судьбы, использовалась прямая ложь и клеветнические измышления. Целью их
было дестабилизировать положение в городе - с тем, чтобы в обстановке
разброда и хаоса реализовать свои политические устремления. Надо честно
признать, что в определенной мере это им удалось. В частности, так
называемая "эвакуация", при которой пострадали десятки и сотни мирных
людей, явилась прямым следствием злонамеренно сфабрикованной информации о
якобы неизлечимой болезни, захватившей в последние дни обширные слои
населения. Как известно, в действительности никакой неизлечимой болезни
нет.
глядел в зал. Зал как будто вымер. Я не слышал ни единого звука. Только
председательствующий по-прежнему равномерно кивал, видимо, одобряя и
соглашаясь со сказанным.
генерал Сечко. Городское управление внутренних дел и сотрудники Комитета
государственной безопасности неоднократно беседовали с представителями
различных группировок и предупреждали их о недопустимости действий,
угрожающих жизни и благополучию советских граждан. Им было предложено
прекратить враждебную агитацию и перейти к деловому конструктивному
сотрудничеству с городскими властями. Однако, одержимые личными амбициями,
лидеры антисоветских формирований продолжали свою разрушительную
деятельность. Более того, они встали на путь прямого, злостного нарушения
законов нашего государства. Ими был совершен ряд диверсионных актов на
важнейших объектах городского хозяйства, предпринято наглое бандитское
нападение на горисполком, в результате чего имеются человеческие жертвы,
организовано несколько покушений на представителей городских властей.
Совершенно естественно, что в этих условиях Городским управлением
внутренних дел и сотрудниками Комитета государственной безопасности был
вынужденно предпринят ряд ответных мер...
длиться долго, потому что, как выстрел, ударило откидное сиденье, и я
увидел, что Леня Куриц идет по проходу - не скрываясь, прижимая к груди
фолиант. И сейчас же ударило еще одно откидное сиденье, и еще одно, и еще.
Казалось, уходил весь зал. Я даже зажмурился. Впрочем, когда я открыл
глаза, то понял, что ошибаюсь. На самом деле уходили человек пять или
шесть - мертвенно-бледные, в напряженной тишине. Кажется, это были те, кто
прошел через Карантин. Точно не знаю. Я разозлился. Что они собирались
этим доказать? Что заместитель военного коменданта города
генерал-лейтенант Сечко - врет? Это и так всем известно. Или что -
порядочные люди не могут находиться с ним в одном зале? Но тогда
порядочные люди вообще должны сидеть по домам. Или, может быть, они
надеялись таким образом что-нибудь изменить? Ну, это - просто несерьезно.
В общем, глупая, ребяческая демонстрация. Я догадывался, что злюсь я не
столько на них, сколько на себя самого. Мне, наверное, тоже следовало
встать и уйти отсюда. Но не хватало смелости. Только минут через десять,
когда возникла довольно вялая дискуссия между представителем Санитарного
отдела, требовавшим немедленной эвакуации города, и флегматичным
председательствующим, который снисходительно повторял: Нам этого никто не
позволит... - воспользовавшись некоторым оживлением в зале, я выскользнул
наружу. Участвовать в дискуссии я не намеревался.
Он сидел на кожаном диване для посетителей и очень осторожно лезвием
бритвы вырезал страницу из своего фолианта. Он был так увлечен этим
занятием, что высунул кончик языка и совсем не обращал внимания на Лелю,
которая прильнула к нему - обнимая, целуя в ухо и шепча, по-видимому,
что-то интимное.
кивнула в сторону стола, заваленного бумагами:
линией санитарного контроля. Письмо было от жены. Она сообщала, что все в
порядке. Доехали они хорошо. Устроились также - более-менее. Скоро она
выйдет на работу. Близнецы здоровы. Все у них есть. Беспокоятся только
из-за отсутствия вестей.
страницу и теперь разглядывал ее со всех сторон - щурясь и цыкая зубом от
удовольствия.
- Кстати, ты уверен, что это было именно сердце? Ну - которое холодное и
сокращалось?..
однообразные гудки. К аппарату никто не подходил. Впрочем, это еще ничего
не значило. Могла быть отключена вся линия.
женщина. Охрана ее остановила: нет пропуска, но она просила передать, что
будет ждать.
Сердце у меня бешено заколотилось. - Куда ты?!.. - крикнул Куриц. На
секунду я задержался в дверях: Включай тревогу!.. Вызови дежурное
подразделение!..
глаза я заметил, что Леля, полусогнувшись над пультом, быстро-быстро
нажимает какие-то кнопки, а подброшенный с дивана Куриц выпускает из рук
фолиант, и толстенная черная книга переворачивается, как в невесомости.
как в невесомости, очень медленно выплывал из-за барьера офицер с
нарукавной повязкой. Тяжелые дубовые двери отворились. Хлынуло солнце.
Площадь была пустынна. Только Исаакиевский собор громадой возвышался над
ней.
приткнувшихся легковушек выделялся своей массивностью зеленый военный
фургон, а слева трое рослых охранников, поднимая приклады, препирались с
вальяжным осанистым человеком, одетым в роскошный камзол, рядом
пофыркивала горячая лошадь. Значит, "мумия". Забрел не в свой сектор. Но,
вообще говоря, они уже не препирались, а, разинув рты, смотрели на здание
горисполкома. И вальяжный человек, по-моему, пытался креститься. За
цветастым поясом у него был заткнут огромный вычурный пистолет. Больше я
никого не увидел и поэтому на какое-то мгновение облегченно вздохнул. Но
всего лишь - на одно мгновение. Потому что уже в следующий момент из-за
выступа военного фургона появилась Маргарита и, размахивая рукой,
устремилась ко мне.
болезненно сжалось. И действительно, из круглого сквера посередине
площади, из-за памятника, вздымающегося над бордюром кустов, тут же
выскочили двое парней в комбинезонах и точно так же устремились ко мне,
вытягивая перед собой сцепленные в единый кулак ладони.
вдруг умолкла. Но зато из окон первого этажа навстречу бегущим
выплеснулась короткая пулеметная очередь. Судя по всему, палила охрана. И
еще одна очередь хлестнула откуда-то с чердака.
взвизгнувшей по тверди асфальта пулеметной чертой.
именно по мне. Но я этого как-то не сообразил, а напротив - метнулся в
сторону Маргариты. Я, по-видимому, намеревался ее защитить. Правда, не
представляю, каким образом. Я вообще очень плохо что-либо себе
представлял. Однако это мое намерение было явной ошибкой.
вальяжный осанистый человек, находившийся рядом с охранниками, вдруг
достал из-за пояса свой доисторический пистолет и, не целясь, выстрелил по
направлению к памятнику. Эффект был жуткий. Словно выстрелила мортира.
Грянул гром, и все заволокло пороховыми клубами. А когда они рассеялись,
отнесенные ветром, то я увидел, что один из боевиков лежит, а второй
приседает и пятится обратно к скверу. И туда же, пригнувшись, бегут
солдаты от горисполкома.
меня, вдруг остолбенела - будто налетев на невидимую стенку - сделала еще
один неуверенный шаг, колени се подломились, и она очень мягко повалилась
на асфальт, раскидав в неестественной позе руки и ноги.
мною что-то случилось. Мне, наверное, надо было подойти к ней, но я не
мог. Меня толкали, а я не отодвигался в сторону. Я только смотрел, как она
лежит, и как возникшие откуда-то санитары переворачивают ее, и как старший
из них безнадежно машет рукой, и как они несут ее на носилках к кремовому
медицинскому автомобильчику.