Чтение 19–й страницы книги ~Рудин~

его не узнаю... Но неужели вы думаете...

- Тише! он, кажется, идет сюда, - произнес шепотом Лежнев. - А На-
талья не ребенок, поверьте мне, хотя, к несчастию, неопытна, как ребе-
нок. Вы увидите, эта девочка удивит всех нас.

- Каким это образом?

- А вот каким образом... Знаете ли, что именно такие девочки топятся,
принимают яду и так далее? Вы не глядите, что она такая тихая: страсти в
ней сильные и характер тоже ой-ой!

- Ну, уж это, мне кажется, вы в поэзию вдаетесь. Такому флегматику,
как вы, пожалуй, и я покажусь вулканом.

- Ну, нет! - проговорил с улыбкой Лежнев... - А что до характера - у
вас, слава богу, характера нет вовсе.

- Это еще что за дерзость?

- Это? Это величайший комплимент, помилуйте...

Волынцев вошел и подозрительно посмотрел на Лежнева и на сестру. Он
похудел в последнее время. Они оба заговорили с ним; но он едва улыбался
в ответ на их шутки и глядел, как выразился о нем однажды Пигасов,
грустным зайцем. Впрочем, вероятно, не было еще на свете человека, кото-
рый, хотя раз в жизни, не глядел еще хуже того. Волынцев чувствовал, что
Наталья от него удалялась, а вместе с ней, казалось, и земля бежала у
него из-под ног.

VII

На другой день было воскресенье, и Наталья поздно встала. Накануне
она была очень молчалива до самого вечера, втайне стыдилась слез своих и
очень дурно спала. Сидя, полуодетая, перед своим маленьким фортепьяно,
она то брала аккорды, едва слышные. чтобы не разбудить m-lle Boncourt,
то приникала лбом к холодным клавишам и долго оставалась неподвижной.
Она все думала - не о самом Рудине, но о каком-нибудь слове, им сказан-
ном, и погружалась вся в свою думу. Изредка приходил ей Волынцев на па-
мять. Она знала, что он ее любит. Но мысль ее тотчас его покидала...
Странное она чувствовала волнение. Утром она поспешно оделась, сошла
вниз и, поздоровавшись с своею матерью, улучила время и ушла одна в
сад... День был жаркий, светлый, лучезарный день, несмотря на перепадав-
шие дождики. По ясному небу плавно неслись, не закрывая солнца, низкие,
дымчатые тучи и по временам роняли на поля обильные потоки внезапного и
мгновенного ливня. Крупные, сверкающие капли сыпались быстро, с каким-то
сухим шумом, точно алмазы; солнце играло сквозь их мелькающую сетку;
трава, еще недавно взволнованная ветром, не шевелилась, жадно поглощая
влагу; орошенные деревья томно трепетали всеми своими листочками; птицы
не переставали петь, и отрадно было слушать их болтливое щебетанье при
свежем гуле и ропоте пробегавшего дождя. Пыльные дороги дымились и слег-
ка пестрели под резкими ударами частых брызг. Но вот тучка пронеслась,
запорхал ветерок, изумрудом и золотом начала переливать трава... Прили-
пая друг к дружке, засквозили листья деревьев... Сильный запах поднялся
отовсюду...

Небо почти все очистилось, когда Наталья пошла в сад. От него веяло
свежестью и тишиной, той кроткой и счастливой тишиной, на которую сердце
человека отзывается сладким томлением тайного сочувствия и неопределен-
ных желаний...

Наталья шла вдоль пруда по длинной аллее серебристых тополей; внезап-
но перед нею, словно из земли, вырос Рудин.

Она смутилась. Он посмотрел ей в лицо.

- Вы одни? - спросил он.

- Да, я одна, - отвечала Наталья, - впрочем, я вышла на минуту! Уже
пора домой.

- Я вас провожу.

И он пошел с ней рядом.

- Вы как будто печальны? - промолвил он.

- Я?.. А я хотела вам заметить, что вы, мне кажется, не в духе.

- Может быть... это со мною бывает. Мне это извинительнее, чем вам.

- Почему же? Разве вы думаете, что мне не от чего быть печальной?

- В ваши годы надо наслаждаться жизнью.

Наталья сделала несколько шагов молча.

- Дмитрий Николаевич!- проговорила она.

- Что?

- Помните вы... сравнение, которое вы сделали вчера... помните... с
дубом.

- Ну да, помню. Что же?

Наталья взглянула украдкой на Рудина.

- Зачем вы... что вы хотели сказать этим сравнением?

Рудин наклонил голову и устремил глаза вдаль.

- Наталья Алексеевна! - начал он с свойственным ему сдержанным и зна-
чительным выражением, которое всегда заставляло слушателя думать, что
Рудин не высказывал и десятой доли того, что теснилось ему в душу, - На-
талья Алексеевна! вы могли заметить, я мало говорю о своем прошедшем.
Есть некоторые струны, до которых я не касаюсь вовсе. Мое сердце... кому
какая нужда знать о том, что в нем происходило? Выставлять это напоказ
мне всегда казалось святотатством. Но с вами я откровенен: вы возбуждае-
те мое доверие ... Не могу утаить от вас, что и я любил и страдал, как
все... Когда и как? об этом говорить не стоит; но сердце мое испытало
много радостей и много горестей...

Рудин помолчал немного.

- То, что я вам сказал вчера, - продолжал он, - может быть до некото-
рой степени применено ко мне, к теперешнему моему положению. Но
опять-таки об этом говорить не стоит. Эта сторона жизни для меня уже ис-
чезла. Мне остается теперь тащиться по знойной и пыльной дороге, со
станции до станции, в тряской телеге ... Когда я доеду, и доеду ли - бог
знает... Поговоримте лучше о вас.

- Неужели же, Дмитрий Николаевич, - перебила его Наталья, - вы ничего
не ждете от жизни?

- О нет! я жду многого, но не для себя... От деятельности, от бла-
женства деятельности я никогда не откажусь; но я отказался от наслажде-
ния. Мои надежды, мои мечты - и собственное мое счастие не имеют ничего
общего. Любовь (при этом слове он пожал плечом)... любовь - не для меня;
я... ее не стою; женщина, которая любит, вправе требовать всего челове-
ка, а я уж весь отдаться не могу. Притом нравиться - это дело юношей: я
слишком стар. Куда мне кружить чужие головы? Дай бог свою сносить на
плечах!

- Я понимаю, - промолвила Наталья, - кто стремится к великой цели,
уже не должен думать о себе; но разве женщина не в состоянии оценить та-
кого человека? Мне кажется, напротив, женщина скорее отвернется от эго-
иста... Все молодые люди, эти юноши, по-вашему, все - эгоисты, все
только собою заняты, даже когда любят. Поверьте, женщина не только спо-
собна понять самопожертвование: она сама умеет пожертвовать собою.

Щеки Натальи слегка зарумянились, и глаза ее заблестели. До зна-
комства с Рудиным она никогда бы не произнесла такой длинной речи и с
таким жаром.

- Вы не раз слышали мое мнение о призвании женщин, - возразил с снис-
ходительной улыбкой Рудин. - Вы знаете, что, по-моему, одна Жанна д'Арк
могла спасти Францию... но дело не в том. Я хотел поговорить о вас. Вы
стоите на пороге жизни... Рассуждать о вашей будущности и весело и не
бесплодно... Послушайте: вы знаете, я ваш друг; я принимаю в вас почти