представлял, как связывающие нас служебные отношения и личные чувства -
нечто совершенно нематериальное - могли растянуться на несколько сот тысяч
километров. Но самым странным было то, что на это же немыслимое расстояние
удлинились и воспоминания, связывающие меня с детством.
стоявшей на обочине шоссе. Большую часть своего времени я проводил в седле
велосипеда, и за день иногда проезжал километров по тридцать-сорок.
Велосипед был плохо отрегулирован - руль был слишком низким, и мне
приходилось сильно сгибаться над ним - так, как в луноходе. И вот теперь,
из-за того, наверно, что мое тело надолго приняло эту же позу, со мной
стали случаться легкие галлюцинации. Я как-то забывался, засыпал наяву - в
темноте это было особенно просто, - и мне чудилось, что я вижу под собой
тень на уносящемся назад асфальте, вижу белый разделительный пунктир в
центре шоссе и вдыхаю пахнущий бензиновым перегаром воздух. Мне начинало
казаться, что я слышу рев проносящихся мимо грузовиков и шуршание шин об
асфальт - и только очередной сеанс связи приводил меня в чувство. Но потом
я снова выпадал из лунной реальности, переносился на подмосковное шоссе и
понимал, как много для меня значили проведенные там часы.
декламировать стихи про Луну. Я не знал, как повежливей попросить его
остановиться, но вдруг он стал читать стихотворение, которое с первых
строк показалось мне фотографией моей души.
какая-нибудь мысль. Правда, расскажи.
велосипеде катался. Очень похоже было. И до сих пор не пойму - ведь вроде
ехал на велосипеде, еще руль был такой низкий, и вроде впереди светло
было, и ветер свежий-свежий...
хотя так уверяли через каждые две минуты.
Перехват, - заговорил парящий над рабочим полднем далекой России женский
голос, - двое из них, Иван Плахута и Василий Плахута, служат сейчас в
армии, в танковых войсках МВД. Они просят передать для их матери шуточную
песню "Самовар". Выполняем вашу просьбу, ребята. Мария Ивановна, для вас
сегодня поет народный балагур СССР Артем Плахута, который откликнулся на
нашу просьбу с тем большим удовольствием, что сам за восемь лет до братьев
демобилизовался старшим сержантом.
чувства голос, напирая на букву "р", как на соседа по автобусу, запел:
димина седая голова и корова с обложки "Atom Heart Mother", и по моей
спине прошла холодная медленная дрожь. Минуту или две я выжидал, а потом,
решив, что песня уже кончилась, повернул черную ручку. Секунду было тихо,
а потом притаившийся на секунду баритон грянул мне в лицо:
ведущая:
делает возможной их небесную вахту. Для них сегодня...
как под лед, и опять стал слышать только через несколько минут, когда
тяжелый хор далеких басов уже клал последние кирпичи в монументальное
здание новой песни. Но несмотря на то, что я полностью отключился от
реальности, я автоматически продолжал давить на педали, сильно отводя в
сторону правое колено - так меньше чувствовалась мозоль, которую мне успел
натереть унт.
может где-нибудь оказаться - на призрачном подмосковном шоссе, и
несуществующие асфальт, листва и солнце перед моими закрытыми глазами
делались так реальны для меня, словно я действительно мчался под уклон на
своей любимой второй скорости; если, забыв про Zabriskie Point, до
которого оставалось совсем немного, я все-таки бывал иногда несколько
секунд счастлив, - не значило ли это, что уже тогда, в детстве, когда я
был просто неотделившейся частью погруженного в летнее счастье мира, когда
я действительно мчался на своем велосипеде вперед по асфальтовой полосе,
навстречу ветру и солнцу, совершенно не интересуясь тем, что ждет меня
впереди, - не значило ли это, что уже тогда я на самом деле катил по
черной и мертвой поверхности Луны, видя только то, что проникало внутрь
сознания сквозь кривые глазки сгущающегося вокруг меня лунохода?
Распутиным во главе, который копируется и фотографируется не только
большими группами коллективных пропагандистов и агитаторов, но и
коллективными организаторами, различающимися по их месту в исторически
сложившейся системе использования аэропланов против нужд и бедствий низко
летящей конницы, которая умирает, загнивает, но так же неисчерпаема, как
нам реорганизовать Рабкрин."
остробороденьким профилем и полукруглое слово "ЛЕНИН", обрамленное двумя
оливковыми ветвями из фольги. Я часто проходил мимо этого места, но вокруг
всегда были люди, а при них я не решался подойти ближе. Я внимательно
оглядел всю конструкцию: это был довольно большой, в метр высотой,
планшет, обтянутый малиновым бархатом. Он висел на стене на двух петлях, а
с другой стороны удерживался вплотную к стене небольшим крючком. Я
огляделся. Еще не кончился тихий час, и в коридоре никого не было. Я
подошел к окну - идущая к столовой аллея была пуста, только из дальнего ее
конца в мою сторону медленно ползли два лунохода, в которых я узнал
вожатых Юру и Лену. Стояла тишина, только с первого этажа доносилось тихое
постукивание шарика о теннисный стол - мысль о том, что кто-то имеет право
играть в настольный теннис во время тихого часа, наполнила меня
меланхолией. Откинув крючок, я потянул планшет на себя. Открылся квадрат
стены, в центре которого был выключатель, выкрашенный золотой краской.
Чувствуя, как у меня все сильнее сосет под ложечкой, я протянул руку и
перещелкнул его вверх.
почувствовал, что совершил с окружающим миром и самим собой что-то
страшное. Гудок прозвучал опять, громче, и вдруг выяснилось, что
выключатель, открытая малиновая дверца и весь коридор, где я стою - все
это ненастоящее, потому что на самом деле я вовсе не стою у стены с
выключателем, а сижу в скрюченной и неудобной позе в каком-то крайне
тесном месте. Прогудело еще раз, и вокруг меня за несколько секунд
сгустился луноход. Еще гудок, и в моем сознании сверкнула мысль о том, что
вчера, перед тем, как склонить голову на руль, я довел красную линию на
карте точно до черного кружка с надписью "Zabriskie Point".
Халмурадова.
совершенно не обиделся.
совместного полета договариваться. Пхадзер Владиленович тебе привет
передает, жалел очень, что попрощаться не успел - в последний момент все
Самойлова Елена
Суворов Виктор
Сертаков Виталий
Суворов Виктор
Пехов Алексей
Плотников Александр