опоздай племяш на несколько минут. Но Ленька не опоздал. Он до сих пор
не мог понять, как это у него не лопнуло сердце, когда он выволок из
кабины шестипудовое тело Гаврилова и тащил к своему тягачу. Сам чуть
сознание не потерял. Растормошил, растер его и, полуживого, довез до
"Харьковчанки", которая неслась навстречу, а там уж Алексей
промассировал батю со спиртом, заставил выпить стаканчик и с помощью
ребят засунул в спальный мешок. Спьяну батя ругался, не хотел залезать в
мешок и даже двинул кулачищем Бориса Маслова в челюсть, но потом
присмирел и быстро уснул.
все беды отступили перед лицом предотвращенной беды. Спирта у Антонова
было мало, всего литров шесть, Гаврилов категорически запретил
расходовать без крайней надобности, однако сейчас были особые
обстоятельства. Алексей вытащил канистру и мензуркой отмерил каждому по
сто граммов. Выпили за батино здоровье и Ленькину удачу, закусили
остывшими бифштексами и не разошлись, остались сидеть в салоне
"Харьковчанки" - пятеро за столиком, остальные на двухъярусных нарах.
Ревел на малых оборотах, нагнетая тепло в салон, мотор "Харьковчанки",
но привычные к грохоту уши походников вылавливали из него слова, как
радисты морзянку из беспокойного эфира.
Щеглова, который в десяти километрах от Мирного, перед самым
возвращением домой - "Обь" уже стояла у барьера! - провалился на тягаче
в ледниковую трещину и упокоился в ней, избежав тлена: вечно молодой в
извечном холоде. Вспомнили Ивана Хмару и Колю Рощина, всех других
товарищей, которые навсегда остались в Антарктиде, и опять нарушили - по
двадцать пять граммов выпили. И тут же в третий раз: каждый выкурил не
положенную половинку, а целую сигарету. Только в салоне доктор никому
курить не позволил, выгонял в кабину.
бородой набухла так, что он не говорил, а невнятно мычал., еще раз
поудивлялись Ленькиной силище - на куполе и втроем сто килограммов
поднять - рекорд, а он один! С уважением пощупали железные Ленькины
бицепсы и пришли к выводу, что из полярников только сам батя имеет
такие.
рако.
чал Валера, не обращая внимания на протесты Игната, - мы все трое пода-
ли рапорт насчет характеристики и попали к самому генералу. Усадил он
нас, велел принести чай, стал спрашивать о том и о сем и вдруг как
гаркнет: "Ты что меня грабишь, шельмец?" Оказалось, Игнат со страха
шесть кусков сахару в стакан положил и потянулся за седьмым.
заорал: "Разрешите обратиться, товарищ генерал! Это я от волнения,
товарищ генерал! Я вообще, если хотите, могу пить несладкий, товарищ
генерал!"
я не знал, что это про тебя!
арифметику в школе учил!
Тошка. - Только правду не скроешь, она пробьет себе дорогу через разные
там несправедливости и случайности, как луч солнца пробивается через
зловещую тьму. Каково?
чепуху, уши вянут.
что он тоже не лыком шит, Давид вытащил из кармана пачку "Памира", осы-
пав при этом стол трухой, и протянул генералу: закуривай, мол, братишка,
не стесняйся, здесь все свои. Генерал крякнул и в свою очередь предложил
"Казбек"; Давид тут же сунул "Памир" обратно в штаны, радостно запустил
лапу в генеральскую пачку, вытащил три папиросы и раздал нам. Потом
уселся поудобнее в кресле, закурил и брякнул, что генерал, наверное,
много знает о Гаврилове, а у него, Давида, как раз имеется час-другой
свободного времени, что бы послушать, - примерно в этом роде. И генерал
вместо того, чтобы приказать нахалу выдраить танк вне очереди, вдруг
начал рассказывать... Давид, у тебя память, как у магнитофона,
воспроизведи.
начальственному баритону генерала. - Я тогда командовал бригадой, и Ваня
Гаврилов был самым лихим моим танкистом, я ему и рекомендацию в партию
давал. Понятно? Без всяких "так точно!", молчать, когда начальство
говорит! А ты клади седьмой кусок и закрой рот, я не дантист и не
собираюсь проверять твои зубы. В конце сорок второго, когда Манштейн
пошел на Сталинград выручать Паулюса, что, как известно, закончилось для
Манштейна хорошей трепкой, Ваня отколол такую штуку. На ничейной земле
стояла подбитая "тридцатьчетверка". Немцы к ней привыкли и внимания на
нее не обращали. А Ваня в тот день был безлошадным - отправил свой
покалеченный танк в ремонт. Насел на нас, уговорил и ночью вместе с
двумя своими шельмецами забрался в ту "тридцатьчетверку". Утром, когда
немцы пошли в атаку, он пропустил их танки мимо и шквальным огнем уложил
полроты автоматчиков. Немцы, конечно, опомнились и разнесли
"тридцатьчетверку" в пух и прах, но Ваня и это предусмотрел, отлеживался
с ребятами в заранее вырытом окопчике. Как и было договорено, мы тут же
перешли в контратаку и не дали немцам проутюжить эту троицу... А в
другой раз, летом сорок третьего, устроил Гаврилов такой переполох, что
помощник по разведке чуть не рехнулся, Прибежал ко мне, докладывает:
"тигры" у немцев бьют по своим! Я ему - поди проспись, а он: "Товарищ
генерал, сам с колокольни в бинокль видел: бьют по своим!" Я бегом на
колокольню - в самом деле, несутся к Дубровке, где мы стояли, два
взбесившихся "тигра", ведя огонь из пушек и пулеметов. Приказываю не
стрелять, жду, а у самого голова кругом идет - надежда появилась. Дело в
том, что несколько дней назад в ходе наступления Гаврилов с тремя
танками проскочил вперед, а бригада застряла: комкор приказал подтянуть
тылы, иначе мы рисковали остаться без горючего и боеприпасов. Проходит
день, другой - нет комбата. Ну, думаю, прощай, друг, товарищ Гаврилов!
Но, как выяснилось, поторопился. Танки Ваня действительно потерял,
вернее, оставил и замаскировал в лесу, кончилось горючее, и по ночам
пехом пробирался к линии фронта. И вот набрел на два немецких танка:
стояли у опушки леса на берегу пруда, а экипажи принимали водные
процедуры. Экипажи - в рай, а сами - на "тигров". Славно прошлись
километров пять по немецкому тылу и вернулись в бригаду.
своим обычным голосом:
указаний, а когда мы вышли, нас нагнал его адъютант и вручил Игнату
личный подарок командира корпуса - пачку сахару. Ничего не переврал?
заинтриговал всех Алексей.
А боится он только одного начальника... Кого, Ленька?
плохой слышимости. Любит...
стучат! По коням, братва! Будь здоров, батя!
Одновременно и тебя, Валерка. Встанет у нас батя как новенький.
спасению своей жизни Гаврилов, запретив самому себе жечь доски. Трижды
пренебрег инструкциями Ленька. Выпили в рабочее время - опять нарушение,
двигатели стоявших без дела тягачей чуть не два часа на полную мощность
работали - еще одно.
говорят бухгалтеры, актив намного превысил пассив.
как шутили ребята, материала для диссертации доктор Антонов. Поговорили,
покурили, вдоволь посмеялись - в первый раз за обратную дорогу. Правда,
у Маслова сильно болела челюсть, но зато в глубине души он надеялся, что
Гаврилов станет перед ним извиняться и простит ему, что он проболтался о
радиограмме Макарова.
хорошее предзнаменование.
Роллинс Джеймс
Корнев Павел
Скальци Джон
Белов Вольф
Прозоров Александр
Лондон Джек