сейчас в постель и всхрапнуть на сутки-другие!"
срочно принять все меры, чтобы с достоинством спуститься по трапу.
Спускаюсь, с кем-то обнимаюсь, жму чьи-то руки и, переступая деревянными
ногами, ковыляю к дому. Рядом такими же лунатиками бредут мои товарищи.
готовился к Востоку, долгими часами слушал рассказы о нем, вызубрил наизусть
симптомы всех неприятностей, которые обрушиваются на головы новичков, но
никак не предполагал, что буду чувствовать себя столь отвратительно.
какой-то жидкий, разбавленный воздух* и бессмысленно уставился на приветливо
кивнувшего мне человека. Где я его видел? Мысль в свинцовой голове
шевелилась с проворством карпа, застрявшего в груде ила.
кто-то у кивнувшего.
потому что не было в мире силы, которая заставила бы меня подняться со
стула. Володя нагнулся и помог мне себя обнять. Вот это встреча! В конце
апреля 1967 года я провожал Агафонова, улетающего с одной макушки, а два с
половиной года спустя встречаю его на другой -- ничего себе карусель! Володя
всегда был мне симпатичен, и поэтому встречу с ним я воспринял как залог
удачи. Неизменно доброжелательный, с на редкость ровным характером, он мог
бы служить моделью для скульптора, ваяющего аллегорическую фигуру:
"Олицетворенное спокойствие и присутствие духа".
Мирный, а оставшиеся восемь человек будут сдавать дела новой смене и
ухаживать за "гипоксированными элементами".
-- предупредил он. -- Через несколько дней привыкнете.
говоря, мне меньше всего на свете хочется сейчас толкать штангу и пускаться
вприсядку. Как, впрочем, и Коле Фищеву, который ползет к вам с
распростертыми объятиями,
чернильно-синие губы. -- На СП тебя менял, на Востоке меняю...
знаменитую Колину ковбойку, совершенно выцветшую и с лопнувшими рукавами.
Фищев чрезвычайно ею дорожил и берег как талисман, а когда его донимали
просьбами: "Скажи, где шил? Дай поно
негодяй продавец влил четверть порции сиропа."
оксигениума, или, по-нашему, кислорода.
прошлись по дому. В центре располагалась кают-компания, меблированная,
скажем прямо, без особого шика: большой обеденный стол, откидная скамья и
шеренга стульев, два ряда книжных полок и доска объявлений. Вокруг
кают-компании в крохотных каморках разместились научные лаборатории,
радиостанция, медпункт (они же одновременно жилые комнаты с двухэтажными
нарами), оборудованный электроплитой камбуз размером с кухоньку
малогабаритной квартиры, такой же площади баня и холл с двумя умывальниками,
он же курилка и комната отдыха. Сбоку прилепились лаборатория магнитолога,
дизельная электростанция и холодный склад. Таких скромных жилищных условий я
не видел, пожалуй, ни на одной полярной станции.
Моисеева, -- высказался Фищев. -- Придется, видимо, отменить гастроли.
"комфортабельными люксами", отличающимися от купе вагона тем, что жить в них
нужно было не день в не два, а целый год; посмеивались над кают-компанией, в
проходе которой трудно было разойтись двоим, над холлом, в котором могли
одновременно находиться пять-шесть человек. Но в шутках этих была гордость
за свою миниатюрную, крепко сбитую станцию, с ее рациональнейшей теснотой,
станцию, построенную с таким расчетом, чтобы не пропала ни одна калория
тепла. Кажется, Амундсен говорил, что единственное, к чему нельзя
привыкнуть, это холод, а на Востоке холод космический и, чтобы не пустить
его в дом, нужно поддерживать самое дорогостоящее в мире тепло: каждый
килограмм груза, доставленный на Восток, обходится в десять рублей!
Продолжим осмотр на свежем воздухе.
Под солнцем, катившимся по безоблачному небу, сверкал непорочно белый снег.
От этой нескончаемой белизны слезились глаза, даже солнцезащитные очки не
спасали от обилия света. Белый снег и темные пятна жилья -- можно было
запросто обойтись без цветной фотопленки. Разве что на людях оранжевые
каэшки -- чтобы легче различать на белом фоне, если придется искать
пропавшего товарища.
таким бы воздухом дышать и дышать, впитывая в себя его целительную свежесть.
Но это сплошной обман. Воздух абсолютно сух, он дерет носоглотку как наждак,
мехами работают легкие, наполняясь чем-то бесплотным: досыта надышаться
здесь так же невозможно, как насытиться манной небесной. Я прошел десять
шагов и задохнулся, словно бегун на десятом километре. С той лишь разницей,
что бегун может делать глубокие вдохи открытым ртом -- естественные
действия, совершенно противопоказанные на Востоке. На нас надеты шерстяные
подшлемника -- "намордники", как их изящно называют. Они закрывают большую
часть лица, оставляя открытыми глаза. При выдохе теплый воздух охлаждается и
содержащаяся в нем влага конденсируемся, отчего поминутно потеют очки, а на
бровях и ресницах образуются сосульки. Нужно снимать рукавицы и протирать
стекла; сосульки растают самостоятельно, когда мы вернемся домой.
центром были кают-компания и пристроенные к ней помещения -- все из щитовых
домиков. Со времени основания Востока "главный корпус" не раз расширялся
путем присоединения к нему очередного домика.
отсутствием колонн, портиков, балконов и шпиля. Впрочем, в роли шпиля
успешно выступает антенна. В связи с нехваткой декоративного мрамора фасад
здания облицован редкими сортами дерева -- крышками ящиков из-под макарон.
аэрологического павильона, сооруженное из досок. Здесь Сергеев и Фищев будут
добывать водород для запуска зондов -- великолепная физзарядка, особенно при
температуре минус восемьдесят пять градусов. Когда зонд улетит, Боря Сергеев
поднимется по ступенькам в это помещение к своему локатору, чтобы принимать
с неба приветственные радиограммы.
здесь будет работать Василий Сидоров-второй. Другой домик построен
американцами для своих ученых, уже не раз зимовавших на станции в порядке
научного обмена. Как раз в эти минуты молодой американский физик Майкл Мейш
передает эстафету своему столь же молодому коллеге из Ленинграда Валерию
Ульеву. Майкл -- первый восточник, который обратил на себя наше внимание.
Когда мы выползали из самолета, к полосе бежал высокий парень в каэшке,
тревожно выкрикивая: "Где есть Ульев? Ульев! Дайте мне Ульев!" Валерий,
которого шатало, как на палубе во время шторма, прохрипел: "Я здесь...", и
Майкл, издав ликующий вопль, чуть ли не на себе потащил сменщика в домик.
Как рассказал Агафонов, Майкл -- веселый и забавный парень, он чрезвычайно
доволен тем, что ему посчастливилось провести год на Востоке. "Только три
человека в Америке мерзли так, как я -- радовался он.
стальные антенны -- одно из главных украшений станции. Они находятся в
нескольких десятках метров от полосы, и в ясную погоду летчики ими любуются,
а в плохую проклинают: того и гляди, зацепишь крылом.
Потому что глубоко под толщей снега вырыт магнитный павильон, одно из
главных научных сооружений станции. В свое время мы там побываем. Да, на
поверхности есть еще свалка -- старые сани, пустые бочки из-под горючего,
ящики и прочее.
блещущий красотой хутор, заброшенный в глубины Центральной Антарктиды,
кают-компании на том месте, которое обычно занимает бак с компотом, и
каждый, проходя мимо нее, нагибается и вдыхает сказочно прекрасный аромат
родного леса.
погоду и следующие рейсы, мы не взяли с собой дежурный набор праздничных
деликатесов. Но не было бы нам прощения, если бы мы забыли елку. Не потому,
что полярники сентиментальны, совсем наоборот -- в массе своей они чужды
такой немужской слабости. Дело в другом.
он ни переносил тяготы зимовки, в глубине души он мечтатель. Чаще всего эта
мечты вполне определенны: увидеть, обнять родных и друзей, посидеть у
телевизора в своей квартире, лениво посасывая пиво. Это мечты весомые,
грубые, зримые, они обычны для всех, ими никого не удивишь.
понятие "родина" исключительно важными составляющими входят и такие вещи, о
которых и не задумывался вроде, давно перестал их замечать. Клумба у дома,
качели во дворе, пустырь, на котором гонял когда-то дышащий на ладан мяч,
речка с диким пляжем и лес -- все это начинает волновать, как музыка, иной
Шилова Юлия
Буркатовский Сергей
Сертаков Виталий
Буркатовский Сергей
Белов Вольф
Володихин Дмитрий