Чтение 19–й страницы книги ~Пьер и Жан~

Стало быть, она поняла, что он догадался или, по крайней мере, подоз-
ревает!

- А ну-ка, покажи мне, - сказал Ролан.

Пьер протянул отцу миниатюру, и тот, придвинув свечу, стал разгляды-
вать ее, потом проговорил растроганно:

- Бедняга! Подумать только, что он был таким, когда мы с ним познако-
мились. Черт возьми, как быстро летит время! Ничего не скажешь, в ту по-
ру он был красивый мужчина и с такими приятными манерами. Правда, Луиза?

Так как жена не отвечала, он продолжал:

- И какой ровный характер! Никогда я не видал его в плохом настрое-
нии. И вот все кончено, ничего от него не осталось... кроме того, что он
завещал Жану. Что ж, не грех будет сказать, что он был добрым и верным
другом до конца. Даже умирая, он не забыл нас.

Жан, в свою очередь, протянул руку за портретом. С минуту он рассмат-
ривал его и потом промолвил с сожалением:

- А я совсем не узнаю его. Я помню его только седым стариком.

И он вернул миниатюру матери. Она бросила на нее быстрый, как будто
испуганный взгляд и тотчас отвела глаза; потом сказала своим обычным
ровным голосом:

- Теперь это принадлежит тебе, Жано: ты его наследник. Мы отнесем
портрет на твою новую квартиру.

И так как все перешли в гостиную, она поставила миниатюру на камин,
около часов, на прежнее ее место.

Ролан набивал трубку, Пьер и Жан закуривали папиросы. Обычно один из
них курил, расхаживая по комнате, другой - сидя в кресле, положив ногу
на ногу. Отец же всегда садился верхом на стул и ловко сплевывал издали
в камин.

Госпожа Ролан в низком креслице, у столика с лампой, вышивала, вязала
или метила белье.

В этот вечер она начала вышивать коврик для спальни Жана. Это была
трудная и сложная работа, требующая, особенно вначале, пристального вни-
мания. Все же время от времени, не переставая считать стежки, она подни-
мала глаза и поспешно, украдкой, бросала взгляд на прислоненный к часам
портрет покойного. И Пьер, который с папиросой в зубах, заложив руки за
спину, ходил по комнате, меряя четырьмя-пятью шагами тесную гостиную,
каждый раз перехватывал этот взгляд матери.

По всей видимости, они следили друг за другом, между ними завязалась
тайная борьба, и щемящая тоска, тоска невыносимая, сжимала сердце Пьера.
Истерзанный сам, он не без злорадства говорил себе: "Как она сейчас
должна страдать, если знает, что я разгадал ее!" И каждый раз, проходя
мимо камина, он останавливался и смотрел на светловолосую голову Мареша-
ля, чтобы ясно было видно, что его преследует какая-то неотвязная мысль
И маленький портрет, меньше ладони, казался живым, злобным, опасным нед-
ругом, внезапно вторгшимся в этот дом, в эту семью.

Вдруг зазвенел колокольчик у входной двери. Г-жа Ролан, всегда такая
спокойная, вздрогнула, и Пьер понял, до чего напряжены ее нервы.

- Это, наверно, госпожа Роземильи, - сказала она, снова бросив тре-
вожный взгляд на камин.

Пьер угадал или полагал, что угадал, причину ее страха и волнения
Взор у женщин проницателен, мысль проворна, ум подозрителен. Та, что
сейчас войдет, увидит незнакомую ей миниатюру и, может быть, с первого
же взгляда обнаружит сходство между портретом и Жаном. И она все узнает,
все поймет! Его охватил страх, внезапный, панический страх, что позорная
тайна откроется, и, в ту минуту когда отворялась дверь, он повернулся,
взял миниатюру и подсунул ее под часы так, что ни отец, ни брат не заме-
тили этого.

Когда он снова встретился глазами с матерью, ее взгляд показался ему
смятенным и растерянным.

- Добрый вечер, - сказала г-жа Роземильи, - я пришла выпить с вами
чашечку чаю.

Пока все суетились вокруг гостьи, справляясь об ее здоровье, Пьер
выскользнул в дверь, оставшуюся открытой.

Его уход вызвал общее удивление. Жан, опасаясь, как бы г-жа Роземильи
не обиделась, пробормотал с досадой:

- Что за медведь!

Госпожа Ролан сказала:

- Не сердитесь на него, он не совсем здоров сегодня и, кроме того,
устал от поездки в Трувиль.

- Все равно, - возразил Ролан, - это не причина, чтобы убегать, как
дикарь.

Госпожа Роземильи, желая сгладить неловкость, весело сказала:

- Да нет же, нет, он ушел по-английски; в обществе всегда так исчеза-
ют, когда хотят уйти пораньше.

- В обществе, может быть, это принято, - возразил Жан, - но нельзя же
вести себя по-английски в собственной семье, а мой брат с некоторых пор
только это и делает.

В течение недели или двух у Роланов не произошло ничего нового. Отец
ловил рыбу, Жан с помощью матери обставлял свою квартиру. Пьер, угрюмый
и злой, появлялся только за столом.

Однажды вечером отец задал ему вопрос:

- Какого черта ты ходишь с такой похоронной миной? Я замечаю это уже
не первый день.

Пьер ответил:

- Это потому, что меня подавляет тяжесть бытия.

Старик ничего не понял и продолжал сокрушенно:

- Это ни на что не похоже. С тех пор как нам посчастливилось получить
наследство, все почему-то приуныли Можно подумать, будто у нас случилось
несчастье, будто мы оплакиваем кого-нибудь!

- Я и оплакиваю, - сказал Пьер.

- Ты? Кого это?

- Человека, которого ты не знал и которого я очень любил.

Ролан вообразил, что дело идет о какой-нибудь интрижке, о женщине
легкого поведения, за которой волочился сын, и спросил:

- Конечно, женщину?

- Да, женщину.

- Она умерла?

- Нет, хуже, - погибла.

- А!

Хотя старик и удивился этому неожиданному признанию, сделанному в
присутствии его жены да еще таким странным тоном, он не стал допыты-
ваться, так как считал, что в сердечные дела нечего вмешиваться посто-
ронним.

Госпожа Ролан как будто ничего не слышала; она была очень бледна и
казалась больной. Муж с недавних пор начал замечать, что иногда она так
опускается на стул, словно ее ноги не держат, и тяжело переводит дух,
почти задыхается; он уже не раз говорил ей:

- Право, Луиза, ты на себя не похожа. Совсем захлопоталась с этой
квартирой. Отдохни хоть немного, черт возьми! Жану спешить некуда, он
теперь богатый.

Она качала головой и не отвечала ни слова.

В этот вечер Ролан заметил, что она еще бледнее обычного.

- Видно, старушка моя, - сказал он, - ты совсем расхворалась, надо
полечиться - И, повернувшись к сыну, добавил: - Ведь ты видишь, что мать
заболела. Ты хоть выслушай ее.

Пьер отвечал:

- Нет, я не замечаю в ней никакой перемены.

Ролан рассердился:

- Да ведь это же слепому видно! Что толку в том, что ты доктор, если
не видишь даже, что мать нездорова? Посмотри-ка, ну посмотри же на нее!
Да тут подохнешь, пока этот доктор что-нибудь заметит!

Госпожа Ролан стала задыхаться, в лице у нее не было ни кровинки.

- Ей дурно! - крикнул Ролан.

- Нет... нет... ничего... сейчас пройдет... ничего.

Пьер подошел к матери и, глядя на нее в упор, спросил:

- Что с тобой?

Она повторяла прерывистым шепотом:

- Да ничего... ничего... уверяю тебя... ничего.

Ролан побежал за уксусом и, вернувшись, протянул пузырек сыну:

- На, держи... да помоги же ей! Ты хоть пульс-то пощупал?

Пьер нагнулся к матери, чтобы пощупать пульс, но она так резко отдер-
нула руку, что ударилась о соседний стул.

- Если ты больна, - сказал Пьер холодно, - то дай мне осмотреть тебя.

Тогда она протянула руку. Рука была горячая, пульс бился неровно и
учащенно. Он пробормотал:

- Ты в самом деле больна. Надо принять что-нибудь успокаивающее. Я
напишу тебе рецепт.

Он начал писать, нагнувшись над бумагой, но вдруг услышал негромкие
частые вздохи, всхлипывания, звук сдерживаемых рыданий. Он обернулся:
она плакала, закрыв лицо руками.

Ролан растерянно спрашивал:

- Луиза, Луиза, что с тобой? Что с тобой такое?

Она не отвечала и продолжала безутешно рыдать.

Муж пытался отнять ее руки от лица, но она противилась, повторяя:

- Нет, нет, нет!

Он повернулся к сыну:

- Да что с ней? Я никогда не видел ее такой.