ушибся. Хромая, бросился к двери. Сзади услышал топот, но желанная дверь
была рядом. Он ухватился за железные скобы, с треском отбросил засов,
ухватился за другой... Шаги застучали так близко, что он, успев отшвырнуть
второй засов и даже потянуть дверь на себя, бросился вниз головой в
сторону ступенек. Жутко лязгнуло железо о железо, меч просвистел, задев
его волосы, едва не срубив ухо.
снова лязгнули засовы. На земле между бочками знакомо блеснуло, он
непроизвольно лапнул рукой, еще не соображая, что делает, услышал топот и
тут же с непостижимой для себя скоростью оказался на стене из бочек. С
удивлением посмотрел на свой судорожно сжатый кулак, где торчала рукоять
его ножа. Оба воина дышали тяжело, один сказал гортанным голосом:
из его груди, горло пересохло.
держала вместе весь ряд бочек. Чудовищно огромные вместилища вина начали
медленно раздвигаться. Воины сперва не поняли, почему те задвигались, но
послышался тяжелый шелест, покряхтывание сырого дерева. Один спрыгнул,
держа перед собой меч, другой еще цеплялся сбоку за огромную бочку. Она
медленно перевернулась, покатилась вместе с другими, набирая скорость, и
он отлепился, упал на спину, но меч не выпустил.
в воздухе: бочки раскатились, ушли из-под ног. Первый убийца бежал в
страхе, но тяжелые бочки, раскатываясь из высокого ряда, набирали скорость
быстро. Второй едва успел вскочить, как огромная бочка сбила с ног и
прокатилась сверху. Томас слышал хруст костей, черепа, страшно хлопнула
лопнувшая, как бычий пузырь грудь, а из-под бочки брызнули струи крови, в
полумраке подвала темные, как деготь.
зверя, какие лежат в зимнее время в замках перед постелями, затем
прокатились другие бочки, громыхая и толкаясь, Томас больше не видел
распростертого тела.
чудища догнали, смяли, скрыли. Бочки трещали, от мощного запаха вин
кружилась голова, Томас чувствовал себя более пьяным, чем когда-либо в
жизни.
слететь с петель. Томас выпустил веревку, упал на пол с воплем:
грязи, с трудом добрался до ступеней. Едва сдвинул засовы, как его
отшвырнуло дверью, он вскрикнул и слетел обратно в винную лужу. В проеме
выросли с оружием в руках сэр Горвель, двое воинов, за ними слышался
визжащий голосок Чачар, а дальше блестели шлемы, латы, обнаженные мечи.
смотрел встревоженно, глаза едва не вылезли из орбит:
совсем, я так не поступал!
складом, если бы не острая нужда...
лопотала, но я не понял, у меня в голове тоже булькает вино, хотя, надо
признаться, мне далеко до тебя, сэр Томас. От тебя разит так, словно ты
выпил бочек сорок...
повреждено. Дали течь, словом... Будешь смеяться, сэр Горвель, но я даже
не лизнул твоего вина...
глаза уходили под лоб, а язык заплетался: если пошел в винный склад, то не
для того же, чтобы говорить о возвышенной любви?
склад, но не находил вразумительного ответа. Объяснение было только одно:
где замешана женщина, логику искать бессмысленно.
окно слабо светила луна, высвечивалась лишь половинка постели, и он уже
прикинул, как ляжет спать, чтобы мертвенный свет не падал на лицо.
фигурках. По спине часто пробегал мороз: куда ни кинь -- везде клин.
Опасность справа и слева, грозит сверху и снизу, смотрит в окно и
подстерегает на лестнице. Знак раздвоенного сердца означает, что беда
грозит еще и близким. А какие у него здесь близкие? Разве что этот нелепый
рыцарь с его благородными замашками... Но тогда вовсе непонятно. Кто
связывает их воедино и желает обоим смерти? Что их вообще может связывать?
деревянные фигурки между пальцами. Что-то застряло между большим и
указательным пальцами -- снова меч, стрела! Очень настойчиво боги
подсказывают, предостерегают. В суматохе дней не всегда уловишь признаки
надвигающейся беды, даже не всегда слышишь голос души, которая все видит,
все слышит, все понимает. Иногда ей удается докричаться во сне, тогда
просыпаешься просветленный: во сне открыл, придумал, изобрел! -- иногда
слышишь утром в полудреме, когда голова чиста, не забита мирскими
заботами, но только волхвы умеют отгораживаться от мира, умеют слушать
душу. Обереги -- простейшие знаки, через которые душа говорит с человеком,
подсказывает, предостерегает...
ложем. Его пальцы все еще перебирали обереги, когда за окном послышался
тихий шорох. В комнате потемнело, будто что-то заслонило окно. Показалось,
что услышал затаенное дыхание, потом звонко щелкнуло. По звуку Олег узнал
стальную тетиву -- стреляли из арбалета. Олег издал короткий стон, слегка
дернул за свисающий край одеяла, толкнул снизу в деревянное ложе. В
комнате тут же посветлело.
готовый к броску швыряльный нож. В толстом изголовье торчала, пробив
одеяло, короткая металлическая стрела. Кончик был с глубокой бороздкой.
Олег взялся за стрелу, еще чувствуя тепло чужой ладони, дернул. Стрела
засела глубоко, погрузилась в дубовое изголовье почти до половины.
Впрочем, силу рук лучника не определишь, когда стреляют из арбалета:
ребенок посылает стрелу с той же силой, что и взрослый. Он мигом оказался
у окна, ухватился за металлические прутья, напрягся. Зашелестела каменная
крошка: прутья, изгибаясь, с легким скрежетом выползали из каменных гнезд.
Во дворе замка стояла тишина, в ночном небе мертво плыла луна с
надгрызенным краем, в сарае мычал скот, за постройками глупо тявкал
молодой пес.
выступы, щели между камнями. Замок Горвеля почти неприступен, на взгляд
франка, но отважный умелец или сорвиголова без особого труда заберется
здесь хоть на крышу. Франкам придется многому научиться на горьком и
кровавом опыте. Сарацинские ассасины умеют намного больше, чем напыщенные
европейские рыцари или простодушные вилланы.
прислушивался. Кто-то невидимый спускается левее, их разделяет выпуклость
башни. Карабкается не очень умело, пыхтит, стучит по камням. Судя по
звукам, он в кольчуге или в легких латах -- явно не сарацин, ассасины
всегда налегке, лишнего не возьмут, франков презирают даже если им служат,
ибо те без двух пудов железа на плечах шагу не ступят. Но если европеец,
то осарациненный -- иначе не рискнет лезть по отвесной стене в глухую
ночь. Сошлется на традиции, добрый англицкий удар с плеча, приплетет
доблесть рыцарей Круглого стола, но не полезет ни за какие пряники.
непроглядную тьму. Луна освещает крыши и верхушки стен, однако
чернильно-темные тени от стен перекрывают весь двор. Одиноким островком
среди моря тьмы блестит верхушка коновязи.
услышал стук сапог по каменной плите. Олег тут же разжал руки, не заботясь
о шуме -- босые пятки не загремят. Сердце сжалось в страхе, когда
перебежал залитый лунным светом клочок двора, торопливо прыгнул головой
вперед в спасательную тень, замер, вслушиваясь. Тяжелые шаги стучали
далеко впереди.
блестело металлом: арбалетчик не оставил дорогое оружие -- механический
лук. Убийца подбежал к внешней стене, окружавшей замок, полез по ней
вверх, перебирая руками и ногами очень быстро, словно паук, бегущий по
нити.
время. Арбалетчик поднимался по веревке, Олегу пришлось карабкаться по
голой поверхности, цепляться за крохотные выступы, трещинки. Когда
арбалетчик на миг затмил звезды над гребнем стены, Олег докарабкался лишь
до середины, а когда сам перевалил через край, снизу из темноты послышался
стук копыт, приглушенное ржание, затем из тени выметнулась лошадь с
всадником в развивающемся плаще, понеслась прочь от замка.
гася скорость. Под ним трещало и хрустело, в голые ноги кололо острым,
словно со стен замка издавна сбрасывали сюда рыбьи и птичьи кости. Топот