женщина.
не знала, а хоть бы и знала - далеко ли уйдешь по таким кручам, да еще с
подвернутой ногой и серым "эскортом" наверху?
дулю", тоже было глупо. Марта с трудом сделала несколько шагов и подобрала
валявшуюся на земле рогульчатую палку. Теперь, опираясь на
импровизированный костыль, двигаться стало не так больно; да и от волков,
в случае чего... Марта не строила иллюзий насчет своих способностей "в
случае чего", но вес палки в руках сразу придал ей толику уверенности.
"Если до сих пор не загрызли, может, и дальше обойдется", - подумалось ей.
просто потому что идти под уклон было легче.
разом исчезли, словно их сдуло порывом сырого промозглого ветра, на
мгновенье в лесу повисла напряженная тишина - и тут же ее располосовал
надвое яростный рык, шум борьбы, треск ломающихся веток... ревущий темный
клубок кубарем скатился в овраг в нескольких шагах от Марты и заметался,
вспенивая воду, брызжа пригоршнями грязи, сплетая в смертельном объятии
гибкие поджарые тела. Марте даже сгоряча показалось, что один из двух
дерущихся волков и не серый вовсе, а почти белый...
перехватывая свою палку и перенося вес тела на здоровую ногу. Один удар у
нее будет - остальные волки, похоже, дали деру, когда их вожак и этот
седой пришелец стали выяснять свои отношения, сцепившись не на жизнь, а на
смерть; значит, если успеть добить того, что выживет...
раз дернулся и распался. Седой волк поднялся, брезгливо отряхнулся и
бросил торжествующий взгляд на своего мертвого противника.
все четыре лапы и бросившись на чуть замешкавшегося седого волка.
словно понимая, что скоро его обладатель может остаться и вовсе без ушей.
бесполезна. Перед ней снова катался бешено рычащий ком, и оставалось
только с замиранием сердца ждать исхода, кусая губы от бессилия.
минуты, как Марта увидела прижатого к земле Джоша и седого волка, в
буквальном смысле взявшего за горло ее неудачливого возлюбленного. Волк
медлил сжимать страшные клыки, ворча и испытующе косясь на Марту, на
занесенную над головой женщины палку; потом зверь осторожно отпустил горло
Джоша и неспешно отошел назад.
но не верить своим глазам она тоже не могла. Седой волк, только что без
сожаления загрызший вожака напавшей на них стаи, пощадил собаку! И, судя
по его поведению, отнюдь не собирался нападать на нее, Марту.
доковылял до Марты и без сил повалился в грязь рядом с ней, опасливо глядя
на рассматривавшего их седого волка.
ты.
оскалился, но, скорее всего, это ей только померещилось.
в сумерках.
которого недавно скатились седой волк и он. Видимо, в том направлении и
находилась оставленная ими дорога.
меня... Поищи-ка лучше место, где бы нам ночь пересидеть - по светлому,
авось, выберемся!..
по дну оврага. Опираясь на палку, Марта медленно побрела следом.
оскальзывалась на размокшей глине, а потом овраг резко свернул вправо - и,
выйдя из-за поворота, женщина и собака сразу увидели огонь.
поперек него валялся полусгнивший трухлявый ствол - и в тридцати шагах за
ним, совсем недалеко, горел чей-то костер.
удовольствия, истекая густым сизым дымом. Смолистый аромат пропитывал все
вокруг, на одинокой поляне света и тепла, невесть как образовавшейся в
ночном лесу, царил тихий уют - и Марте, что стояла, привалившись к
шершавой коре бука-великана на самой границе высвеченного круга, все это
показалось ужасно смешным. Она даже чуть было не расхохоталась, и упавший
рядом Джош перестал зализывать раны и озабоченно глянул на женщину.
убитого гайдука, после хрипа, рычания и сумасшедшей погони по дну оврага,
после руки Костлявой на самом плече и оскаленной пасти Седого на горле
Джоша... после всего этого стоять, стараясь не наступать на распухшую
ногу, и думать: опасен человек у костра или нет?
забраться в карманы чужой души без прикосновения к телу хозяина.
плечи, плотное, крепко сбитое туловище, косматая нечесаная голова; а когда
она послушно подошла сбоку и увидела зеленые огоньки, на миг вспыхнувшие в
глубоко посаженных глазках при виде ковыляющего Молчальника - сомнениям не
осталось места.
костра и протягивая к огню руки; и, помолчав, добавила:
и в отблесках костра сразу стало заметно то, что днем прятал слишком яркий
солнечный свет: серебряные нити, пронизывающие гущу прядей.
сильные корявые пальцы плотно обхватили щиколотку. Женщина охнула,
валявшийся неподалеку Молчальник встревоженно поднял голову, но боль почти
сразу отпустила, быстрые прикосновения разгоняли опухоль в разные стороны,
расслабившейся Марте внезапно захотелось спать... но в эту самую минуту
сын мельника прекратил разминать пострадавшую ногу, и заметно ослабевшая
боль все-таки вернулась.
разминая пальцы и несколько раз встряхивая своими лапищами, словно
сбрасывая капли воды. - Цело все...
Зачем отпустил Джоша? Зачем разжег костер?"
уставился перед собой. - Ох и дура... Тебе радоваться надо, плакать от
счастья, а ты с вопросами лезешь! Не один тебе, что ли, хрен, почему жива
осталась?! Доживешь до утра - удача, до корчмы Габершляговой доберешься -
радость, вовсе из наших краев исчезнешь - до конца дней праздника
хватит... У ночного костра правды не ищут, у него спят или сказки до утра
сказывают! Поняла?
или слушать сказки. А сын мельника, похоже, не шутил: он прижмурил свои
зеленые глаза, откашлялся, словно пробуя голос...
звался, Стахом Топором. Присловье в их семье гуляло: "У нас что ни Топор,
то топор!" Мельница у них была старая, еще прадедовская, но работящая -
народ отовсюду валом валил. Кто зерно вез, кто за мучицей, а кто и так, -
с Гаркловскими Топорами нужным словом перекинуться. Знали люди: дождя
второй месяц нет, корова отелиться не может, муж или там не муж любить не
хочет, на сторону косится, дите неразумное гнилым грибом объелось - иди на
мельницу. Да не так просто иди, а с поклоном, с горшком топленого маслица,
с козлячьей спинкой копченой, с монеткой серебряной... хмыкнет старший
Топор в бороду, почешет в затылке и уйдет молча в клеть. Тогда жди: кивнет
Топор вернувшись - твое счастье, начнет лоб морщить да отмалчиваться - иди
домой, жди от судьбы кукиша!
заявились. Гори, колдовское гнездо! Так Топоры в топоры, подмастерья в
жерди, а там сухосадцы смотрят: из трех окрестных сел толпа валом валит.
Кто с чем, и все по голове норовят. Своих, мол, палите, сколько влезет, а
наших не трожь! Сухосадцы уж и бродячего монаха вперед выдвинули, тот
крестным знамением на мельницу, а старший Топор шире монашьего крестится и