чаю, снял шапку и скромно остановился посреди каюты, покачиваясь в такт
качке судна и глядя капитану в лицо.
но не понял, в чем дело. Мне и в голову ничего не приходило, пока все
это не разыгралось у меня на глазах. Джонсон же, по-видимому, знал, что
ему предстоит, и покорно ждал своей участи. В том, как он держался, я
вижу полное опровержение грубого материализма Волка Ларсена. Матроса
Джонсона одушевляла идея, принцип, убежденность в своей правоте. Он был
прав, он знал, что прав, и не боялся. Он готов был умереть за истину, но
остался бы верен себе и ни на минуту не дрогнул. Здесь воплотились побе-
да духа над плотью, неустрашимость и моральное величие души, которая не
знает преград и в своем бессмертии уверенно и непобедимо возвышается над
временем, пространством и материей.
принял ее за врожденную робость и смущение. Помощник Иогансен стоял сбо-
ку в нескольких шагах от матроса, а прямо перед Джонсоном, ярдах в трех,
восседал на вращающемся каютном стуле сам Волк Ларсен. Когда я запер
дверь, наступило молчание, длившееся целую минуту. Его нарушил Волк Лар-
сен.
позвал?
исполняю исправно. Помощник знает это, да и вы знаете, сэр. Тут не может
быть жалоб.
медлительностью продолжал Джонсон. - Я вам не по душе. Вы... вы...
загар на его щеках. - Я покинул родину не так давно, как вы, потому и
говорю медленно. А вам я не по душе, потому что уважаю себя. Вот в чем
дело, сэр!
дисциплину, так, что ли? Тебе понятно, что я говорю?
тил Джонсон, краснея еще гуще при этом намеке на плохое знание им языка.
оконченным и переходя к делу, - я слышал, ты взял робу и, кажется, не
совсем ею доволен?
вместе с тем прибавлять, как положено, "сэр" после каждой фразы.
мал свои огромные кулачищи и с дьявольской злобой посматривал на Джонсо-
на. Я заметил синяк у него под глазом - это Джонсон разукрасил его на
днях. И только тут предчувствие чего-то ужасного закралось мне в душу,
но что это будет - я не мог себе вообразить.
про меня? - спросил Волк Ларсен.
эту частицу живого праха, на это скопление материи, которое движется, и
дышит, и осмеливается оскорблять меня, и даже искренне уверено, что оно
представляет собой какую-то ценность. Руководствуясь ложными понятиями
права и чести, оно готово отстаивать их, невзирая на грозящие ему непри-
ятности. Что ты думаешь о нем, Хэмп? Что ты думаешь о нем?
желанием хоть отчасти отвлечь на себя гнев, готовый обрушиться на голову
Джонсона. - Его "ложные понятия", как вы их называете, говорят о его
благородстве и мужестве. У вас же нет ни морали, ни иллюзий, ни идеалов.
Вы нищий!
детельствующих о благородстве и мужестве. Живая собака лучше мертвого
льва, - говорю я вместе с Экклезиастом. Моя единственная доктрина - это
целесообразность. Она помогает выжить. Когда эта частица жизненной зак-
васки, которую мы называем "Джонсон", перестанет быть частицей закваски
и обратится в прах и тлен, в ней будет не больше благородства, чем во
всяком прахе и тлене, а я по-прежнему буду жить и бушевать.
с благородством. Смотри!
сидел; и одним гигантским прыжком; даже не вставая на ноги, покрыл это
расстояние. Он прыгнул, как тигр, и Джонсон, прикрывая одной рукой жи-
вот, а другой - голову, напрасно пытался защититься от обрушившейся на
него лавины ярости. Волк Ларсен свой первый сокрушительный удар направил
прямо в грудь матросу. Дыхание Джонсона внезапно пресеклось, и изо рта у
него вырвался хриплый звук, словно он с силой взмахнул топором. Он заша-
тался и чуть не опрокинулся навзничь.
было нечто чудовищное; даже сейчас меня начинает мутить, стоит мне
вспомнить об этом. Джонсон мужественно защищался, но где же ему было ус-
тоять против Волка Ларсена, а тем более против Волка Ларсена и помощни-
ка! Зрелище этой борьбы было ужасно. Я не представлял себе, что челове-
ческое существо может столько вытерпеть и все же продолжать жить и бо-
роться. А Джонсон боролся. У него не было ни малейшей надежды справиться
с ними, и он знал это не хуже меня, но он был человек мужественный и не
мог сдаться без борьбы.
и бросился к трапу, чтобы убежать на палубу. Но Волк Ларсен, оставив на
миг свою жертву, одним могучим прыжком догнал меня и отшвырнул в проти-
воположный угол каюты.
вайся и наблюдай. Вот тебе случай собрать данные о бессмертии души. Кро-
ме того, ты ведь знаешь, что душе Джонсона мы не можем причинить вреда.
Мы можем разрушить только ее бренную оболочку.
лось не дольше десяти минут. Волк Ларсен и помощник смертным боем изби-
вали беднягу. Они молотили его кулаками и пинали своими тяжелыми башма-
ками, сшибали с ног и поднимали, чтобы повалить снова. Джонсон уже ниче-
го не видел, кровь хлестала у него из ушей, из носа и изо рта, превращая
каюту в лавку мясника. Когда он уже не мог подняться, они продолжали из-
бивать лежачего.
Волку Ларсену пришлось оттолкнуть его локтем. От этого, казалось бы,
легкого толчка Иогансен отлетел в сторону, как пробка, и голова его с
треском ударилась о переборку. Оглушенный, он свалился на пол, тяжело
дыша и очумело моргая глазами.
шок с тряпьем, поволокли его по узкому трапу на палубу. У штурвала стоял
Луис, товарищ Джонсона по шлюпке, и кровь алой струей брызнула ему на
сапоги. Но Луис невозмутимо вертел штурвал, не отрывая глаз от компаса.
юта была изумлена его поведением. Он самовольно отправился на корму и
перетащил Джонсона на бак, где принялся, как умел, перевязывать его раны
и хлопотать около него. Джонсон был изуродован до неузнаваемости. За
несколько минут лицо его так посинело и распухло, что потеряло всякий
человеческий облик.
каюты, Лич уже сделал для Джонсона все, что мог. Я поднялся на палубу,
чтобы подышать свежим воздухом и хоть немного успокоиться. Волк Ларсен
курил сигару и осматривал механический лаг, который обычно был опущен за
кормой, а теперь для какой-то цели поднят на борт. Вдруг до меня долетел
голос Лича - хриплый, дрожащий от сдерживаемой ярости. Я повернулся и
увидел, что Лич стоит на палубе перед самым ютом. Лицо его было бледно и
перекошено от бешенства, глаза сверкали, он потрясал сжатыми кулаками
над головой.
слишком хорош для тебя! Трус, вот ты кто! Убийца! Свинья! - так поносил
матрос Лич капитана.
убит на месте. Но у Волка Ларсена в эту минуту не было, как видно, охоты
убивать его. Он не спеша подошел к краю юта и, прислонившись к углу руб-
ки, с задумчивым любопытством поглядел на взбешенного парня.
ему предъявить. Матросы боязливо жались у бака, прислушиваясь к происхо-
дящему.
слетела с их лиц, когда они услышали выкрики Лича. Даже они были испуга-