даже, а презренная
численность, тупое бесстрашие и угрюмое лапотное упрямство. И хотя
наемники умели многое, хотя дружинники сеньоров, спешенные для битвы,
стояли накрепко, хотя приоры сурово подгоняли полубратьев, все яснее
становилось, что серая лавина сомнет, раздавит, изгложет остатки
разноцветных отрядов. А совершив это, устремится к воротам Новой Столицы,
и ворота распахнутся под натиском давящих друг друга, рычащих, утративших
людское обличье, перемазанных бурой жижей вилланов.
содроганием; император у бойниц наблюдательной башни - с тоской. Понял и
магистр, стоящий и окружении последней фиолетовой хоругви. Уже утративший
нить управления боем, он покачал головой и поправил на боку короткий
тоненький стилет, обещавший избавить от глумления и позора. А ранее всех
осознал неизбежное Вудри...
в кольце стражи багряной статуей возвышался король; конь, сменивший
взмыленного Баго, косил глазом, прядал ушами и пытался рвануть,
возбуждаемый криками и терпким запахом битвы. Но, осаживая его жилистой
рукой, Вудри улыбался. Со всех сторон к командиру подтягивалась конница.
Разгром заслона завершился, кадангцев измотали и вырубили почти вчистую.
Не без потерь - так что ж? Теперь можно было отдохнуть. Всадники сделали
свое дело. У них будет еще одна работа: сомкнуться в клин и ударить в
спину разноцветной пехоте, уже обреченной, замкнуть кольцо, высечь - и
тогда уже, не раньше, рассыпаться по долине частой сетью, настигая тех
сеньоров, что уцелеют в схватке и попытаются уйти под защиту своих замков.
битвы. Он шлифовал его долгими бессонными ночами, прикидывал, взвешивал,
отбрасывал невозможное. И никто не возразил, когда Степняк доложил свой
план Совету. А король, как обычно, молча наклонил голову. П-хе! Хороший
король, удачливый. А главное - молчаливый. Командиров слушает, не
самовольничает...
Ллан. Черная ворона! Просквозил уши своим Царством Солнца, задурил голову
Багряному. Равенство... Выходит, он, Вудри, даже после победы будет равен
какому-нибудь Тоббо? Он, Вудри! - без которого не было бы великой победы,
что вершится сейчас в минуте конского хода отсюда...
некуда. Проиграет - на кону голова. Но не должен проиграть. Все обдумано.
Все просчитано. И об этом, рассчитанном, не сообщил Степняк Совету.
золотом не откупиться, не вымолить прощения. Но как смешно! - в Царстве
Солнца золото тоже ни к чему, там все равны. Равны! Ха! Кто с кем? Все со
всеми, говорит Ллан. Дуррак.
пересмеиваются и смотрят на командира с обожанием. Отчего бы и нет? Вудри
заботится о коннице, не дает своих в обиду. И не даст.
одинаковыми гребнистыми навершиями. Это - близкие, особо доверенные. Их
Вудри держит при стремени. Их нужно беречь; это - то, что дороже золота.
Большинство - еще из степных, из тех, с кем Вудри начинал. Они не
продадут, не усомнятся. Прикажи - и пойдут, куда угодно. Будь их пару
тысяч, разговор с Лланом был бы коротким. А так - приходится таиться. Но
сегодня прятки закончились. Конница Вудри, никто больше, прищучила
сеньоров. И есть еще в запасе у Вудри козырь, который не бьется. Одна на
колоду бывает такая карта, да и не во всякой колоде попадется. Там, в
стороне от боя, в кибитке. Недешево далась, да ведь и стоит той цены.
поле, под фиолетовым знаменем магистра, небось недоумевают: что ж это
медлит Степняк? А Степняк не медлит. Степняк ждет, чтобы вы, господа,
получше осознали, какова цена такому выигрышу, какой ждет вас сегодня.
подравнивающиеся ряды грив и распаленных ураганной скачкой потных лиц.
подлетел к верховному. В глазах застыла вера и готовность повиноваться.
в иную сторону, туда, где черными точками виднелись удаляющиеся спины
сбитого кадангского заслона.
видишь, командир? - магистр двинул в бой последнюю хоругвь. Их мало, но
это братья-рыцари и у них свежие кони. А магистру нечего терять. Если они
сейчас ударят по пехоте, по нашей пехоте, то разорвут ее и выпустят на
волю застрявший, но еще огрызающийся клин. Не гнаться за трусами нужно,
командир! Сбить свежих и окольцевать усталых! Если это ясно мне, то что же
ты, Вудри?!
Прыгнули зрачки, прищурились гаденько веки. И Тоббо внезапно понял, в чем
дело. Понял, но не посмел поверить догадке, и это погубило его, и не
только его, потому что вдруг полыхнуло иссиня-белым, темень упала на
сознание, и он, ловя воздух руками, завалился назад, замер, полулежа на
крупе коня, и рухнул в траву, чудом минуя ловушки стремени.
грызущие хозяина? Уголки рта дергались. Черная ллановская дурь... кто еще?
Кто? Но всадники смотрели с тем же обожанием. Они не слышали разговора, а
гласное - они не видели, как метались зрачки командира. Зато они слышали,
что Тоббо пререкался.