на вершину скалы - как раз вовремя, чтобы заметить, как парусина
заколыхалась, но явно не от ветра.
они, Эбирам. Они знают, что со мной шутки плохи!
Эллен сразу бы его услышала, не будь ее внимание все еще занято тем
предметом вдали, который неизвестно почему притягивал к себе ее взгляд.
ней?.. Девчонка забыла родной язык! Посмотрим, не будет ли ей понятней
другой.
вершину скалы. Никто не успел вмешаться, как раздался выстрел,
сопровождавшийся, как всегда, яркой вспышкой. Эллен встрепенулась, точно
серна, пронзительно взвизгнула и кинулась в палатку так быстро, что нельзя
было понять, ранена она или только напугана.
когда дело было сделано, каждый на свой лад показал, как отнесся он к его
поступку. Юноши обменивались злыми, сердитыми взглядами, и ропот возмущения
пробежал среди них.
горячностью. - За что в нее стрелять, как в загнанного оленя или голодного
волка?
вызывающий взгляд показал, как мало его смутило плохо скрытое недовольство
сыновей. - Ослушалась, мальчик. Если кто еще возьмет с нее пример, плохо ему
будет!
твой отец и над тобой глава.
Так придержи свой язык, усердный часовой, или придется тебе держать ответ за
беду, которую ты навлек на нас своей нерадивостью.
ребенком! Ты вот говоришь о законе, что ты-де не хочешь его признавать, а
сам так меня прижал, точно я не живой человек и нет у меня своих желаний! Я
больше тебе не позволю мною помыкать, как последней скотиной! Уйду, и все!
Ступай; бумага на владения для тебя выправлена и припечатана. Не каждый отец
так щедро оделяет сыновей, как Ишмаэл Буш; ты еще помянешь меня добрым
словом, когда станешь богатым землевладельцем.
чтобы прервать разгоревшийся спор.
нечего делать, Ишмаэл, как только ссориться? Ты посмотри!
которых все еще искрилась злоба. Но, едва он увидел, на что неотрывно
смотрели все вокруг, его лицо сразу изменилось. Оно выражало теперь
растерянность, чуть ли не испуг.
женщина. Она была небольшого роста - такого, какой еще совместим с нашим
представлением о красоте и который поэты и художники объявили идеальным для
женщины. Платье на ней было из блестящего черного шелка, тонкого, как
паутина. Длинные распущенные волосы, чернотой и блеском спорившие с шелком
платья, то ниспадали ей на грудь, то бились за спиной на ветру. Снизу трудно
было разглядеть ее черты, но все же было видно, что она молода, и в минуту
ее неожиданного появления ее лицо дышало гневом. В самом деле, так юна была
на вид эта женщина, хрупкая и прелестная, что можно было усомниться, вышла
ли она из детского возраста. Одну свою маленькую, необычайно изящную руку
она прижала к сердцу, а другой выразительно приглашала Ишмаэла, если он
намерен выстрелить еще раз, целить ей прямо в грудь.
картину, пока их не вывела из оцепенения Эллен, робко выглянув из палатки.
Она не знала, как быть: страх за себя самое удерживал ее на месте, страх за
подругу, не менее сильный, звал выбежать и разделить с ней опасность. Она
что-то говорила, но внизу не могли расслышать ее слов, а та, к кому она с
ними обратилась, не слушала.
свой гнев на ней, женщина в черном спокойно удалилась, и место на краю
утеса, где она только что показалась, вновь опустело, а зрители внизу только
гадали, не прошло ли перед ними сверхъестественное видение.
изумленно смотрели на голый утес. Потом они стали переглядываться, и в
глазах у них зажигалась искра внезапной догадки. Было ясно, что для них
появление обитательницы шатра оказалось совершенно неожиданным. Наконец Эйза
на правах старшего - и вдобавок подстрекаемый неутихшим раздражением ссоры -
решил выяснить, что все это означает. Но он поостерегся гневить отца, потому
что слишком часто видел, как лют он бывает в злобе, и, обратившись к
присмиревшему Эбираму, заметил с издевкой:
вас за человека, который не скажет правду, где можно солгать. Но в этом
случае вы превзошли самого себя. Кентуккийские газеты сотни раз намекали,
что вы промышляете черным мясом, но им и не снилось, что вы распространяете
свой промысел и на семьи белых.
отвечать на каждую лживую выдумку, которую печатают в газетах по всем
Штатам? Посмотрел бы лучше на себя, мальчик, на себя и на всю вашу семейку!
Все пни в Кентукки и Теннесси кричат против вас! Да, мой языкастый
джентльмен, а в поселениях я видел расклеенные на всех столбах и стволах
объявления о папеньке, маменьке и трех сынках - один из них ты: за них
предлагалось в награду столько долларов, что честный человек мог бы сразу
разбогатеть, если бы он...
которой говорила хлынувшая кровь и вспухшие губы.
юноша. - И, если он не научит свои подлый язык говорить умней, придется ему
с ним распрощаться. Я не так уж ловко орудую ножом, но при случае смогу
подрезать язык клеветнику.
Когда слаб закон страны, надо, чтобы силен был закон природы. Ты понял,
Эйза; и ты меня знаешь. А ты, Эмирам, - мой сын нанес тебе обиду, и на мне
лежит обязанность возместить ее тебе, - запомни: я расплачусь по
справедливости - этого довольно. Но ты наговорил дурного обо мне и моей
семье. Если ищейки закона расклеили свои объявления по всем вырубкам, таи
ведь не за какое-нибудь бесчестное дело, как ты знаешь, а потому, что мы
держимся правила, что земля есть общая собственность. Эх, Эбирам, если б я
мог так же легко омыть руки от сделанного по твоему совету, как я омыл бы их
от совершенного по наущению дьявола, я спокойно бы спал по ночам и все, кто
носит мое имя, могли бы называть его без стыда. Уймись же, Эйза, и ты тоже,
Эбирам. Мы и так наговорили много лишнего. Пусть же каждый из нас хорошенько
подумает, прежде чем добавит слово, которым ухудшит наше положение: и без
того нам не сладко!
сын, ни шурин не посмеют ослушаться. Было видно, что Эйза через силу
сдерживается, но природная апатия взяла свое, и вскоре он уже опять казался
тем, чем был на деле: флегматиком, опасным лишь минутами, потому что даже
страсти были в нем вялы и недолго держались на точке кипения. Не таков был
Эбирам. Пока назревала ссора между ним и великаном племянником, его
физиономия выражала все возраставший страх; теперь, когда между ним и
нападающим встала власть и вся грозная сила отца, бледность на лице Эбирама
сменилась трупной синевой, говорившей о глубоко затаенной обиде. Однако он,
как и Эйза, смирился перед решением скваттера; и если не согласие, то
видимость его вновь восстановилась среди этих людей, которых сдерживала не
родственная любовь и не понятие о долге, а только страх перед Ишмаэлом,
сумевшим подчинить своей власти семью: непрочные, как паутина, узы!
незнакомки. Спор разгорелся сразу вслед за тем, как она скрылась, и с ним
угасла, казалось, самая память о ее существовании. Правда, несколько раз
между юношами возникало таинственное перешептывание, причем направление их
взглядов выдавало предмет разговора; но вскоре исчезли и эти тревожные
признаки; разбившись на молчаливые группы, они уже вновь предались своей
обычной бездумной лени.
подошедший к ним немного погодя Ишмаэл тем тоном, который, как он полагал,
должен был при всей своей твердости звучать примирительно. - Если бояться
нечего, мы погуляем в поле, не будем тратить погожий день на болтовню, как
вздорные горожанки, когда они судачат за чаем со сладкими хлебцами.
утеса, склоны которого первые футов двадцать везде поднимались почти
отвесной стеной. Ишмаэл, однако, направился к тому месту, откуда можно было
взойти наверх по узкой расселине, где он предусмотрительно построил
укрепление - бруствер из стволов тополя, а перед ним - еще рогатки из сучьев
того же дерева. Это был ключ всей позиции, и здесь обычно стоял часовой с
ружьем. Сейчас тоже один из юношей стоял там, небрежно прислонившись к
скале, готовый в случае нужды прикрывать проход, покуда прочие не займут
свои посты.
затруднен различными препятствиями, где природными, а где искусственными,
Посняков Андрей
Роллинс Джеймс
Орловский Гай Юлий
Никитин Юрий
Прозоров Александр
Березин Федор