там же скованные рабы отправляли все свои естественные надобности.
зловонной яме, вырывая у других обглоданные кости>.
одержимые демонами тьмы, кричат такие слова, которых не понимает никто в
кочевье, даже жрец Курсук, который разговаривает в грозу с самим богом
Папаем.
он изучил во время своих скитаний. Они все замолкли, стали прислушиваться
и затем наперебой начали отвечать хриплыми, простуженными голосами.
тохаров. Он сопровождал караван, везший в Вавилон шелка и драгоценные
камни. Массагеты напали на караван, разграбили его, а всех взятых в плен
купцов и проводников продали в рабство соседнему племени. Вот эти два, с
длинными бородами и тонкими, как палки, руками, родом из Гиркании. Те же
массагеты, пробравшись горными тропами, внезапно ночью напали на их
селение, подожгли его и увели с собой людей, лошадей и верблюдов. Они оба
сделались рабами, но хозяева не хотели их держать, так как у них нет сил,
чтоб работать. На родине они были магами, молились богам и изгоняли из
больных злых демонов; поэтому они лучше хотят сидеть в яме, чем вертеть
мельничный жернов.
одного слова. Среди длинной речи иногда слышались названия городов: Тир,
Сидон, Иерушалаим*, но что он хотел сказать, оставалось тайной.
быть, он из той провинции, где главный город Иерушалаим. Он похож на
жителя той страны, лежащей на берегу моря. Пятый же болен, покрыт язвами,
в которых завелись черви. Он говорит на языке явана, того народа, из
которого вышел Двурогий царь; но он безумен, его речи бессвязны, целые дни
он писал острым камнем на стене ямы слова и рисовал людей и лошадей, мешая
спать другим. Товарищи избили его, чтобы он лежал тихо.
преследовал его. Около шатра он увидел скифа, крепко спавшего на спине, с
раскрытым ртом. Будакен закрыл ему своей широкой ладонью рот и зажал
ноздри. Через несколько мгновений задыхающийся скиф вскочил и уставился на
Будакена бессмысленным взглядом.
цепи. Я им прощаю их упрямство. Они могут уходить на все четыре стороны.
От них нет никакого толку: работать они не могут. Зря приходится их
кормить. Среди них есть два мага из Гиркании с длинными бородами. Пусть
помолятся своим богам, чтобы моя поездка была удачна. Все это им может
растолковать тот бродяга - охотник в красном согдском платке, который
укрощал Буревестника. Там еще есть один больной в язвах. С него цепи не
снимать, а пусть жрец Курсук совершает над ним молитвы и пляшет с бубном,
чтобы из больного вылетел злой демон. Раны ему надо вымыть коровьей мочой*
и смазать бараньим салом. Но ни в коем случае не дать ему убежать. Он
может пригодиться для обмена пленных. Потом... Как только старый князь
Тамир проснется и поест, мы отправимся в путь. Смотри, чтобы к тому
времени и кони и запасы для дороги были готовы.
всадников. Трое ехали рядом. Будакен, в темной дорожной одежде, сидел на
гнедом крепком жеребце. Расшитые пестрыми узорами штаны были заправлены в
желтые сапоги без каблуков, с остроконечными, загнутыми кверху носками.
Переметные сумы за седлом были туго подтянуты сыромятными ремнями. Все на
Будакене и его коне было прилажено удобно ввиду далекой поездки.
Тамир, согнувшийся, высохший, с белой редкой бородкой, торчащей из-под
красного обшитого жемчугами башлыка. Его ястребиные глаза пристально
оглядывали далекий горизонт, а впавший рот беспрерывно шевелился. Третий
всадник был молод, красив, в новой шелковой куртке с вышитыми на ней
птицами и цветами. Широкие полосатые штаны были подхвачены у щиколотки
серебряными цепочками. Он уверенно сидел на высоком золотисто-желтом
жеребце с белым хвостом. Круп коня был покрыт малиновым чепраком, обшитым
золотым позументом. Конь, согнув крутую шею, грыз удила, порывался вперед,
но твердая рука князя Гелона сдерживала его.
густая толпа всадников - большая часть их была с тонкими копьями,
украшенными у острия пучком красных волос. Один держал древко с поперечной
перекладиной, на которой сидели три медных сокола с колокольчиками в
клювах, под ними свешивались три белых конских хвоста.
Будакена до границы подчиненных ему кочевий.
часов, и должен был сделать в условленном месте привал при заходе солнца.
к Будакену подскакал Кидрей и указал на темно-серого верблюда с
подвязанными коленями, лежавшего около рваного и почерневшего от копоти и
времени шатра.
стад, сейчас же узнал верблюда, которого на его празднике развязала смелая
молодая невольница. Он крикнул князю Тамиру, что догонит его, и хлестнул
плетью коня, помчавшегося крупными скачками по растрескавшейся глинистой
земле. За ним поскакал Кидрей.
злобного лая. Старуха, в длинной, до пят, полинявшей рубашке, тощая и
сморщенная, вышла из шатра и стала вглядываться в Будакена, прикрывая
глаза коричневой рукой, украшенной медными браслетами и перстнями.
скорее домой!
жестом руки:
который каждый день прибавляет нового коня к своим табунам и нового
верблюда к сотням своих стад? А у нас нет скотины, чтобы привезти топлива
из степи, и мне все самой приходится таскать на согнувшейся спине.
своим братьям по ураку. Разве не Будакеном подарен этот верблюд?
с тобой...
миловать каждого из их рода, старуха поспешно накинула себе на голову край
рваного платка и упала на землю, к ногам пятившегося коня, стараясь
поставить его копыто себе на голову.
Сказала я по старости глупое слово. От голода все это, меня злость
охватила. Хлеба нет, баранов нет, сын два года бродил, только Папай знает
где...
зовут твоего сына и где он бродил два года?
Мой сын уходил погонщиком караванов в Вавилон, а оттуда еще дальше - на
берег моря, к тем не верящим в наших богов иноземцам - явана и киликаса*,
которые бесстыдно ходят без штанов, с голыми ногами. Недавно приехал он на
коне, с чепраком и уздечкой. Теперь меня прокормит... Ведь когда конь
дома, то можно конец мира увидеть...
Киликию к грекам вызвала новое подозрение недоверчивого князя. Он был бы
рад еще порасспросить старуху, которая уже приглашала его сойти с коня и
отпить овечьего молока. Но Будакен приблизился к самому шатру, не слезая с
коня, и заглянул внутрь, приподняв грубый шерстяной полог.
одежде крутила каменный жернов, растирая зерна пшеницы. Сквозь рваную дыру
в крыше шатра падал косой луч и освещал смуглую руку с бронзовым браслетом
выше локтя и красный платок, окутывавший шею и подбородок, - знак
замужества. Глаза женщины, черные и смеющиеся, с прямой линией бровей,
соединенных синей краской, показались Будакену знакомыми.
от шатра.