тот, в котором мы живем, или вообще кто-то живет, Богу нужно было
воплотиться в конечную человеческую форму. Поэтому мир "тройствен" - в нем
не только Отец, но еще и Сын, и Дух. И то, что мы можем понять, мы можем
понять только духовно, т.е. не по законам объекта, а по законам духа. (При
этом я не имею в виду то особое состояние, которое обычно русский
интеллигент называет духовностью, считая ее самой большой ценностью. Я имею
в виду, конечно, строгий смысл этих слов.)
только символически, в воплощенной форме, а она телесна или конечна. Причем
под телом нужно понимать и психику. Психика - тоже тело. Декарт полагал,
расходясь в этом с нашими привычными антропоморфистскими представлениями,
что психика - телесное явление и что лишь после воплощения возможны единицы
ума (или знания), возродив тем самым фактически античную теорию "атомов". Но
не в физическом смысле слова, а в онтологическом. Как правило, в этой теории
видят физическую гипотезу строения мира, а в действительности атомы в ней
онтологические. Напомню в этой связи, чтобы у вас был дополнительный
материал для размышления, что по каким-то причинам двоицу Аристотель называл
абсолютным числом. И у меня тоже, как вы заметили, все время настырно
фигурирует "два", "между двумя": на первом шаге, на втором и - "между".
Меньше этого числа я мыслить ничего не могу. Абсолютное число. Единица
появляется только потом, и когда она появляется, то мы, конечно, имеем три.
абсолютной аподиктичностью, находится в поле, очерченном движением первого и
второго шага. Или - в подвесе между двойкой как абсолютным числом и
появлением единиц ума. Или единиц поля естественного света. Там - мы мыслим,
и когда мыслим, говорит Декарт, то не заблуждаемся. Заблуждений нет, как нет
фактически и истины. В каком смысле? В том смысле, что там эти термины
вообще неприменимы. Но вместе с тем это и есть бытийное начало того, что в
нашем сознании и мышлении и в мире могут появляться вещи, относительно
которых применимы термины "истинно" или "ложно". Хотя большинство вещей,
которыми мы живем, таковы, что вообще не имеют смысла и даже не порождают
почву, на которой можно было бы что-то доказывать в качестве истинного или
опровергать в качестве ложного. Расскажу об одной, классической в этом
смысле (или парадигматической) сцене из жизни Декарта. Тем более, что после
нее он дал слово кардиналу де Беруллю обязательно заняться философией, т.е.
изложить ее письменно.
которые, очевидно, как и мы, российские люди, любили заниматься духовными
беседами, стремились всегда к духовности. Очевидно, они тоже с умным видом
сидели и слушали некоего человека, пленившего на короткое время Париж своими
красиво построенными теориями. Слушал его и Декарт, пока ему не предложили
высказаться. И он высказался. Но не стал опровергать этого шарлатана,
унижать его. Он просто логически последовательно вначале доказал одно, а
затем, столь же строго, - прямо противоположное. Доказал, что чаще всего мы
говорим вещи, которые неопровержимы и недоказуемы. Что он имел в виду? Что
наши высказывания, обладающие признаком ложности или истинности, могут
появляться только на основании. Вот том начале, которое я назвал
онтологическим. Если оно есть, то могут порождаться вещи, которые или
опровержимы, или доказуемы, и соответствующие термины - "истинно", "ложно".
Но есть масса вещей, которые в этом онтологическом поле оснований вообще не
находятся. Приведу пример и на этом кончу.
действительности оно зависит от денежного мешка и проституировано. Это -
высказывание, препозиция. У препозиций или высказываний есть объекты, с
которыми они соотносятся. Допустим, мы не согласны с этим высказыванием, и
что мы делаем? Когда не согласны. Мы соотносим его с каким-то объектом. Но
дело в том, что это высказывание вообще не принадлежит к разряду препозиций.
Вообще не находится там, где в принципе могут применяться понятия или
термины истинности и ложности. Оно и недоказуемо, и неопровержимо, но
поддается анализу. Например, психоанализу или анализу по какому-то другому
принципу, скажем по тому, по которому можно анализировать алхимическое
мышление, которое в предметных терминах, т.е. в терминах описания объекта,
"изживает" некоторые внутренние, чисто индивидуальные состояния человека.
iniiaaiea, ii?i?aa?uaa oi, ?oi o?a aoaao iaeaaaou i?eciaeii enoeiiinoe eee
ei?iinoe e, neaaiaaoaeuii, iiaaaaaouny aieacaoaeunoao, iainiiaaie? eee
ii?iaa??aie?, oaeuneoeeaoee.
с какой-то новой стороны сумеем посмотреть на аналитический аппарат когито,
который строился Декартом, чтобы понять, для чего он строился и чего можно
достичь с его помощью.
зазоре, мы получили тройственно различенный (или, если угодно, трехтактный)
строй движения, его тройственное расположение как мирового акта (столь
нелепо и бессмысленно представленное Гегелем в его пресловутой эволюционной
триаде). Как:
всепронизывающего творческого (и произвольно-избыточного) присутствия;
опосредованное конечным воплощением бесконечного, имплицирующим понимание
бытия (без чего оно не могло бы и воспроизводиться); воспроизводство
свободных телесных и наглядных воплощений мысли, непосредственно этим же
воплощением высказывающей и "показывающей" свой смысл и истину события,
явленного (в феномене) и сбывшегося по своему понятию, без того, чтобы
приходилось идти к последнему, выходя за рамки самого материального
расположения явления, в котором мысль полностью прозрачна для самой себя и
"сама себя собой высказывает", "говорит";
символы, символизация ими действий или осуществлении, материально или
физически и психически невозможных, "немыслимых" (в том числе и в сфере
самого мышления - так сказать, "невозможное мышление"), но чисто духовно,
ненаглядно, умозрительно понимаемых - понимаемых символически и,
следовательно, независимо от предметного языка "воплощений", "феноменов".
на уровне (или, так сказать, на такте, шаге) творения нет законов. И то, что
удел человеческий (как в смысле действия в нем какой-то упорядоченности, так
и возможности что-либо высказывать осмысленно и законоподобно) заключен в
наглядно неуловимой расщепленности, зазоре "творение-воспроизведение", и что
лишь конечные написания бесконечного рождают формулируемые явления (как,
например, что хорошо знал уже Монтень, - справедливость возможна лишь после
закона). И то, что все это - необратимо, и тем самым пагубной оказывается
мания представлять, понимать представлением: после мы пытаемся себе
представить бывшее, думая, что совершаем акт понимания, или пытаемся понять
его представлением-образом, но в действительности оно должно умирать, чтобы
нисходил духовный смысл, который не только "веет, где хочет", но и требует
от нас, чтобы мы забыли всякий "образ" и всякое "лицо". Декарт, как
впоследствии и Кант, основывает возможность познания и воли человеческой
только на свободе. Даже в физике Декарта, когда идет речь о возрождении
мертвых материальных частей движения, образ должен умереть. Но сейчас
главное для нас - это то, что указанные моменты, будучи различными и
различенными, не только не разделимы, но и не могут быть поняты со стороны
или извне и обоснованы в своей возможности: мы - внутри, и все оказывается
за запечатанной дверью "тайны тайн", по Декарту, - союза "тела" и "души".
бытия, в данном случае - чуда мысли. В каком смысле? Невозможно, чтобы мысль
была, а она есть! Мы знаем, что в мире иногда бывает мысль (если под мыслью
понимать некоторое, особым образом упорядоченное состояние). Но то, что она
есть, и то, что она может длиться и воспроизводиться, - это все же чудо.
Ощущение этого чуда у Декарта все время выражается словами: "в момент, когда
подумаю", "каждый раз, когда случится мыслить", "теперь, когда внимателен" и
т.д. Все это имплицировано почти на каждой странице декартовских
размышлений. Трудно найти что-либо более захватывающее, чем это ощущение
чуда мысли как, во-первых, пребывания в каком-то усилии на пределе вообще
доступного человеку напряжения сил, "держании прямой линии"; во-вторых, чуда
такого пребывания в мысли и, в-третьих, последовательного упорства по
вытягиванию отсюда всех последствий, которые могут быть важны для всего
остального.
назвать сращением физического и мыслительного, и вводится Декартом очень
интересный ход мысли, связанный с его пониманием факта тайны и с новой
стороны освещающий нашу проблему. Здесь не научная проблема, разрешимая
пусть длинным и трудно установимым, но все же конечным набором логических
операций. Речь, как вы помните, о другом. Природа мысли - не проблема
позитивной науки, которая дает конечные ответы; ее реализация и
функционирование связаны в решающих точках с концентрацией усилия человека
или, говоря словами Декарта, с "моментом решения воли", а прослеживание
этого уходит в таинственные глубины "я", в тайну человека, в конце концов. И
таких тайн (для понимания), а не задачек для решения у Декарта много. Но
интересно, повторяю, что все они сходятся у него и как бы резюмируются в
одной, на них, казалось бы, непохожей, а именно - в тайне соединения души и
тела. Соединения, которое существует де-факто, есть совершенно особый и
выделенный факт, действующий практически, а вот объяснить его невозможно.
Невозможно дать его рациональную модель, хотя он сам и есть рациональность,
великое чудо рациональности, состоящее в том, что предмет в самом себе
содержит причину того, что он именно такой, а не иной. Но проявляется это
лишь при рассмотрении конкретного человека, который, например, своей мыслью
движет ногами и руками или у которого в "естественном свете" гармонически
(или, как сказал бы Монтень, a propos) cxoдятся факты или жизненные
обстоятельства" не соединимые вместе никакими целенаправленными и
Березин Федор
Марко Джон
Витковский Евгений
Березин Федор
Перумов Ник
Перумов Ник