Чтение 19–й страницы книги ~Вторжение в Персей~

Я не спешил обнародовать свои соображения и сказал только:

- Принципы, вызвавшие войну с разрушителями, остаются обязательными
для нас и в плену. Лишь на их основе возможно соглашение.

После этого я сообщил Орлану, что согласен на встречу.

У выхода мне встретился Лусин, возвращавшийся от своих крылатых
друзей. Лусин еще не знал об Андре и сразу не обратил внимания на
старческую фигурку, склонившуюся на нарах, но до меня донеслось тоскливое
бормотанье: "Серенький козлик, серенький козлик..."

Выходя, я услышал звонкий возглас Астра:

- Скорей возвращайся, отец!

Я улыбнулся ему.

Великий разрушитель был еще больше похож на человека, чем Орлан, а
еще менее "человечен", чем тот.

Он был, прежде всего, огромен, почти четырех метров роста, но то, что
делало Орлана подобным призраку, во властителе было рельефней.

Непропорционально маленькая голова гнездилась на непропорционально
длинной шее. На голове сверкали огромные глаза, жадно распахивался и
прикрывался огромный рот. И оттого, что лицо властителя тоже было
безносым, оно казалось скорее змеиной мордой, а не лицом. "Не образ, а
образина человека", - сформулировал я впечатление от облика властителя.

Он смотрел на меня светящимися глазами. Это не метафора - из глазниц
исторгался трассирующий свет: он оконтуривал меня фосфоресцирующими
глазами. Я сперва сравнил его с Орланом, у того окраска кожи показывала
настроение. Властитель старался пугать собеседников, для этого, возможно,
сверкание глаз подходило больше, чем озаренность лица.

Властитель тяжко восседал на помосте вроде трона. Для меня сиденья
приготовлено не было. Я опустился на пол и скрестил ноги. В обширном зале
мы были вдвоем.

- Ты знаешь, что я хочу предложить вам союз? - не то спросил, не то
установил Великий разрушитель. Он разговаривал сносным человеческим
языком.

- Знаю, - ответил я, - но, прежде чем говорить о союзе, я должен
задать несколько вопросов.

- Задавай. - Он, как и Орлан, не признавал нашего вежливого обращения
на "вы".

Я подчеркивал холодным "вы", что дружественности между нами нет.

- Вы похожи на человека и говорите по-человечески. Но мы даже
отдаленно не родня.

- Я принимаю любой облик, какой захочу, лишь бы он был биологически
возможен. Я облекся в человекоподобие, чтоб тебе было удобнее.

- Я предпочел бы ваш естественный вид. Мне было бы приятней, если бы
вы меньше походили на меня.

Он разъяснил, что смена образа - дело хитрое. Изготовление новой
оболочки требует немалого времени. И вообще он не злоупотребляет своей
свободой трансформации.

Про себя я порадовался: если смена облика непроста даже для
властителя, то появление псевдолюдей среди нас в ближайшее время не
грозит.

Было несколько мелочей, смущавших меня, и раньше, чем переходить к
основному, я коснулся их:

- Наш звездолет был глухо задраен, но Орлан появился в нем. Как он
это сумел?

- Появился не он, а его изображение, сфокусированное в звездолет.
Разве вы не применяете передачу изображений?

- Применяем - в видеостолбах. Но там силуэта-картинки... Осима же
разбил пальцы об изображение Орлана.

- Вы, очевидно, передаете только оптические характеристики, а мы и
другие свойства - твердость, теплоту, даже электрическую напряженность.
Все очень просто.

Я должен был признать - да, просто.

- Есть еще вопросы?

- И вопросы и разъяснения.

Я сообщил, что облечен властью для войны, но не для союза. Если он
собирается затрагивать проблемы, интересующие все человечество, то во
всяком случае та часть человечества, что находится неподалеку, то есть все
мои товарищи, должна участвовать в обсуждении. Он возразил: если
транслировать нашу беседу, его подданные тоже услышат ее. Мне это
безразлично, сказал я. Он заметил, что я разговариваю тоном победителя, а
не побежденного. Я указал, что нужно различать разговоры и переговоры:
разговаривает он со своими пленными, но в переговоры вступает со всем
человечеством - стало быть, нужно ему привыкать к тону, который свободное
человечество изберет для переговоров. Он объявил, что для начала
удовольствуется соглашением со мной, а не со всем человечеством. Я
поинтересовался, имеет ли он в виду одного меня или с товарищами. Он имел
в виду всех нас. В таком случае, без информации, передаваемой всем, не
обойтись, стоял я на своем. Ему внове был такой дерзкий тон. Не худо
приучаться к любому тону, повторил я, и можно начать с меня. Уже не один
пленник представал перед ним - и у всех тряслись поджилки, ибо он волен в
их жизни и смерти. У меня, возможно, тоже трясутся поджилки, но волен он
лишь в физическом моем существовании, а не в помыслах и желаниях,
добивается же он того, чтоб мы возжелали дружбы с ним, трясущиеся поджилки
вряд ли способствуют таким желаниям.

И вообще - мучить пленников он способен, ограничиваясь своими
обычаями и на своем языке, но завоевать их дружбу надо на их языке и
согласно их обычаям.

После этого я отказался от дальнейшего разговора и замолчал,
вызывающе глядя на него.

Он тоже молчал - и немалое время. Я имел возможность убедиться, что
старинное выражение "глаза его метали молнии" - отнюдь не гипербола.
Впечатление было такое, будто меня ослепляют вспышками прожекторов.

- Хорошо, пусть наша беседа транслируется, - сказал он потом. - Но
если мы не договоримся, я должен буду показать своим подданным, как
расправлюсь с упрямцами.

- Я отдаю себе в этом отчет, - сказал я спокойно. Я очень волновался.

В ту же минуту дешифратор донес ко мне возбужденные голоса друзей.
Они, позабыв об осторожности, не мыслями, а словами обсуждали мое
положение. Я прервал их разноголосый хор приглашением послушать мою беседу
с Великим разрушителем. Наступило удивленное молчание, потом Ромеро
торжественно проговорил одну из своих любимых напыщенных фраз: "Начинайте,
адмирал, мы все превратились в слух".

Еще я услышал смятенное восклицание Лусина: "Какой ужас, Эли, какой
ужас!" - я понял, что оно относится не ко мне, а к Андре.

- Приступим? - предложил Великий разрушитель.

Голос его гремел угрожающе. Приняв человеческий облик, он не усвоил
человеческого обхождения. Для дружеских переговоров такой зычный рев был,
по меньшей мере, нетактичен.

Он признавал наши успехи. Внешне мы похожи на старых его противников,
галактов. Разрушители, столкнувшиеся с нами в Плеядах, так и докладывали
на базу: "Видим галактов, возьмем их в плен". Война с галактами, длившаяся
бездну времени, подошла к завершению. Галакты блокированы на оставшихся у
них планетах. Вся их надежда ныне на то, что их оставят в покое, -
напрасная надежда, он объявляет это твердо.

Но люди оказались неожиданно иными. Они сумели рассеять в Плеядах
флот разрушителей, а в Персее взорвали одну из мощно оснащенных планет.
Ему, Великому разрушителю, пришлось запретить своим кораблям выход на
галактические дороги, захваченные людьми.

Зато тем прочнее он укрепился в своем звездном скоплении. Здесь его
мощь опирается на шесть первоклассных крепостных планет, оснащенных
сверхмощными механизмами для искривления внутреннего звездного
пространства. Нет в мире силы, способной прорвать воздвигнутую им ограду.

- Мы ее, однако, взорвали, - возразил я. - Я говорю о полете трех
наших кораблей.

- Вам повезло: в момент вторжения вдруг ослабели защитные механизмы
Третьей планеты. Больше это не повторится.

- Если вы не хотели нашего вторжения, то почему же не выпустили нас
обратно? - немедленно поинтересовался я.

Он прогремел:

- К переговорам это отношения не имеет. Важно, что вы захвачены нами,
а не победили нас.

Что мы захвачены, я отрицать не мог.

Великий разрушитель повторил, что кое в чем мы превзошли
разрушителей, зато многое у нас несовершенно, словно мы на заре
цивилизации. Если обе наши звездные цивилизации объединятся, ничто не
сможет им противостоять.

Меня поразило, до чего ограничено его мышление.

- Так уж ничто? Зловреды... виноват, разрушители владеют маленьким
районом Галактики, звездные владения людей и того меньше. Не смело ли
говорить о всеобщем владычестве?

Ответ Великого разрушителя был так неожидан, что я сразу не оценил
его значительности.