оройхоны, мудрый Тэнгэр начал населять их большими и малыми зверями.
Тэнгэр хранил зверей в наплечной сумке и теперь принялся доставать их по
одному и определять каждому место и срок жизни.
одну неделю.
сумки ты даришь мне огромный мир и жизнь достойную его. Я успею заткать
паутиной норку, и оставить детей, и вонзить жало в тело врага. Что еще
можно просить от жизни?
ты даришь мне огромный мир и жизнь достойную его. Я успею исползать весь
закоулок, оставить детей и проглотить мелкого зогга. Что еще можно просить
от жизни?
один год.
ты даришь мне огромный мир и жизнь достойную его. Я успею обегать все ходы
и коридоры, родить детей и вдоволь наесться вкусной чавги. Что еще можно
просить от жизни?
бледный уулгуй. А срок твоей жизни - дюжина лет.
сумки ты даришь мне огромный мир и жизнь достойную его. Я успею обойти
шавар, успею оставить детей и навести ужас на всех, кто живет в шаваре.
Что еще можно просить от жизни?
возникнут позже. А срок твоей жизни останется для тебя скрыт, потому что
иначе ты не сможешь думать о вечном.
любой из которых можно обойти за полчаса, но я постараюсь, чтобы мой мир
вырос и стал достоин срока моей жизни, потому что умирать я не собираюсь.
Я хочу жить вечно, и значит, весь большой далайн будет моим.
сверху на маленький далайн, вспомнил, что сказали ему звери и человек, и
впервые подумал, что вечность, возможно, вовсе не так велика, как это ему
казалось.
вдруг пришло запоздалое осознание смерти мамы. До этого Шооран продолжал
разговаривать с ней словно с живой, сообщать о своих делах, рассказывать,
чем они со стариком сегодня занимались, и что интересного он отыскал в
алдан-шаваре. Теперь он понял, что все зря - мама не слышит. И старик
бросил его, уйдя навстречу проклятию Ёроол-Гуя.
входа в алдан-шавар, но под конец приторно-сладкие душистые плоды
опротивели ему, и Шооран понемногу начал заниматься хозяйством. Он вовремя
убрал хлеб и с удовлетворением наблюдал, как над щеткой жнивья дружно
пошли в рост свежие побеги. После нескольких неудачных проб научился
готовить кашу и печь на гладком боку авара лепешки. Гораздо хуже обстояло
дело с мясом. Все старые запасы были съедены или испортились, и, значит,
нужно идти к ручью - колоть бовэра. С этой казалось бы простой работой
Шооран не справился. У старика все выходило легко: он выбирал бовэра,
наставлял ему под лопатку острие гарпуна, резко наваливался на древко, и
бовэр покорно тыркался жующей мордой в землю. Однако, у Шоорана не достало
силы вонзить гарпун достаточно глубоко. Бовэр, издав резкий скрежещущий
звук, сбил Шоорана с ног и принялся метаться по ручью, баламутя окрашенную
кровью воду и пугая своих братьев. Гарпун криво торчал из широкой спины.
его на берег и потрошил прямо в ручье, окончательно испортив воду. Охоты к
мясу Шооран не потерял, но с тех пор старался выбирать зверя поменьше и
обязательно в низовьях ручья, чтобы кровавый поток не растекался по всему
оройхону.
алдан-шавар. Он излазал его до последнего закоулка и мог с закрытыми
глазами пройти в любое место. Во всем алдан-шаваре не сыскать было двух
одинаковых ходов. Иногда, чтобы попасть из одной камеры в другую,
расположенную совсем рядом, приходилось давать крюка через весь оройхон,
да еще и спускаться в нижний ярус. Встречались и потайные ходы, начало
которых было расположено в самых темных закоулках, замаскированных
выступами стен. Шооран коллекционировал такие секреты, которые, впрочем,
было не от кого хранить. Но все же приятно представить, как спасаясь от
погони, он неожиданно исчезает в стене или, напротив, появляется перед
опешившим противником там, где его вовсе не ждут. Жемчужинами коллекции
были "дорога тукки" и "беглый камень". Ходом или "дорогой тукки" назывался
потайной лаз, который начинался и кончался под потолком, так что заметить
его не удавалось даже при свете. В центре хода имелся узкий выход на склон
одного из суурь-тэсэгов. Выход Шооран заложил большим ноздреватым валуном
и присыпал листьями растущего неподалеку туйвана. "Беглым камнем" Шооран
нарек обломок скалы, закрывавший прямой проход между двумя суурь-тэсэгами.
Если нажать на него посильнее, то он начинал качаться, открывая секунды на
полторы щель достаточно широкую, чтобы в нее можно было проскользнуть.
выяснить, куда девается вся эта масса воды. Но даже теперь узкие разломы,
в которые уходила вода, оказались недоступны для него. Зато неожиданно
Шооран нашел вкус в купании и с тех пор часто проводил время в ручье рядом
с бовэрами.
маминой гибели. Шоорану исполнилась дюжина - возраст совершеннолетия. Как
будто прежде он не жил сам... Теперь он имеет право жениться... можно
подумать, что это ему нужно, или оройхон переполнен невестами, неустанно
сохнущими по нему. В жизни Шоорана не изменилось ничего. Правда, в первый
день мягмара он хотел идти к далайну, но обнаружил, что старый жанч и
мамины буйи ему решительно не налезают - за год привольной жизни Шооран
вытянулся и окреп. Пришлось брать одежду старика, и его буйи. Но даже
собравшись как следует и вооружившись гарпуном Шооран к далайну не вышел.
Остановило воспоминание, как гонял его здесь год назад хищный парх. Шооран
потоптался у поребрика и поплелся назад пристыженный, так и не сумев
переломить неведомый ему прежде страх.
так уже влез, подыскивая себе одежду. У старика было необычайно много
всяческих нарядов - грубых и праздничных, для сухого и мокрого оройхонов.
Нашлась даже кольчуга, сплетенная из живого волоса и усиленная костяными
пластинами. Напротив сердца в кольчугу был ввязан прозрачный кусок
выскобленной чешуи пучеглазого маараха, чтобы противнику казалось, будто
грудь не защищена. Ничего подобного Шооран прежде не видал, очевидно такие
доспехи носили в земле старейшин. Вся одежда была велика Шоорану, а доспех
так и вовсе делался на могучего цэрэга.
представил десять бесконечно одиноких лет, которые надо чем-то заполнить,
и больше не удивлялся. В конце концов, такое же ненужное изобилие
встречалось и в кладовой с инструментами, и среди припасов. Старик сушил и
прятал наыс и туйван, хотя в любую минуту мог набрать свежих, вялил мясо.
А бурдюков с вином было не меньше трех дюжин, словно готовился пир для
целой армии.
этого раньше, нацедил большую чашу. Вино понравилось. Оно было почти не
сладким, зато запах восхитил не избалованного ароматами Шоорана. Главное
же, оно ничуть не походило на кислую пенящуюся брагу, которую как-то
довелось попробовать Шоорану еще в землях вана. Тогда, после чашки браги
Шоорана долго мучила тухлая отрыжка, и он поспешно дал зарок никогда
больше не пить хмельного. Но вино совсем иное дело! Должно быть, его пьет
сам Тэнгэр, когда, сидя на алдан-тэсэге, размышляет о долгой вечности.
потом коварный напиток бросился в голову. Очнулся Шооран на другой день
под деревом на самом краю оройхона. Головная боль мучила невыносимо, и
лишь кольчуга, напяленная поверх легкого жанча, позволила вспомнить
события минувшего дня, а вернее, всего одну картину: как он в своем
нелепом наряде мотается по краю оройхона, не осмеливаясь переступить
поребрика, и орет, что он новый илбэч и плевать хотел на весь далайн
разом.
что он целый год скрывал от самого себя: не из-за парха и гвааранза не
выходил он на мокрое - эти звери выползают на поверхность лишь раз в году,
и не Ёроол-Гуй пугал его - в конце концов, стоя на поребрике, можно
спастись и от Многорукого. Настоящий, глубокий ужас внушал далайн. Шооран