смотрю под углом, я вижу, как все теснее громоздятся черные хлопья. Если же
смотреть вверх, они кажутся более редкими. И я вижу грандиозную корону с
черными розетками, возникшую над нашими головами.
хочу пробить стену. Я бросаю самолет в сторону. Он делает резкий рывок
влево, треща и вибрируя. Корона взрывов скользнула вправо. Я скинул ее с
моей головы. Я обманул орудия, они бьют теперь мимо. Я вижу, как справа
скопляются уже безвредные для меня разрывы. Но прежде чем я нажал другой
ногой, чтобы уйти в противоположную сторону, надо мной уже снова возникла
корона. С земли опять пристрелялись. Самолет, ухнув, вновь низвергается в
провалы. Но я опять всей тяжестью тела навалился на педаль. Я бросил, или,
вернее, рванул, самолет в противоположную сторону (к черту координацию!), и
корона съехала влево.
резко я ни двигал педалями, оттуда, спереди, на меня опять надвигается
ливень разящих копий. Корона опять нависает надо мной. Все мое нутро вновь
сотрясается от толчков. И, глядя вниз, я снова вижу это головокружительно
медленное восхождение направленных прямо на меня пузырьков. Непостижимо, что
мы еще целы. И все-таки я убеждаюсь, что я неуязвим. Я чувствую себя
победителем! Каждую секунду - я победитель!
победителей...
разрыве, в течение десятой доли секунды, я думаю, что моя машина
превратилась в пыль. Но она все еще повинуется управлению, и я поднимаю ее,
как коня, туго натягивая поводья. И тогда мне становится легче и меня
охватывает тайное ликование. Я не успеваю испытать страх, я чувствую лишь
физическую встряску, как от сильного шума, - и тут же мне даруется вздох
облегчения. Я бы должен сначала почувствовать толчок от удара, потом страх,
потом разрядку. Как бы не так! На это нет времени! Я чувствую толчок, потом
разрядку. Толчок, разрядка. Один этап отсутствует - нет страха. И я живу не
ожиданием смерти в каждую ближайшую секунду; я живу воскресением,
наступающим сразу вслед за секундой предшествующей. Я живу в какой-то струе
радости. В непрерывном потоке ликования. И вдруг мне становится удивительно
хорошо. Словно с каждой секундой мне вновь даруется жизнь. Словно с каждой
секундой я ощущаю ее все полнее. Я живу. Я жив. Я еще жив. Я превратился в
источник жизни. Меня охватывает опьянение жизнью. Говорят: "Опьянение
боем..." Но это и есть опьянение жизнью! О, знают ли те, кто стреляет в нас
снизу, знают ли они, что они нас выковывают?
Набирайте высоту!" Я еще раз измеряю на глаз расстояние, отделяющее меня от
облаков, и кабрирую. Еще раз опрокидываю самолет влево, потом вправо. Еще
раз бросаю взгляд на землю. Мне никогда не забыть этого зрелища. Вся равнина
сверкает короткими горящими фитилями. Разумеется, скорострельные пушки. Со
дна огромного голубоватого аквариума продолжают подыматься пузырьки. Пламя
Арраса льет багровый свет, как железо на наковальне; его обильно питают
подземные запасы, и пот человека, разум человека, искусство человека, его
воспоминания и сокровища, вздымаясь вверх, сплетаются в этом косматом
пламени и превращаются в гарь, уносимую ветром.
стрелы, прорывая снизу брюхо облаков. В последний раз я вижу землю через
последний из этих прорывов, когда облако уже окутывает меня. На мгновение
передо мной возникает пылающий Аррас, зажженный на ночь, как лампада в
глубине церковного нефа. Она горит во славу какого-то божества, но обходится
слишком дорого. Завтра она уничтожит и поглотит все. Свидетельство я уношу с
собою - образ пылающего Арраса.
пробьем облака. Сориентируемся где-нибудь по Сене.
Однажды ночью, на Рейне, восемьдесят прожекторов взяли Гавуаля в кольцо
своих лучей. Они воздвигли вокруг него гигантский собор. Начинается обстрел.
И вот Гавуаль слышит, как его стрелок тихонько разговаривает сам с собой
(ларингофоны не отличаются скромностью). Стрелок сам с собой откровенничает:
"Ну что, старина... Каково?.. Разве на гражданке такое увидишь?.." Он был
доволен, этот стрелок.
дышать. Теперь мне станет понятно множество всяких вещей... Но прежде всего
я думаю об Алиасе. Нет. Прежде всего я думаю о своем фермере. Значит, я
все-таки спрошу его, сколько у меня приборов... Обязательно спрошу! Я не
отказался от этого намерения. Их сто три. Кстати... Что там у меня с
указателями горючего, давления масла... Когда баки пробиты, за ними надо
следить. И я слежу. Резиновые протекторы задерживают течь. Прекрасное
усовершенствование! Я слежу также за гироприборами: это облако не очень-то
приветливо. Грозовая туча. Она нас здорово потряхивает.
ли он, что мы вернемся? В прошлый раз мы опоздали на полчаса. Полчаса,
вообще говоря, опоздание серьезное... Бегу к товарищам - они обедают.
Открываю дверь, сажусь на свое место рядом с Алиасом. Как раз в эту минуту
майор поднял вилку, на которую подцепил лапшу. Он уже собирался положить ее
в рот. Но он подскакивает, застывает с открытым ртом и смотрит на меня.
Лапша повисла на вилке.
расспрашивает летчиков о результатах полета. Он будет расспрашивать и меня.
Он будет смотреть на меня с угрожающим терпением, ожидая, что я открою ему
какие-то новые истины. Он вооружится бумагой и авторучкой, чтобы не потерять
ни одной капли этого эликсира. Мне вспоминается юность; "Кандидат
Сент-Экзюпери, как вы проинтегрируете уравнения Бернулли?"
букашка, насаженная на булавку.
кучу всяких вещей. Грузовики, баржи, танки, орудия, солдат, лошадей,
железнодорожные станции, поезда на станциях, начальников станций. Я же
наблюдаю под небольшим углом. Я вижу облака, море, реки, горы, солнце. Я не
вижу подробностей. У меня создается лишь общее впечатление.
XXII
плавать, как школьник у классной доски. У меня будет очень несчастный вид, а
между тем я не буду несчастен. С несчастьем покончено... Оно улетучилось,
как только засветились первые пули. Стоило мне повернуть назад на одну
секунду раньше, и я ничего бы не узнал о себе.
возвращаюсь к своим. К себе домой. Я похож на хозяйку, которая, обойдя
лавки, направляется к дому и думает о том, какими вкусными кушаньями она
порадует свою семью. Корзинка с провизией в ее руке раскачивается из стороны
в сторону. Время от времени она приподнимает газету, которой закрыты
покупки: тут все, что нужно. Она ничего не забыла. И она улыбается при мысли
о том, как удивит свою семью, и идет не спеша. Она поглядывает на витрины.
мне выйти из этой белесой тюрьмы. Я смотрел бы, как убегают поля. Впрочем,
действительно, лучше немного потерпеть: этот ландшафт отравлен. Там все в
заговоре против нас. Даже маленькие провинциальные виллы с их забавными
лужайками и несколькими дюжинами прирученных деревьев, похожие на нехитрые
футлярчики для наивных девушек, - даже они оказываются ловушками. Попробуй
спуститься ниже, и вместо дружеских приветствий тебя угостят артиллерийским
огнем.
майора была, конечно, правильная: "Дойдете до первой улицы направо и там, на
углу, купите мне коробку спичек..." Моя совесть спокойна. Спички у меня в
кармане. Или, точнее, в кармане моего товарища, Дютертра. Как это ему
удается запомнить все, что он видел? Однако это его дело. У меня заботы
серьезнее. По возвращении, если нас не ждет опять возня с перебазированием,
я вызову Лакордэра на поединок и объявлю ему мат. Он терпеть не может
проигрывать. Я тоже. Но я выиграю.
Он выпил, чтобы утешиться. Возвращаясь на базу, он забыл выпустить шасси и
посадил самолет прямо на брюхо. Алиас, который, увы, при этом присутствовал,
Шломо Вульф
Лондон Джек
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Посняков Андрей
Роллинс Джеймс