нашей психики? Может быть, непреодолимая тяга вдаль - это отзвук первобытной
глубокой потребности, желания, жажды пуститься куда-нибудь туда, где нас
нет?
похож. Я обещал расчесывать его, стричь и следить, чтобы он у меня всегда
был красавчик, и не сдержал слова, данного самому же себе. Шерсть у Чарли
свалялась, стала грязная. Пудели, как и овцы, не линяют. По вечерам, когда
я, исполнившись добродетели, собирался заняться его внешностью, каждый раз
находились какие-то другие дела. Кроме того, у Чарли вдруг обнаружилась
сильнейшая аллергия, о чем мы раньше и не подозревали. Как-то раз я
заночевал в парке для грузовиков, на которых перевозят скот. Эти огромные
машины там же и чистят, и потому вокруг парка возвышалась гора навоза и
тучами вились мухи. Хотя на окнах у Росинанта были сетки, мириады мух
все-таки проникли в него, забились в щели и не желали оттуда вылезать. Я
впервые за всю дорогу воспользовался дезинсекционным распылителем и
тщательно все опрыскал, и после этого Чарли стал так чихать, что в конце
концов мне пришлось вынести его из машины на руках. К утру Росинант был
полон сонных мух, я опять все опрыскал, и приступ у Чарли повторился. С тех
пор после каждого посещения крылатых гостей Чарли изгонялся наружу, а после
расправы с ними машина проветривалась. Я ни у кого больше не наблюдал такой
жестокой аллергии.
дорогам Огайо, Мичигана и Иллинойса, обуреваемый множеством впечатлений.
Первое из них - это огромный прирост населения. Деревушки превратились в
городки, а городки разрослись в большие города. Дороги кишели машинами всех
видов, городские улицы были так многолюдны, что все внимание уходило на то,
чтобы на кого-нибудь не наехать и чтобы на тебя не наехали. Далее, меня
поразила энергия, бьющая ключом, и соприкосновение с ней воспринималось как
удар электрическим током. Жизненная сила - на что бы она ни была направлена,
на хорошее или на дурное, - клокотала повсюду. Ни на секунду не позволю себе
заподозрить тех, с кем я встречался и разговаривал в Новой Англии, в
неучтивости или в недружелюбии, но отвечали они немногословно и всегда ждали
первых шагов от незнакомца. И почти сразу, лишь только я переехал границу
Огайо, люди стали приветливее, проще в обращении. Официантка в придорожном
баре сказала "с добрым утром", не дав мне первому с ней поздороваться,
принялась обсуждать со мной меню моего завтрака, как будто оно живо
интересовало ее, с увлечением беседовала на тему о погоде н даже сообщила
кое-что о себе без всякого зондирования с моей стороны. Незнакомке люди
вступали в разговор, не опасаясь друг друга. Я уже успел забыть, как богаты
и красивы эти места, как плодородна здешняя почва, - забыл огромные деревья,
озерный край Мичигана, прекрасный, как статная, хорошо одетая и сверкающая
драгоценностями женщина. Земля здесь, в самом сердце страны, была щедра и
приветлива, и мне казалось, что здешние люди переняли от нее эти черты
характера.
заключалась в том, чтобы вслушиваться в людскую речь, подмечать ее ритмы,
обертоны, выговор, ударения. Ибо речь людская - это нечто гораздо большее,
чем составляющие ее слова и фразы. Я слушал где только мог. И мне казалось,
что местным говорам приходит конец - они еще не исчезли, но исчезают. Сорок
лет радио и двадцать лет телевидения, видимо, сделали свое дело. Происходит
медленный, но неуклонный процесс уничтожения локальности речи при помощи
средств связи. Было время, когда я мог почти безошибочно определить по
говору, откуда человек родом. Теперь это становится все труднее и труднее, а
скоро - в предвидимом будущем - станет и вовсе невозможно. Редкий дом
сейчас, редкое строение не оснащено гребнем, который прочесывает своими
зубьями эфир. Язык радио и телевидения принимает стандартные формы, и мы,
пожалуй, никогда и не говорили так чисто и правильно. Наша речь скоро станет
повсеместно одинаковой, как и наш хлеб, который замешивают, пекут,
упаковывают и продают застрахованным от всяких случайностей и чьей-то
оплошности, и он повсеместно хорош и повсеместно безвкусен.
печалит эта неизбежность. Ибо вслед за местным выговором умрут и местные
темпы речи. Исчезнет из языка идиоматичность, образность, которые так
обогащают его и, свидетельствуя о времени и месте их зарождения, придают ему
такую поэтичность. А взамен мы получим общенациональный язык, расфасованный
и упакованный, стандартный и безвкусный. Местные особенности речи еще не
стерлись, но постепенно стираются. За те годы, что я не вслушивался в свою
страну, в ней произошли огромные изменения в этой области. Двигаясь на запад
по северным дорогам, я ни разу не услышал настоящего местного говора, пока
не добрался до Монтаны. И это одна из причин, почему я снова влюбился в штат
Монтана. Западное побережье перешло к стандартному английскому языку.
Юго-запад еще хватается за областную речь, но хватка его слабеет. Самый Юг,
конечно, только силой удерживает при себе свой говор наряду с кое-какими
другими милыми его сердцу анахронизмами, но в конце концов ни одна часть
нашей страны не устоит перед автострадами, высоковольтной линией в
общенациональным телевидением. То, что я оплакиваю, может, и не стоит
спасать, но тем не менее расставаться с ним горько.
нашего языка я, в конечном счете, наших душ, я знаю, что в прежнее времена
редко в каком доме пекли хороший хлеб. Стряпня моей матери была, за редкими
исключениями, весьма посредственной, хваленое наше непастеризованное молоко,
в которое попадали всего лишь мухи и частички навоза, кишело бактериями, в
здоровой жизни добрых старых времен мало ли было болезней и скоропостижных
смертей от неизвестных причин, а тот самый благозвучный местный говор,
который я оплакиваю, приходился родным чадом неграмотности и невежеству.
Человек - это маленький мостик, переброшенный во времени, и, старея, он
начинает выказывать недовольство всякими переменами, особенно переменами к
лучшему. Но ведь верно же, что недоедание мы обменяли на тучность, а для
жизни опасно и то и другое. Перемены идут на нас развернутым строем. Мы - за
себя-то, во всяком случае, ручаюсь - и представить не можем, как люди будут
жить, какое направление примет их мысль через сто и даже через пятьдесят
лет. Может быть, вершин мудрости я достигаю в те минуты, когда знаю, что я
ничего не знаю. Жалко тех, кто попусту тратит силы, стараясь удержать жизнь
от нашествия нового, ибо горечь потерь им обеспечена, а радость побед - едва
ли.
Кливленд, Акрон, Толидо, Понтиак, Флинт, а позднее Саут-Бенд и Гари, мои
глаза и мой мозг не справлялись с этим ошеломляющим зрелищем - с
фантастическим размахом и мощью промышленного производства, со сложностью
его, которая кажется хаотичной, но на самом деле далека от хаоса, как небо
от земли. Вот точно так разглядываешь муравейник и не можешь понять, куда,
зачем, почему так торопятся и бегают обитающие в нем существа. Больше всего
меня радовало в те дни, что с шумной автострады можно было выезжать на
какую-нибудь обсаженную деревьями, тихую сельскую дорогу вдоль разгороженных
участков земли, где бродят коровы, и останавливать Росинанта на берегу
какого-нибудь озера с чистой, прозрачной водой, и видеть высоко в небе
косяки диких гусей и уток, держащих путь на юг. Чарли с его любознательным и
тонко во всем разбирающимся носом мог читать там собачью литературу на
кустиках и стволах деревьев и оставлять рядом свои собственные послания
может статься, не менее значительные в бесконечном ходе времен, чем вот эти
каракули, которые мое перо выводит на тленной бумаге. И там, в лесной глуши,
когда ветер перебирал ветки деревьев и морщил зеркало воды, я стряпал
невероятные обеды в моих алюминиевых кастрюлях разового употребления, варил
кофе такой густоты и крепости, что в нем не утонул бы и гвоздь, и, сидя на
задней приступке моего домика, наконец-то мог подумать и навести порядок в
мыслях, так и кишевших у меня в голове после всего увиденного и услышанного.
Флоренции или в парижский Лувр, и тамошние сокровища настолько ошеломят вас
своим количеством и величием, что вы уйдете подавленный, с таким чувством,
будто у вас несварение желудка. А потом, наедине с самим собой, вы начнете
вспоминать, и полотна распределятся в ваших воспоминаниях: одни отвергнет
ваш вкус, а может быть, ваша ограниченность, зато другие выступят перед вами
ярко и четко. Вот тогда вернитесь туда и посмотрите что-нибудь одно, не
внимая зовам, несущимся со всех сторон. Разобравшись в сумятице первых
впечатлений, я могу пойти в музей Прадо в Мадриде, миновать тысячи картин,
требующих моего внимания, и навестить друга: небольшого Эль Греко - "San
Раblо con un Libro" <Святой Павел с книгой (исп.).>. Святой Павел только что
закрыл книгу. Пальцем он заложил страницу, на которой остановился, и на
потрясенном лице его жажда постигнуть премудрость, заключенную в уже
закрытой книге. Может быть, постижение и приходит только спустя некоторое
время? Много лет назад, когда я работал в лесу, про лесорубов говорили,
будто в публичном доме они только и толкуют, что о лесе, а в лесу - о
публичном доме. Так и я пробираюсь сквозь грохот промышленных центров,
раскинувшихся по всему Среднему Западу, сидя один-одинешек на берегу озера в
северной части Мичигана.
мой верный Чарли бросил свое занятие и взревел басом. Из джипа вылез молодой
человек в сапогах, вельветовых брюках и куртке в красно-черную клетку. Он не
спеша подошел ко мне и заговорил резким, неприязненным голосом, как это
всегда бывает, когда человеку не очень-то по душе его обязанности.
безобразной вспышкой ярости, дав моему противнику возможность со вкусом и с
сознанием собственной правоты показать мне дорожку отсюда. Между нами могло
даже дойти до ругани и чуть не до драки. Это было бы вполне естественно, но
в окрестной тишине и приволье я как-то не сразу нашелся, и момент для отпора
был упущен. Я сказал:
кого-нибудь из хозяев и попросить разрешения отдохнуть здесь, хотя бы за
плату.
Буджолд Лоис
Посняков Андрей
Василенко Иван
Каргалов Вадим
Никитин Юрий
Шилова Юлия