доброволец. Полицейский, все еще глядя в глаза Милову, едва уловимо
качнул головой, чуть заметно приподнял плечи, Милов же не то, чтобы
кивнул, но сделал какой-то неуловимый намек на такое движение. После
этого он, поддерживая Еву, повел ее наверх. Гектор замыкал шествие.
"Сейчас", - сказала она и стала рыться в сумочке. Потом подняла глаза
на Милова. "Наверное, вытащили вместе с кошельком... Господи, я
устала, устала, не могу больше..." - и заплакала. Милов смерил
взглядом дверь - она была даже на вид массивной, не из тех, какие
вышибают плечом или ногой с разбега. "Ничего, - сказал Милов, - не
волнуйтесь, Ева, милая: сейчас все уладим". Он перегнулся через
перила. "Капитан, - крикнул он вниз, - поднимитесь, пожалуйста, нужна
ваша помощь". Человек в полицейском мундире поднялся по ступенькам.
"Мадам потеряла ключ, - объяснил Милов, - дайте возможность попасть в
квартиру". "Но, господин по..." Милов прервал мгновенно: "Это моя
личная просьба". Полицейский, не колеблясь более, вынул из кармана
черную коробочку с кнопками, повозился с полминуты, открыл дверь - за
ней оказалась другая, она тоже отняла несколько секунд. "Прошу", -
сказал он и отступил в сторону. Ева вошла, за ней Гектор, Милов
задержался на мгновение. "Что тут? - спросил он капитана полиции. -
Что-то еще можно сделать?" Полицейский покачал головой. "Мы зашли в
тупик, сейчас все порвано, обстановка неясная - пока стараемся
уцелеть". "Же - лаю", - кратко попрощался Милов, потому что изнутри
уже звала Ева: "Дан, ну где вы там!" Он вошел, закрыл за собой обе
двери. "На засовы, пожалуйста, - попросила Ева, - механика не
действует". Вслед за хозяйкой они вошли в обширную комнату, где она не
села, а просто рухнула на широченный диван. "Сядем, передохнем, -
сказал Гектор, - тут мы в безопасности". Милов кивнул: он знал это
лучше Гектор, однако говорить об этом счел излишним: это только его
было дело и еще нескольких человек в этой стране (и капитана
полиции-или бывшего капитана, черт его теперь знал) - и ничьим больше.
"Понимаю, - сказал он, - раз тут живет Рикс, то и выставлена охрана,
не так ли7" "Если бы только Рикс! - усмехнулся Гектор. - Там, на
втором этаже, где они стоят - сам Мещерски!" "Ах, да, Мещерски, -
сказал Милов с понимающим видом, - ну, конечно, как же я сразу не
подумал! Кстати, а кто такой этот Мещерски?" Тут они оба
расхохотались. "Нет, Дан, в покер с вами я не сяду, - сказал,
посмеявшись, Гектор, - я было и вправду поверил, что вы в курсе всех
дел, Мещерски - это тот, кто выступал на площади вслед за Растабеллом.
Глава добровольческого движения, председатель партии борьбы за жизнь,
и так далее". "Высоко залез, - сказал Милов. - Судя по фамилии, он мой
соотчич? Из эмигрантов, что ли?" "Нет, не думаю, чтобы он был русским
- возможно, кто-то из предков, но вообще-то он свой род ведет, по
слухам, от каких-то греков, или из тех краев, во всяком случае".
"Интересно, - проговорил задумчиво Милов, - деятель культуры и глава
штурмовиков - в одной упряжке?.." "Ну, это до поры до времени, -
уверенно промолвил Гектор, - Растабелла они сразу же, как только
утвердятся у власти, ну, не то, чтобы выкинут, но сделают из него -
как это у вас, русских, называется - образец..." "Образ, - поправил
Милов, - икону, вы это имели в виду?" "Вот-вот, и будут ему
поклоняться, но делать-то станут по-своему". "Ясно, - сказал Милов и
встал. - Ева, - позвал он осторожно; женщина лежала с закрытыми
глазами и отозвалась лишь на повторное обращение. - Вам что-нибудь
нужно?" "Спасибо, Дан, ничего, я просто полежу, только, если можно,
снимите с меня ваши туфли - я вам очень благодарна за них, но теперь я
уже дома". Милов осторожно снял с нее туфли. "Ева, с ногами нужно
что-то сделать. Где тут поблизости живет врач?" "Не нужно врача, в
ванной откройте аптечку, там есть такая коричневая туба с мазью - это
все, что нужно". Милов не сразу (жилище было обширным) нашел ванную,
принес требуемое, выдавил мазь на пальцы, осторожно начал втирать.
"Как приятно, - тихо проговорила Ева, - еще, пожалуйста... и вторую
тоже..." Это заняло минут пятнадцать; Гектор тем временем, сперва
поглядев на них с иронией, закрыл глаза и, кажется, задремал. "Я еще
полежу немного, - сказала Ева, - а потом чем-нибудь покормлю вас".
Милов и в самом деле почувствовал, что закусить было бы не лишне.
Услышав о еде. Гектор мгновенно открыл глаза. "Кстати, о еде - а где у
вас телефон? Серьезный, я имею в виду". "В его кабинете, - сказала Ева
бесцветным голосом, - из холла по коридору прямо, в самом конце". "Да
не работают телефоны, Гектор, - напомнил Милов, - тока ведь нет". "Ну,
- сказал Гектор, - правил без исключения не бывает, это-то вам
известно?" "Тогда я с вами", - сказал Милов. Он снова подошел к Еве,
погладил ее по голове-она слабо улыбнулась. Гектор уже вышел, чтобы,
по журналистской привычке, первым захватить связь. "Дан, - тихо
сказала женщина, - вы меня презираете?" "За что, Ева?" "Ведь Рикс -
мой муж, вы знаете... И он во всем этом играет какую-то роль - похоже,
немалую, Но я не знала, и сейчас не знаю, честное слово..." Милов
пожал плечами. "Ну, и что? Почему вы должны стыдиться своего
замужества? Я вот тоже был женат, и надеюсь, что вы простите мне это:
тогда я ведь не знал вас..." Он ожидал, что она снова улыбнется, но
женщина оставалась серьезной ."Рикс, - повторила она, - он ведь тоже
стоял там, на балконе, по соседству с Растабеллом и Мещерски..." Милов
присвистнул. "Но какое отношение он, иностранец, может иметь..." "Я не
знаю, как и что, - сказала она, - честное слово, хотя и знала, что у
него есть какие-то дела с политиками-но ведь деловому человеку без
этого нельзя. Но я не предполагала, клянусь вам..." "Ева, - серьезно
сказал Милов, - я тоже клянусь вам, что никогда не стану целоваться с
Риксом". На этот раз она все же подняла уголки губ. "А со мной?" Милов
нагнулся и поцеловал: поцелуй был долгим. "Идите, - сказала она, - не
то моего терпения не хватит".
звучал транзисторный приемник; передача шла на английском языке. Кроме
приемника здесь были два телефона, стоял телекс, факсмашина,на
отдельном столике - персональный компьютер, по стенам - закрытые полки
с видеокассетами и дискетками. Гектор нажимал клавиши одного из
телефонов. Окна были зашторены, шум улицы сюда не доносился.
центр - все молчат. Ни междугородный, ни международный каналы на
действуют, Впечатление такое, что все телефоны в городе выключены -
кроме таких вот, особых, Это специальная линия, с питанием от
установки в Министерстве порядка.
жужжанием.
прожужжал несколько раз и умолк.
бы некстати.
Больше никто ничего не знает: ни Рейтер, ни ваш ТАСС, ни, естественно,
Ю-Пи-Ай - поскольку я сижу здесь и молчу. Значит, ни у кого нет связи,
не только я один страдаю.
предоставлены иностранным корреспондентам.
откуда вы звоните.
префект - вам не понадобилось бы звонить.
через армию или научный центр. Надо спешить, Милов, не то во мне
крепнет ощущение не просто дармоеда, но плохого журналиста, а я всю
жизнь считал себя хорошим... Что там, на улице? Милов подошел к окну,
отодвинув штору.
меня успокаивает лишь то, что у нас это было бы невозможно.
и гуманные традиции и все такое прочее, однако люди везде боятся за
свою жизнь, людям всюду надоела расправа с миром, в котором мы живем,
и людям повсеместно осточертело, что правительства много говорят, еще
больше обещают, но слишком мало делают для того, чтобы цивилизация
перестала быть смертоносной. И вот под знаменем борьбы с этими
уродствами людей можно повести в конечном итоге на что угодно.
в своем напраалении: так больше шансов. Я попробую договориться с
военными.
дело, однако, хочу сказать вам... Не тащите женщину на гибель. Да-да,