умыться, я сразу же выразил согласие, хотя и опасался, что от хождения у
меня опять разболится нога. Но эти опасения быстро развеялись, так как
Кори-Кори, спрыгнув с каменной террасы, стал под стеной в позу носильщика,
подставляющего спину под сундук, и разнообразными возгласами и жестами
пояснил, что я должен сесть ему на закорки, а он отнесет меня к речке,
протекавшей ярдах в двухстах отсюда.
которые глазели на нас и весьма оживленно обменивались между
замечаниями. И это было очень похоже на толпу ротозеев, теснящихся у
деревенской гостиницы, когда к воротам подают экипаж некоей
знаменитости и предстоит ее отбытие. Я обхватил руками шею Кори-Кори, он
рысцою пустился в путь, и вся толпа - это были молодые люди и девицы - с
хохотом, с криком, резвясь и ликуя, двинулась за нами и сопровождала нас до
самого берега.
камень, чуть выступавший посредине реки. Наша земноводная свита с брызгами и
плеском зашлепала по воде вслед за нами и, рассевшись на мшистых камнях,
которыми в изобилии было усеяно русло речки, приготовилась наблюдать мое
утреннее омовение.
зрителей, я почувствовал, что щеки мои горят от стыда и, сделав из ладоней
некое подобие умывального таза, спрятал в них разгоряченное лицо; потом снял
тельняшку и омылся до пояса. Как только Кори-Кори понял по моему поведению,
что этим я собираюсь ограничиться, он, совершенно потрясенный и негодующий,
подскочил ко мне и произнес целый страстный монолог, порицая меня за
отсутствие размаха и призывая немедленно раздеться и погрузить в воду все
тело. Я вынужден был уступить, и добряк Кори-Кори, относившийся ко мне, как
к малому и неразумному дитяти, за которым нужно ухаживать, как бы оно ни
брыкалось, поднял меня и, бережно держа, опустил в воду. Искупав таким
образом, он снова посадил меня на камень, и я, оглядевшись, не мог не
восхититься обступавшей меня красотой.
все попрыгали в воду, ныряя, плавая и подымая снопы брызг, - молодые девушки
резвились, выскакивая по пояс из воды, их обнаженные тела блестели, длинные
волосы струились по плечам, а глаза сверкали, как капли росы на солнце, и
заливистый веселый смех, чуть что, начинал звенеть над водой.
еще один визит. Почтенный дикарь был настроен все так же дружелюбно и
отнесся к нам с прежней сердечностью. Посидев у нас около часа, он встал и
направился к выходу, жестом пригласив меня и Тоби последовать за ним. Я
указал ему на мою больную ногу, но он в ответ указал мне на Кори-Кори; тем
самым возражение мое было снято, и я, вновь оседлав моего
телохранителя, как старик на спине Синдбада, пустился вслед за вождем.
нагляднее, чем что-либо до сих пор мною виденное в долине, говорила о
праздности, присущей всему туземному складу жизни. Это была хорошо убитая,
много хоженная тропа, от нее и вправо и влево отходили дорожки поменьше,
видно, она не одному поколению жителей служила как бы главной улицей. И тем
не менее, пока я не привык, хождение по ней представляло для меня немалые
трудности. То она вдруг взбиралась на крутой склон, изборожденный всяческими
неровностями и густо усеянный большими острыми камнями, прячущимися в густой
растительности, то шла прямо через все препятствия, то описывала широкие
дуги вокруг них, то устремлялась чуть не отвесно вверх по каменному уступу,
до лоска протертому множеством подошв, то спускалась с крутого обрыва,
пересекая кремнистое ложе потока. Здесь она вела вас по дну оврага,
принуждая то и дело кланяться, чтобы пройти под низко распростертыми
могучими ветвями деревьев, а там вдруг заставляла шагать прямо по огромным
упавшим стволам, которые гнили, лежа поперек нее с незапамятных времен.
верхом на Кори-Кори, который пыхтел и отдувался под своей увесистой ношей, я
слез и, позаимствовав у Мехеви его длинное копье, пошел дальше сам, опираясь
на него, как на костыль, и кое-как перебираясь через препятствия, - я
все-таки предпочел этот способ передвижения
бесчисленных неровностей был одинаково мучителен и для меня, и для моего
носильщика.
кручу и оказались у цели. Очень жаль, что нет таких слов, которыми можно
было бы передать впечатление от того, что я там увидел.
и многих ужасных обрядов. Под тенистыми вершинами хлебных деревьев царил
торжественный сумрак - как под сводами старинного собора. Мрачный дух
языческого культа словно навис в безмолвии, подчинив своим чарам все вокруг.
Здесь
идолопоклоннические алтари из огромных полированных плит черного камня,
свободно положенных одна на другую, достигавшие двенадцати и даже пятнадцати
футов в высоту. Сверху на этих пьедесталах были сооружены примитивные
открытые святилища, обнесенные тростниковой загородкой, за которой можно
было видеть свежие, загнивающие, гниющие и сгнившие приношения в виде
кокосовых орехов и хлебных плодов и разлагающиеся остатки недавно закланных
жертв.
фантастических местных ритуалов. Она представляла собой длинную террасу
пай-пай с двумя высокими алтарями по концам, охраняемыми плотным рядом
жутких деревянных идолов, и с бамбуковыми навесами, тянущимися по длинным
сторонам площадки и оставляющими открытой внутреннюю часть просторного
четырехугольника. Толстые стволы столетних деревьев, росших посредине и
бросавших на него свои густые тени, были окружены небольшими возвышениями и
обнесены оградой, образуя своего рода кафедры, с которых священнослужители
могли взывать к своей пастве. Место это - святая святых всей рощи - было
защищено от осквернения всесильным табу, обрекающим на немедленную смерть
всякую женщину, осмелившуюся вступить в запретные пределы, или коснуться
заповедных стен, или хотя бы святотатственно ступить ногой на землю в том
месте, где на нее падает священная тень.
правильным рядом высились могучие кокосовые пальмы. В дальнем углу виднелось
строение довольно внушительных размеров, служившее обиталищем жрецам и
хранителям Священных рощ.
все, стоящее на каменном фундаменте пай-пай; оно имело по меньшей мере
двести футов в длину, хотя в ширину не превосходило двадцати футов. Передней
стены у этого длинного дома вообще не было, ее заменяла лишь низкая
тростниковая ограда по самому краю пай-пай. А изнутри он представлял собой
один гигантский диван - циновки толстым слоем покрывали пол между двумя
лежащими кокосовыми стволами, самыми прямыми и гладкими, какие нашлись во
всей долине.
повел нас теперь Мехеви. До сих пор нас окружала небольшая свита из
островитян обоего пола, но по мере нашего приближения к длинному дому
женщины выходили из толпы и, стоя в стороне, пропускали мужчин вперед.
Суровый запрет табу распространялся и на это сооружение, угрожая ослушницам
такой же беспощадной карой, какая ограждала и площадку хула-хула от якобы
оскверняющего присутствия женщины.
мушкетов с прицепленными к дулам холстяными мешочками, в которых явно еще
было некоторое количество пороха. А вокруг мушкетов, подобно абордажным
саблям и крючьям на переборке в кабине корабля, красовались всевозможные
примитивные копья, весла, дротики и боевые дубинки. Очевидно, перед нами,
как сказал я Тоби, был тайпийский арсенал.
старцев, в чьем дряхлом облике время и татуировка, казалось, вообще не
оставили ничего человеческого. Дело в ток, что благодаря беспрестанно
возобновляющимся
воинов-островитян лишь тогда, когда все орнаменты на их теле, нанесенные еще
в юности, сливаются в один - эффект, достигаемый, однако, только в случаях
крайнего долголетия, - тела старцев были равномерного грязно-зеленого цвета,
поскольку татуировка имеет обыкновение зеленеть с течением времени. Кожа у
них казалась какой-то пятнистой, чешуйчатой, что в сочетании с ее небывалым
оттенком создавало сходство с зеленым, испещренным прожилками римским
мрамором. В некоторых местах она свисала у них с костей грузными наплывами,
напоминающими просторные слоеные складки на боках носорога. Голова у них
была совершенно лысая, а лицо бороздили тысячи мелких морщин; ни на щеках,
ни на подбородке не заметно было ни малейших признаков бороды. Но самой их
примечательной чертой были удивительные ступни; пальцы расходились на них,
как деления компаса, во все стороны света, видно, они, за свой столетний век
не изведавшие заточения, на старости лег прониклись нетерпимостью к ближним
и слали друг другу приказ держаться развернутым строем.
нижними конечностями - они сидели, скрестив ноги, на полу, застыв в каком-то
отупении. Нас они совершенно не заметили, ни разу не поглядели в нашу
сторону, пока Мехеви усаживал нас на циновки, а Кори-Кори давал кому-то
громкие пространные указания.
пиршеству, во время которого я опять принужден был подчиниться заботам моего
неутомимого слуги. За пои-пои последовали другие яства, и престарелый вождь
потчевал нас с неотвязным радушием, при этом, дабы окончательно разогнать
наше смущение, сам показывая весьма внушительный пример.
в руки, и под ее наркотическим воздействием, а также под влиянием царившей
кругом тишины и сгущающихся снаружи сумерек мы с Тоби погрузились в сонливое
оцепенение, а Мехеви и Кори-Кори заснули подле нас.
Буркатовский Сергей
Шилова Юлия
Максимов Альберт
Прозоров Александр
Гюго Виктор
Пехов Алексей