слышать, что происходило и говорилось в других комнатах.
в течение десятков лет по всему Среднему и Южному Уралу вспыхивали
восстания башкир, калмыков и киргизов, вызванные насильственной
колонизацией, притеснениями и поборами правителей края. Эти восстани
принимали ожесточенный характер: возмутившиеся жгли селения поселенцев,
уводили в плен женщин и детей, перепродавая их через киргизов и ногайцев в
Хиву, Бухару и Крым. Для охраны завода и усиления своей власти Антуфьев
завел значительную вооруженную стражу и отлил пушки и снаряды. Царским
указом Антуфьеву было разрешено "своим наемным и работным людям чинить за
все вины наказания по своему рассмотрению. а стольникам и воеводам в делах
его не ведать".
уральского района и не считался ни с какими сибирскими властями. Он завел
свой суд, свои правила и порядки, свои цепи и кандалы и свою торжественную
порку плетьми на плотине у пруда. Труба из речки в каменном подвале не раз
служила Антуфьеву для сведения личных счетов: он заливал водой и топил
запретных, неугодных ему лиц, которые исчезали бесследно.
он объявил своими крепостными всех ясачных окружных иноземцев, то есть
коренных обитателей нерусского происхождения, заставив их работать на
себя. Это вызывало с их стороны неоднократные возмущения и жалобы в Москву
на то, что им приходится платить двойной ясак: один ясак казне, а другой -
Антуфьеву.
делал заявки на свое имя земель с такими залежами, в дальнейшем открыва
на них новые заводы и разработки медных, серебряных и других ценных пород.
Добывая горные богатства кабальным трудом своих крепостных, заставляя их
еще глубже врываться в землю, разыскивая жилы меди, железа, серебра и
других ценных металлов, на всем Антуфьев наживал и быстро создал одно из
самых колоссальных состояний старой России.
решил пройти подальше в лес и попытаться подняться на ближайшую гору.
Ранним утром, еще до рассвета, когда на востоке чуть позолотилась часть
неба над рваной линией скалистых хребтов, а над головой, на темно-синем
пологе, еще мерцали последние бледные звезды, Касьян, засунув за спину
топор, вышел из только что выстроенного сруба. Он сказал, что пойдет в лес
нарубить жердей для загородки, но его тянуло не это - его давно манил к
себе скалистый хребет, нависший над долиной, на котором иногда застревали
плывущие низкие облака и где особенно часто вспыхивали оранжевые молнии и
глухим рокотом рассыпался гром.
камнях и не окруженных земляным накатом. Роса крупными каплями покрыла
серебристо-матовые листья растений. Куры сидели нахохлившись на заборе, и
собачонка, свернувшаяся клубком на пороге избы, сонно заворчала, - ей лень
было лаять в утренней дремоте. Тропинка уходила в лес, поредевший, пестрый
от множества белых пней, пышно заросший кустами смородины и папоротника.
сваленной лесине через быстрый ручей и начал подыматься по горному склону.
Он перевалил один увал, впадину, и тропинка повела на ребро следующего
увала, более высокого. По матово-белой от росы высокой нетронутой траве
шла темная полоса - свежий след человека. Человек только что прошел, может
быть, его удастся нагнать. Касьян прибавил ходу. Охотник ли это или
бродяга, пробирающийся на вольные места? Касьяну хотелось увидеть в глуши
другого человека, услышать рассказ о новых местах, столь непохожих на те
поля, рощи и лес, к которым Касьян привык в Веселых Пеньках.
кусты. Куда девался человек? Может, затаился, если бродяга?.. Касьян
насторожился, стал зорче приглядываться кругом и пошел дальше по едва
заметной в высокой траве тропинке, вьющейся по самому хребту увала. Он
дошел до вершины увала. Там начиналась новая впадина, заросшая ельником,
разрезанная блестящей шумной речкой, прыгавшей по круглым камням. Дальше
круто подымался щетинистый скат еще более высокой горы. Вершина ее была
густо закутана сизыми клубами тумана.
трещины или вправо по хребту увала. Здесь он услышал странные звуки: пели
мужские голоса, чудно, не так, как приходилось слышать раньше. Голоса то
усиливались, то замирали, то раздавались дикие вскрикивания, тонкий плач и
глухие равномерные удары.
ветер, зашелестели листья осины. Туман на ближней горе поплыл, растаял.
Показались серые скалы с редкими елками и между ними оторопевшая кучка
низкорослых оленей; у них были вытянутые вперед головы, одни с ветвистыми
рогами, другие комолые, и к ним жались телята. Олени пометались на месте и
затем внезапно, теснясь, бросились вниз по круче и исчезли между
деревьями.
ясачных - в странных кожаных рубахах, обшитых красными тесемками, в
остроконечных колпаках. Это пели они, а один, увешанный ремешками и
побрякушками, прыгал, вертелся и вскрикивал, ударяя в большой бубен.
Показалось еще несколько ясачных; они несли длинное бревно, пестрое,
раскрашенное, обмотанное яркими тряпками. Вся эта процессия быстро
спустилась наискосок по косогору и скрылась за перевалом.
буйный ветер, и синее небо, и никто ими не помыкает".
пулей сосновая ветка упала перед ним в клубе порохового дыма. Касьян
оглянулся. Никого не видно, но из куста высунулось железное дуло ружья.
широкий ствол сосны.
сбила кору над головой Касьяна.
опустился на землю, присматриваясь и выжидая, что будет дальше.
рокотали отголоски выстрелов.
пояса. Их бородатые лица показались знакомыми. Один из них вышел вперед и
медленными, осторожными шагами направился к Касьяну, целясь и держа палец
на спуске курка.
ближе. - Эге, да у тебя хорошие сапоги! Скидавай-ка их!
вперед, выхватывая из-за пояса топор, но сзади кто-то ударил его по
голове. Он зашатался и упал в траву. Сперва он еще чувствовал наносимые
ему удары, потом потерял сознание.
раскачивался, голова свисала, руки были связаны и закручены за спиной.
Босые ноги задевали мокрые от росы колючие кусты. С трудом он раскрыл один
глаз, другой был чем-то залеплен. Голову ломила резкая боль.
двигались поочередно взад и вперед и ступали на сырую, полускрытую в траве
тропинку. Касьян понял, что он лежит грудью на спине лошади, что она
куда-то его везет, а его ноги, с которых стащили сапоги, задевают по пути
кусты и ветви. Лошадь остановилась. Знакомый голос, сухой и скрипучий,
спросил:
усторожить, так все работнички разбегутся. Ну и дюжий парень был, пищаль
было из рук выбил, да наш Ярема отколошматил его по черепушке обухом,
насилу связали. Пробирался, вишь, по увалу. На водку бы нам от вашего
степенства за усердие.
четвертой штольне. Оттуда все бегут, и работа там не спорится. И спустить
его туда не мешкая, всыпав тридцать плетей. Учить таких шатунов надо.
кверху. Тугая веревка окручивала кисти рук и колени. Голова повязана
тряпицей.
подбегал к столбу и с прискоком наносил удары кнутом, затем с одышкой
медленно отступал.
одного крика и стона не издавал упрямый шатун, захотевший сбежать с
"царского завода".