Чтение 19–й страницы книги ~Райские пастбища~

- Нет, - помедлив, ответил Джуниус, - мы, пожалуй, едем туда
насовсем. Я бухгалтер, мисс Морган. По крайней мере, двадцать лет назад
я был им. Попробую найти работу.

Он говорил это с болью. - Послушайте, зачем вам все это? -
воскликнула она. - Видите ли, - объяснил он просто. - Я не представлял,
что приношу мальчику вред. Я просто не думал об этом. Вы же понимаете,
нельзя воспитывать его в нищете. Правда ведь? А я не знал, что говорят
о нас люди.

- Но почему вы не остались на ферме? У вас хорошая ферма, верно?

- Я не могу зарабатывать здесь на жизнь, мисс Морган. Я ничего не
смыслю в сельском хозяйстве. Джекоб пробовал вести хозяйство, но,
понимаете, Джекоб слишком ленив. Как только смогу, я продам ферму и
куплю Робби все, чего у него раньше не было.

Мисс Морган рассердилась. И в то же время почувствовала, что вот -
вот расплачется.

- Неужели вы верите тому, что говорят вам эти идиоты?

Он удивленно взглянул на нее. - Конечно, не верю. Только вам ли не
знать - мальчика нельзя воспитывать как звереныша?

Появился автобус. Джуниус кивнул в сторону Робби. - Он не хотел
ехать. Сбежал в горы. Мы с Джекобом нашли его лишь вчера ночью. Слишком
долго он жил как звереныш. Да и вообще, мисс Морган, он пока еще просто
не представляет себе, как хорошо нам будет в Сан-Франциско.

Автобус затормозил. Джуниус и Робби вскарабкались на заднюю
площадку. Мисс Морган собиралась войти вслед за ними, но передумала,
села в автобус с другой стороны и пристроилась позади шофера.

"Ясно же, - подумала она, - им сейчас хочется побыть наедине".

VII

Старик Гиермо Лопес умер, когда его дочери были уже вполне
взрослыми. Он оставил им сорок акров каменистой земли на склоне холма и
ни цента денег. Девушки жили в дощатой обмазанной хижине, при которой
были маленький флигелек, колодец и сарай. На истощенной почве, по сути
дела, могли расти лишь шалфей да курай. И хотя сестры изо всех сил
трудились на своем огородике, урожай они собрали весьма скудный.
Некоторое время они с каким - то ожесточенным мученичеством голодали,
но в конце концов плоть взяла свое. Они были слишком толсты и
жизнерадостны для того, чтобы надеть на себя мученический венец по
столь мирскому поводу, как отсутствие пищи.

Однажды у Розы возникла счастливая мысль: - Разве умеет кто -
нибудь в нашей долине печь такие вкусные тортильи, как мы с тобой? -
спросила она сестру.

- Это искусство досталось нам в наследство от матушки, -
благочестиво ответила Мария.

- А это значит, что мы спасены! Мы будем готовить пироги и
маисовые лепешки и продавать их жителям Райских Пастбищ.

- А ты думаешь, они станут покупать? - усомнилась Мария.

- Послушай, что я тебе скажу, Мария. В Монтерее всего несколько
женщин продают тортильи, да и что это за тортильи - в сто раз хуже
наших. И все - таки женщины, которые их продают, просто богачки! Они
делают себе по три новых платья в год. А разве их лепешки идут хоть в
какое - нибудь сравнение с нашими? Вспомни, ведь нас учила наша мать.

От волнения глаза Марии наполнились слезами. - Ой, ну, конечно, их
нельзя сравнить! - пылко воскликнула она. - В целом мире не было ничего
вкуснее лепешек, которые месили безгрешные руки нашей матушки,

- Ну что ж, тогда за дело! - решительно сказала Роза. - Хорошую
вещь отчего не купить.

Целую неделю шли лихорадочные приготовления. Обливаясь потом,
сестры скребли и украшали свое жилище. Когда все было кончено, их
маленький домик, побеленный и внутри и снаружи, выглядел очень нарядно.
У порога посадили отводки герани; мусор, скапливавшийся годами, был
собран в кучу и сожжен. Переднюю комнату превратили в харчевню, в
которой стояли два покрытых желтой клеенкой стола. Сосновая доска,
прибитая к забору, выходящему на главную дорогу округа, гласила:
"Маисовые лепешки, пироги и прочие испанские блюда. Р. и М. Лопес".

Дело не сразу пошло на лад. Можно сказать, что оно вообще не
пошло. Сестры сидели за своими желтыми столиками и ждали. Они были
ребячливо веселы и не очень опрятны. Сидя на стульях, они ждали, когда
к ним явится счастье. Но стоило войти посетителю, и они стремглав
бросались его обслуживать. Они восторженно смеялись всему, что он
говорил; они похвалялись своей родословной и дивными качествами
лепешек. С негодованием отрицая в себе примесь индейской крови, они по
локоть закатывали рукава, чтобы показать, как бела их кожа. Но
посетители бывали очень редко. И у сестер стали появляться затруднения.
Они не могли заготавливать сразу много продуктов, ибо продукты
портятся, когда лежат слишком долго. Для тамалей нужно свежее мясо. И
они начали расставлять силки для кроликов и птиц; они сажали в клетки
воробьев, черных дроздов, жаворонков и держали их там до тех пор, пока
они не потребуются для тамалей.

А дела по - прежнему шли из рук вон плохо.

Как - то утром Роза с решительным видом обратилась к сестре: -
Запряги - ка старину Линдо, Мария. У нас совсем не осталось мякины. -
Она вложила в руку Марии серебряную монетку. - Купи в Монтерее. Только
немного, добавила она. - Когда дела у нас пойдут хорошо, мы купим целую
гору.

Мария с послушным видом поцеловала сестру и направилась к сараю. -
И, Мария... если у тебя останется какая - нибудь сдача, то по конфете
нам обеим... по большой конфете.

Вернувшись днем, Мария застала сестру как - то странно
присмиревшей. Ни криков, ни визга, ни требований рассказать о всех
подробностях путешествия - словом, ничего такого, что сопутствовало
обычно их встречам после разлуки. Роза сидела за столом, и лицо ее было
хмурым и озабоченным.

Мария робко приблизилась к сестре. - Я очень дешево купила мякину,
- сказала она.А это для тебя, Роза, конфета. Самая большая и всего за
четыре цента.

Роза взяла протянутую ей длинную палочку леденца и, развернув с
одного конца сунула в рот. Она все еще была погружена в свои мысли.
Нежно и лукаво улыбаясь, Мария присела рядышком, молчаливо моля сестру
переложить на ее плечи часть своих забот. А Роза сидела неподвижная,
словно скала, и сосала леденец. Внезапно она пристально взглянула в
глаза Марии.

- Слушай, - проговорила она торжественно, - сегодня я отдалась
посетителю.

От неожиданности Мария ойкнула. - Не пойми меня превратно, -
продолжала Роза. Денег я не взяла. Но этот человек съел три порции
энчилада... три!..

Взволнованная Мария заскулила тоненьким, детским голоском. -
Замолчи, - остановила ее Роза. - А что, по - твоему, я должна была
делать? Раз мы хотим добиться успеха, нам надо всячески поощрять
посетителей. А этот заказал три порции, Мария, три порции энчилада! И
за все уплатил! Что ты скажешь? А?

Мария шмыгнула носом и, несмотря на доводы сестры, попыталась
найти опору в благочестии.

- Мне кажется. Роза... мне кажется, что наша мама была бы рада, и
еще мне кажется, что тебе самой стало бы легче на душе, если бы ты
испросила прощения у пречистой девы и у святой Розы.

Лицо Розы расплылось в широкой улыбке, и она заключила Марию в
объятия.

- Именно это я и сделала. Как только он ушел. Он еще и через порог
не переступил, а я уже сделала это.

Мария вырвалась из ее рук и, горько плача, убежала в спальню.
Десять минут простояла она на коленях перед висевшей на стене маленькой
статуэткой Мадонны. Потом встала и устремилась в объятия Розы.

- Роза, сестренка! - воскликнула она счастливым голосом. - Я
думаю... мне кажется, я тоже стану поощрять посетителей.

Сестры Лопес стиснули друг друга в могучих объятиях и на радостях
дружно разрыдались.

Этот день знаменовал собой поворотный пункт в предприятии сестер
Лопес. Нельзя сказать, что дела их пришли в цветущее состояние, и все
же они продавали столько "испанских блюд", что голодными теперь не
были, а их широкие спины обтягивали обновки из набивных ситцев. Они по
- прежнему были безукоризненно благочестивы. Стоило какой - нибудь из
них согрешить, и она тут же устремлялась к крошечной фарфоровой
Мадонне, для удобства помещенной теперь в прихожей, куда выходили обе
спальни, и испрашивала у нее прощения. Накапливать грехи не
разрешалось. В каждом новом прегрешении они каялись сразу же после
того, как оно было совершено. На полу против Мадонны образовалось
блестящее местечко: здесь преклоняли колени одетые в ночные сорочки
сестры.

Они не жаловались на жизнь. Между ними не возникало ни тени
соперничества, ибо хотя Роза была постарше и посмелее, с виду они
походили друг на дружку почти как две капли воды. Мария была чуть
потолще. Роза - чуть повыше, вот вам и вся разница.

В доме то и дело слышался хохот и радостный визг. Раскатывая на
плоских камнях лепешки своими полными, сильными руками, сестры пели.
Стоило кому - нибудь из посетителей сказать что - нибудь смешное,
стоило, например, Тому Бремену, доедающему уже третий тамаль, изречь:
"Слишком уж ты шикуешь. Роза. Смотри, если не поставишь точку, сядешь
на мель", - и сестры целых полчаса просто задыхались от смеха. А потом