берег Индейской реки. На водоразделе между Индейской рекой и Клондайком он
бросил нарты и навьючил своих псов. Каждая из шести огромных собак тащила
по пятидесяти фунтов. Такой же груз был и на спине у Смока. Смок шел
впереди, приминая своими лыжами мягкий снег, а за ним гуськом тащились
собаки.
беспредельные снежные равнины, на которые вздымались обледенелые горные
громады, еще безымянные, еще не нанесенные на карту. Глаз нигде не
встречал одиноких дымков, поднимающихся над стоянками охотников. Он один
двигался среди этих никому не ведомых пространств. Одиночество нисколько
не тяготило его. Он любил дневной труд свой, перебранки собак, устройство
привала в зимние сумерки, мерцание звезд и пламенеющую пышность северного
сияния.
Вовек не забудет он их. Ему грезилась картина, которую он когда-нибудь
напишет. Утоптанный снег и горящий костер, постель из пары заячьих шуб,
разостланных на свежесрубленных ветвях; заслон от ветра - кусок холста,
задерживающий и отражающий жар костра, закоптелый кофейник, кастрюлька,
мокасины, надетые на палки для просушки, лыжи, воткнутые в снег. А по ту
сторону костра - собаки, жмущиеся поближе к огню, умные и жадные, косматые
и заиндевелые, с пушистыми хвостами, которыми они заботливо прикрывают
себе ноги. И кругом сплошная стена непроницаемого мрака.
далекими призраками, тенями из несбывшихся снов. Ему трудно было поверить,
что он знал когда-то иную жизнь, что он когда-то плескался и барахтался в
болоте городской богемы. В одиночестве, лишенный возможности перекинуться
с кем-нибудь словом, он много думал, и мысли его были глубоки и просты. Он
с ужасом думал о том, как попусту прошли для него годы его городской
жизни, о бездарности всех школьных и книжных философий, об умничающем
цинизме редакций и художественных мастерских, о ханжестве дельцов,
отдыхающих в своих клубах. Они не знают, что такое волчий аппетит,
крепчайший сон, железное здоровье; никогда они не испытывали настоящего
голода, настоящей усталости, им незнакомо опьянение работой, от которой
вся кровь в жилах бурлит, как вино.
а он ничего о ней не знал. Его удивляло, как это он, созданный для такой
жизни, мог не слышать тихого зова северной природы. Она звала его, а он не
знал. Но и это пришло в свое время.
потом другую, потом опять уютно прикрыл их хвостом и засмеялся, глядя на
своего хозяина через костер.
чем его призвание. Я нашел свое призвание гораздо раньше. Я не дождался и
тридцати лет. Мое призвание - здесь. Знаешь, Желтомордый, я хотел бы
родиться волчонком и всю жизнь быть твоим братом и братом всего твоего
волчьего племени.
расположены в таком беспорядке, что казалось, будто их разбросал здесь
какой-то космический проказник. Тщетно искал он ручеек или речку, которые
текли бы на юг - к Мак-Квещену и Стюарту. Подул ветер с гор и принес
вьюгу. Находясь над линией лесов и не имея возможности поэтому развести
огонь, он два дня бесплодно старался спуститься пониже. К концу второго
дня он добрел до карниза какой-то колоссальной отвесной скалы. Падал такой
густой снег, что Смоку не удалось рассмотреть ее основания. Смок плотно
закутался в оленью доху, окружил себя собаками, укрылся с ними в огромном
сугробе и так провел всю ночь, стараясь не заснуть.
ним находилось замерзшее, занесенное снегом озеро. Над озером поднимались
со всех сторон зубчатые вершины гор. Да, ему так и рассказывали. Он
нечаянно набрел на Нежданное озеро.
берегу.
на три могилы, почти доверху занесенные снегом: торчали только столбы, на
которых были вырезаны совершенно неразборчивые надписи. За елями стояла
маленькая ветхая хижина. Он толкнул дверь и вошел. В углу, на том, что
когда-то было постелью из еловых веток, лежал скелет, завернутый в
истлевшие меха.
пола кусок золота величиною в два кулака. Рядом с этим самородком стояла
жестянка, полная шершавых золотых самородков величиной с орех.
подтверждалось, Смок решил, что золото это добыто с его дна. Но сейчас
озеро было покрыто толстым слоем льда и потому недосягаемо. И в полдень с
крыльца хижины Смок бросил на него прощальный взгляд.
Я еще вернусь сюда за ними, если только здешний злой дух мне не помешает.
Я не совсем ясно представляю себе, как я сюда попал, но надеюсь узнать
это, выбираясь отсюда.
замерзшего потока, под гостеприимными елями. Где-то там, в этом белом
хаосе, позади находилось Нежданное озеро, но где именно - он уже не знал.
Четверо суток блужданий в слепящей пурге сбили его с толку, и он уже не
знал, где у него "впереди" и где "позади". Он словно вынырнул из какого-то
кошмара. Он не мог бы даже сказать, сколько времени был в пути - четыре
дня или целую неделю. Он спал вместе с собаками, перебрался через десятки
невысоких перевалов, следовал за извилинами сумасшедших ущелий,
кончавшихся тупиками, и за все время ему только дважды удалось развести
огонь и подогреть лосиное мясо. Теперь он мог впервые вдоволь поесть и
поставить заслон. Снежная буря улеглась, снова стало ясно и холодно. Мир
вокруг него принял обычный вид. Речка, на которой он очутился, казалась
обыкновенной речкой и текла на юго-запад. Но Нежданное озеро он потерял
так же, как потеряли его и все прежние Колумбы.
более широкой реки. Он догадался, что это и есть Мак-Квещен. Тут он убил
лося, и теперь каждая его собака снова тащила по пятидесяти фунтов мяса.
Идя вниз по Мак-Квещену, он набрел на санный след. Верхний слой снега был
мягок, но под ним находилась утоптанная тропа. Он заключил, что на
Мак-Квещене есть два лагеря и что этот путь ведет от одного к другому.
Решив, что нижний лагерь - это Два Сруба и что там, вероятно, кто-то
поселился, он двинулся вниз по реке.
он размышлял, кто бы могли быть эти люди, открывшие таинственные Два
Сруба, и доберется ли он до их стоянки на следующий день. Он тронулся в
путь при первых проблесках рассвета и шел по запорошенной тропе, утаптывая
ее своими плетеными лыжами, чтобы собаки не провалились.
его одновременно. Справа щелкнул ружейный выстрел; пуля, пробив насквозь
парку и фуфайку, ударила его в плечо и заставила повернуться вокруг своей
оси. Он покачнулся на лыжах, желая сохранить равновесие, и услышал второй
выстрел. На этот раз стрелявший промахнулся. Смок не стал дожидаться.
Нырнув в снег, он пополз к берегу, чтобы спрятаться среди деревьев и
кустов. Снова и снова трещали выстрелы, и он с отвращением почувствовал,
что по его спине течет что-то теплое и липкое.
Там он снял лыжи, пробрался вперед и стал внимательно осматривать
противоположный берег. Но никого не увидел. Стрелявший, должно быть,
спокойно лежал за деревьями на противоположном берегу.
- я вылезу и разведу костер. Иначе я отморожу себе ноги. Желтомордый, что
бы ты стал делать, если бы тебе пришлось лежать на морозе, чувствуя, что
кровь застывает в твоих жилах, и зная, что тебя собираются застрелить?
на месте. Эта пляска нагнала ему кровь в ноги и позволила выдержать еще
полчаса. Вдруг он услышал звон бубенчиков. Он увидел нарты, показавшиеся
из-за поворота реки. У передка, рядом с шестом, бежал одинокий человек,
погонявший собак. Смок был потрясен, так как это был первый человек,
которого он увидел после того, как три недели назад расстался с Малышом.
Он сразу подумал о негодяе, притаившемся на том берегу.
расслышал, и продолжал мчаться вперед. Смок свистнул громче. Человек
остановил собак и увидел Смока как раз в тот момент, когда раздался
выстрел. Тогда Смок поднял ружье и сам выстрелил в сторону деревьев,
откуда донесся звук выстрела.
нартам и, поднимая ружье к плечу, вдруг начал медленно опускаться и сел на
нарты. Потом выстрелил, не целясь, и повалился навзничь, - Смок мог видеть
только его живот и ноги.
поворота выехало трое нарт, шесть человек сопровождало их. Смок крикнул,
чтобы предупредить, но те уже сами видели, что произошло с первыми
нартами, и торопились к пострадавшему. Выстрелы с того берега не
повторялись, и Смок, позвав своих собак, вышел из-за прикрытия. Его
Буджолд Лоис
Белоусов Валерий
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Контровский Владимир
Пехов Алексей