прикрывали глаза ладонью. Они ожидали великанов, рыкающих львов, а здесь к
людям подступало нечто невообразимое, не укладывающееся в голове. Они
перешли границу, за которой любые человеческие представления не значили
ничего.
видел во сне на берегу Евфрата. Так и есть, ангелы-хранители предупреждали
его, что на горе Хуррум придется собрать в кулак все отпущенное ему
небесами мужество. Когда жгут стал приближаться к людям, Большой поднял
топор и прокричал боевой клич. Широкий плоский квадрат меди ослепительно
вспыхнул отраженным светом солнца. Может быть потому, что сила богов была
близка к горе Хуррум, а, может благодаря колдунам-кузнецам Тибире и
Симугу, специально выковавшим этот топор для владыки Урука, отраженный
солнечный свет не исчез. Он превратился в юношу с лапами льва. Ловкий, как
красный хозяин степей, он прыгнул на сияющую тьму. Детище Хувавы охватило
его черными кольцами, а тот рвал когтями мертвенные змеиные объятия.
Гильгамеш и Энкиду бросились вперед. Взмахивая топором, Большой не мог
понять, где он - здесь, снаружи отсекает от жгута длинные кипящие пласты,
или же там, внутри, юношей-львом распарывает сияющую смертью плоть.
болезненные багровые пятна. Но он рвал, рубил, мял тьму - и вот что-то
хрустнуло под его лапами, порвалось от удара гигантского топора. Высокий,
закладывающий уши вой вознесся к небесам, и змея исчезла. Вместе с ней
исчез юноша-лев. Запыхавшиеся, пораненные стояли Гильгамеш и Энкиду, а
перед ними лежал переломленный пополам кедр. Черный сок бежал из места
слома, но могучие ветви все еще тянулись к людям.
Сопровождаемые все более глухими стонами, послышались удары топоров. С
грузным хрустом отчленялись страшные ветви великана, а Гильгамеш и Энкиду
пошли вверх по дороге.
топор, и из солнечного света прянула бирюзовая искристая змея. Зев ее был
больше львиной пасти, острый, раздвоенный как рыбацкая острога, язык
беспрерывно метался взад-вперед. С изогнутых, словно серп судьи-Солнца,
клыков капала шипящая ядовитая слюна.
друга, сцепились, скрутились в огромный клубок, принялись бить хвостами,
снося кусты олеандра, росшие рядом с дорогой. Гильгамеш шагнул вперед и
слился с солнечной змеей, он снова кусал, давил, рубил белесую тьму, рубил
до последнего хруста, до воя, чтобы увидеть сломленный пополам кедр.
на помощь Большому один из солнечных ветров. После юноши-льва и бирюзовой
змеи из топора выпрыгивали ящер с двузубым шипом на хвосте, огненный шар,
гигантская многоножка, ястреб с кривым клювом и могучими когтями, наконец
- оранжевый, переливающийся светом, словно бык во сне Гильгамеша,
скорпион.
Гильгамеша болело, чем дальше, тем труднее было ему ступать по скользкой
стеклистой дороге. Шедший рядом с ним Энкиду тяжело дышал и опирался на
палицу. Они остановились в десятке шагов от чудовищного древа, венчавшего
гору. Все вокруг них волновалось - деревья, кустарник; саму гору,
казалось, колебали подземные бури.
могло бы выйти не менее десятка воинов. - Уту привел нас к тебе, Хувава.
Мы поразили твои лучи смерти, мы содрали с тебя семь одежд. Хватит
прятаться за безжизненные горы, хватит подставлять вместо себя кедры.
Выходи, покажись, какой ты есть!
братьев. С визгом и ревом темнота вылилась в движение, и хозяин горы
Хуррум выскочил на свет. Ростом не больше Гильгамеша, он передвигался как
онагр, у которого из плеч выросло человечье туловище. Задние лапы Хувавы
были лапами пантеры, коричневый пантерий хвост раздраженно хлестал по
поджарым бокам. Зато передние ноги были ногами онагра, над ними начинался
новый живот, а затем - человеческий торс и голова старца, увенчанная
львиной гривой. Несмотря на непропорциональность сложения, Хувава
передвигался ловко и с явной сноровкой сжимал в руках оружие: длинный
острый зуб-кинжал и сеть, вроде той, с которой птицеловы подкрадываются к
гнездовьям.
менялись, он походил на всех старцев, которых Большой видел, разом.
Казалось, будто Хувава прячет себя за множеством масок. Однако даже сквозь
них ясно ощущались мука, боль, ярость загнанного в угол зверя, обуревавшие
хозяина бессмертной горы.
Уходите отсюда, не трожьте моего леса, и я сниму проклятье. Негоже
человеку врываться в заповедные места богов!
Большой.
Сдается мне, ты потерял самое свое лучшее оружие. Что сила горы Хуррум в
сравнении с мощью Уту!
божественный порядок!
Остановись, чтобы позже не пожалеть о своей гордыне!
пожрет тебя! Убей Хуваву, Солнце взирает на нас!
покоя на земле!.. Хорошо, я не сниму с вас проклятья. Умрем вместе!
она хлестнула по ногам, степной человек упал и скатился на несколько шагов
вниз по дороге. Большой рубанул по сети топором, но та была крепче меди.
Звякнув, топор едва не вырвался из его рук.
полугалопом бросился к Энкиду. Одной рукой он сорвал с шеи мохнатого брата
Гильгамеша ожерелье-талисман, другую же, сжимающую длинный зуб, взметнул
над лицом степного человека.
топор вонзился в плечо Хувавы. Рука, сжимающая кинжал, упала на стеклистый
камень. Из разрубленного плеча хлынула кровь такая же черная, что и в
жилах кедров. Хувава взвыл - совсем как семь его лучей в предсмертный миг.
Энкиду поднялся на ноги и его палица сокрушила ребра демона. Гильгамеш,
выхватив из-за пояса нож, одним прыжком оседлал воющее тело Хувавы и
дважды вонзил оружие в покрытый рыжей шерстью затылок.
раздался грохот, подобный многократно усиленному раскату грома.
криком бросились вниз по дороге. Энкиду схватил старшего брата за руку,
рывком стащил его с застывшего в окоченении смерти демона и повлек за
собой в сторону, в заросли олеандра и кедров.
усталость, братья успели ускользнуть из-под гигантской тени, накрывшей
было их. Раздался оглушительный удар - и все стихло.
на земное основание - как любая другая гора. Словно не слышавшие ужасных
звуков, сопровождавших смерть Хувавы, подали голос птицы. Величественные
кедры утратили всю свою злобу. Они остались так же прекрасны, но ни капли
ужаса не испытывали люди, глядя на них. Откуда-то снизу доносились
возбужденные, радостные крики служителей Кулаба. Вместо боли и усталости
грудь братьев наполнил покой.
его сетью, кинжалом, вместе с топором Гильгамеша и ожерельем Нинсун.
Большой. - Каждая вещь служит для какого-то одного, определенного дела.
слабее и слабее - поднимался черный пар. На Гильгамеша еще раз пахнуло
смертью.
чудиться этот запах!
гигантским кедром. Рот его был раскрыт так же, как в тот день, когда
Шамхат впервые показала ему танец Инанны.
горой Хуррум лежала глубокая долина, дальше поднимался еще один хребет,
пониже того, что они одолели, а еще дальше братья видели великую голубую
зелень - сливающееся с небом Закатное море.
Созданный Энки, какую дорогу мы проложили!