Павел Александрович! я отжила свой век. Я рассчитывала для нее, для мое-
го ангела, для моего дитяти, - и какая мать может обвинить меня в этом
случае?
изумлении слушал эту откровенную исповедь и в недоумении хлопал глазами.
Марья Александровна, - но... но ведь вы мне дали слово! Вы обнадеживали
и меня... Мне-то каково? подумайте! Ведь я теперь, знаете, с каким но-
сом?
Напротив: во всех этих расчетах была для вас такая огромная выгода, что
она-то и понудила меня, главным образом, исполнить все это предприятие.
ный. - Это как?
дальновидным! - вскричала Марья Александровна, возводя глаза к небу. - О
молодость! молодость! Вот что значит погрузиться в этого Шекспира, меч-
тать, воображать, что мы живем, - живя чужим умом и чужими мыслями! Вы
спрашиваете, добрый мой Павел Александрович, в чем тут заключается ваша
выгода? Позвольте мне для ясности сделать одно отступление: Зина вас лю-
бит, - это несомненно! Но я заметила, что, несмотря на ее очевидную лю-
бовь, в ней таится какая-то недоверчивость к вам, к вашим добрым
чувствам, к вашим наклонностям. Я заметила, что иногда она, как бы на-
рочно, удерживает себя и холодна с вами, - плод раздумья и недоверчивос-
ти. Не заметили ли вы это сами, Павел Александрович?
Александровна?
именно есть какая-то странная недоверчивость к постоянству ваших добрых
наклонностей. Я мать - и мне ли не угадать сердца моего дитяти? Вообра-
зите же теперь, что вместо того чтоб вбежать в комнату с упреками и даже
ругательствами, раздражить, обидеть, оскорбить ее, чистую, прекрасную,
гордую, и тем поневоле утвердить ее в подозрениях насчет ваших дурных
наклонностей, - вообразите, что вы приняли эту весть кротко, со слезами
сожаления, пожалуй даже отчаяния, но и с возвышенным благородством ду-
ши...
всю картину, которая поразит ваше воображение. Вообразите, что вы пришли
к ней и говорите: "Зинаида! Я люблю тебя более жизни моей, но фамильные
причины разлучают нас. Я понимаю эти причины. Они для твоего же счастия,
и я уже не смею восставать против них, Зинаида! я прощаю тебя. Будь
счастлива, если можешь!" И тут бы вы устремили на нее взор, - взор зака-
лаемого агнца, если можно так выразиться, - вообразите все это и поду-
майте, какой эффект произвели бы эти слова на ее сердце!
но что же, - я-то бы сказал, а все-таки ушел бы без ничего...
изобразить всю картину, со всеми последствиями, чтобы благородно пора-
зить вас. Вообразите же, что вы встречаетесь с ней потом, чрез несколько
времени, в высшем обществе; встречаетесь где-нибудь на бале, при блиста-
тельном освещении, при упоительной музыке, среди великолепнейших женщин,
и, среди всего этого праздника, вы одни, грустный, задумчивый, бледный,
где-нибудь опершись на колонну (но так, что вас видно), следите за ней в
вихре бала. Она танцует. Около вас льются упоительные звуки Штрауса,
сыплется остроумие высшего общества, - а вы один, бледный и убитый вашею
страстию! Что тогда будет с Зинаидой, подумайте? Какими глазами будет
она глядеть на вас? "И я, - подумает она, - я сомневалась в этом челове-
ке, который мне пожертвовал всем, всем и растерзал для меня свое серд-
це!" Разумеется, прежняя любовь воскресла бы в ней с неудержимою силою!
в креслах с такою силою, что они еще раз затрещали. Марья Александровна
продолжала.
Испанию, где мирты, лимоны, где голубое небо, где Гвадалквивир, - где
страна любви, где нельзя жить и не любить; где розы и поцелуи, так ска-
зать, носятся в воздухе! Вы едете туда же, за ней; вы жертвуете службой,
связями, всем! Там начинается ваша любовь с неудержимою силой; любовь,
молодость. Испания, - боже мой! Разумеется, ваша любовь непорочная, свя-
тая; но вы, наконец, томитесь, смотря друг на друга. Вы меня понимаете,
mon ami! Конечно, найдутся низкие, коварные люди, изверги, которые будут
утверждать, что вовсе не родственное чувство к страждущему старику пов-
лекло вас за границу. Я нарочно назвала вашу любовь непорочною, потому
что эти люди, пожалуй, придадут ей совсем другое значение. Но я мать,
Павел Александрович, и я ли научу вас дурному!.. Конечно, князь не в
состоянии будет смотреть за вами обоими, но - что до этого! Можно ли на
этом основывать такую гнусную клевету? Наконец, он умирает, благословляя
судьбу свою. Скажите: за кого ж выйдет Зина, как не за вас? Вы такой
дальний родственник князю, что препятствий к браку не может быть ника-
ких. Вы берете ее, молодую, богатую, знатную, - и в какое же время? -
когда браком с ней могли бы гордиться знатнейшие из вельмож! Чрез нее вы
становитесь свой в самом высшем кругу общества; через нее вы получаете
вдруг значительное место, входите в чины. Теперь у вас полтораста душ, а
тогда вы богаты; князь устроит все в своем завещании; я берусь за это. И
наконец, главное, она уже вполне уверена в вас, в вашем сердце, в ваших
чувствах, и вы вдруг становитесь для нее героем добродетели и самоотвер-
жения!.. И вы, и вы спрашиваете после этого, в чем ваша выгода? Но ведь
нужно, наконец, быть слепым, чтоб не замечать, чтоб не сообразить, чтоб
не рассчитать эту выгоду, когда она стоит в двух шагах перед вами, смот-
рит на вас, улыбается вам, а сама говорит:"Это я, твоя выгода!" Павел
Александрович, помилуйте!
нии, - теперь я все понял! я поступил грубо, низко и подло!
расчетливо!
перь все погибло, потому что я до безумия люблю ее!
как будто что-то обдумывая.
руку, - вы это сделали от излишней горячки, от кипения страсти, стало
быть, от любви же к ней! Вы были в отчаянии, вы не помнили себя! ведь
должна же она понять все это...
Мозгляков.
вам сейчас говорила!
сделать сейчас?
примет это за новую грубость, за нахальность! Завтра же я устрою все, а
теперь - уйдите куда-нибудь, хоть к этому купцу... пожалуй, приходите
вечером; но я бы вам не советовала!
а если князь не так скоро умрет?